"Ожидание счастья неотделимо от счастья,
как тень моя от меня"
Аюна Аюна
На праздник, на восьмое марта, в доме внезапно рухнула труба. Не та, что на крыше дома, а та, что на чердаке идёт от печки до крыши. Только сгрохотало да пыль просыпалась на кухню. Дома в это время была восьмилетняя Полинка, да мать на кухне картошку чистила. Полинка огорчилась, что так праздничный день начался, занялась чем-то в своей комнате, но вскоре почувствовала сонливость. Прилегла на кровать, и сквозь сон услышала: "Беги к соседям, скажи, что я угорела". Кое-как девочка сползла с постели и побрела к соседям. Угар уже успел подействовать на неё, и если бы не мать, она бы и не проснулась.
Соседи жили через дом. Спотыкаясь на каждом шагу, шатаясь, как пьяная, Полинка брела по сугробам. Узенькая тропа уходила из-под ног, и девочка несколько раз упала в снег. Но мысль, что мать может умереть, если она не дойдёт, заставляла вставать и идти дальше. Как зашла в дом, уже не помнит. Только и вымолвила: "Мама там угорела, ей плохо". А мать уже следом идёт-торопится, за дочку переживает. Соседи вовсю хлопочут: виски девчонке нашатырным спиртом натёрли, по ягодке клюквы в уши сунули. Потом признались, мол, глядя из окно, подумали про неё: уж не пьяная ли?
На другой день пришёл печник и, пока Полинка была в школе, заново сложил трубу.
И припомнилось вдруг ей, что был уже похожий случай в её раннем детстве.
Мать не раз рассказывала, как в избе рухнул кожух у русской печки, и тоже на какой-то праздник. Как пришёл мастер по печам, "быстрёхонько кожух переложил, даже кусочка глины на пол не уронил, до того чисто сработал!».
А печник в деревне один - Михаил Пригожий. Имя его в деревне постоянно на слуху, и не только по поводу печей. Деревня небольшая, каждый человек на виду. А он – мастер на все руки. И тракторист, и плотник, и электрик, если понадобится. Помнится, и бабушка её рассказывала: «Лидия пригласила него радио починить, дак он заходит и с порога спрашивает: «Можно?» А я отвечаю: «Можно, да только осторожно!». В голосе бабушки звучали агрессивные нотки, Полинка чувствовала, что бабушка почему-то неприязненно настроена к этому человеку. Не раз она в разговорах упоминала его имя, и по всему выходило, что человек этот какой-то странный.
Что-то скрыто за этим, какая-то тайна.
Бабушка умерла год назад, и теперь девчонка часто сидит одна, дожидается мать с работы. Сумерничать в одиночестве скучно, и она бежит в соседний дом, к старикам Зыковым, прихватив печенюшек да конфет. У Зыковых обычно старушки собираются, пьют чай да играют в карты. Полинка у матери "одинака" – ни сестры, ни братика. Мать же на работе допоздна, придёт не скоро. А соседи всегда гостьюшке рады.
Хозяйка дома – маленькая, худенькая, за добрый нрав её зовут не иначе, как Аннушкой. Она уже согрела самовар.
– Старой! – зовёт она мужа Василия, – Неси-ко давай самовар на стол!
И «старой» тоже обращается к ней не иначе, как «стара», хотя им лет по пятьдесят пять, не более. Так принято в их семье, как и во многих других в этой деревне.
Василий ставит самовар на стол, да и сам сияет, что тот самовар, - полное, красное лицо, в мелких капельках пота, пышет жаром. Медный самовар начищен до желтизны. Полинка, конечно же, не упускает случая посмотреться в него – как в кривом зеркале, в нём отражается смешная выпуклая рожица. Девчонка не может удержаться от смеха.
– Рот до самых до ушей, хоть завязочки пришей! – тут же шутит кто-то из старушек.
Собравшиеся здесь пенсионерки: Настасья, Марья и Парасковья тоже пришли со своими «гостинцами».
Любят в деревне чай из самовара, водица из него «порато скусна, без накипели, потому как с речки принесёна». «Пей, Еремей, не болотна вода!» – приговаривает Аннушка, подливая девчонке на блюдце. В компании Полинка пьёт уже пятую чашку. А чтобы больше не наливали, надо опрокинуть чашку на блюдце кверху дном. Что она и делает.
Чаепитие заканчивается, начинают картёжничать, уже в компании с Полинкой. Играют в «подкидного дурака», и девчонка постоянно проигрывает. В шутку она хватается за голову, изображая отчаяние.
«Ой, это у нас Мишка Пригожой всегда за голову-то хватается!» – слышит она. Это Василий говорит, муж Аннушки. Любит он подшутить над девчушкой. Скажет: «Тебе палец покажи, так тебе и смешно!», – а Полинка хохочет-заливается. И опять за голову хватается при очередном проигрыше, чтобы добрых людей рассмешить… А старики весело её подначивают. Или вдруг вспомнят, как этот самый Мишка Пригожий на балалайке лихо играет, и запоют частушку про «балалайку, восемь струн…». Или заведут ещё какой-нибудь разговор о нём. И при этом на девчонку странно поглядывают, словно сказанное напрямую её касается. Словно Михаил имеет к ней какое-то отношение.
Не сказать, чтобы задевало всё это Полинку. Но застревало в её детском сознании, чтобы лежать там до поры до времени.
...Полинка учится во втором классе. Отца она знает только по рассказам матери. Зовут его Николай, он погиб на войне. Ко дню Победы учительница в школе составляет список солдатских вдов, и Полина просит включить в список и её маму. Мать часто вспоминает Николая, говорит, что любит его до сих пор. Но сейчас на вопрос дочери отвечает неохотно, говорит, что умершие от ран в списках погибших не числятся. Перебирая старые фотоснимки, Полинка ищет фото отца, но, похоже, его просто нет. Зато есть фотографии друзей матери, подписанные ей на фамилию Николая.
Работала Лидия в годы войны в далёкой деревне Ичалки Горьковской области. Здесь, возле извилистой речки Пьяны, и зародилась их с Николаем любовь. А у матери, по рассказам, была ещё одна дочка. Малышка прожила совсем недолго, причины её смерти непонятны, да и говорить об этом, похоже, матери трудно.
Работает Лидия зоотехником, с работы приходит поздно, зимой уже затемно. По узеньким тропинкам идёт с керосиновым фонарём "Летучая мышь". Работа в животноводстве такова, что каждый день что-нибудь случается. То свет отключат из-за поломки и приходится людей звать, чтобы подоить стадо вручную, то сторож ночной запьёт, на работу не выйдет. Вот и вчера пришлось поздно вечером идти искать замену. "Хорошо хоть Полинка дома одна не боится, - радуется она. - С бабушкой, царство ей небесное, хорошо внучке было и мне спокойно, бабушка, бывало, всегда дома, шьёт да песни поёт. Да истории из своей жизни рассказывает...
Учится дочка вроде и неплохо, да вот беда, очень уж застенчива. Зато после школы как убежит на горушку к ребятам, так до темна на санках катаются. Вон, валенки совсем прохудились, надо снести Пригожему, за вечер подошьёт. Подрастает дочь, того и гляди про отца спрашивать начнёт. А в деревне шила в мешке не утаишь..."
А Поле долгими зимними вечерами так одиноко! Отца забрала война, бабушка умерла. Нынче она совсем сиротина, ведь нет у неё ни сестрёнки, ни братика. Как не завидовать соседям, у которых есть и мужчина в доме и детишек прибавляется год от году. Когда у тех последний ребёнок родился, Полинка расплакалась: "Почему им медичка в чемоданчике ребёнков приносит, а нам нет?" И она коротает вечера в обществе кошки, матерь с работы дожидаючись. А ещё часто думает: "Вот был бы жив отец, он обшил бы углы у дома. Вон как у соседей красиво дом смотрится. И рыбы наловить некому. Плохо без отца".
Но в последнее время в её голове "неизвестно что творится". Так сказала бы мать, если б узнала, да Поля даже под большим секретом никому о том не рассказывает. О том, что её внезапно посетила любовь. И зовут его Колька, Николай. "Красивое имя, думает девчонка, - как у моего отца". Любовь вроде детская, а думы о нём с утра и до вечера. Как лихо Колька на лыжах катается, все самые крутые угоры им покорены! И она представляет его героем недавно прочитанной повести Короленко "Дети подземелья". Смелым и отважным, добрым и сильным. Такой он и есть. А вчера случайно остались в классе вдвоём, так сидела ни жива ни мертва, даже дышать рядом с ним боялась...
* * *
В детстве время летит незаметно, каждый день в радость. Трава зелёная появилась – счастье, а ну, скорей по проталинам босиком бегать, река разлилась – давай после школы на лодке кататься. Поле уже тринадцать, и учится она теперь в соседнем селе, за семь километров. Школьники живут в интернате, домой ходят только на выходные. И сегодня ребята идут домой, выбрав дорогу через лес. По дороге шутят, смеются, любуются весенней природой. И вдруг один из парней, приезжий (свои-то, местные такого никогда бы не позволили) начинает приставать к Полинке с вопросом: «А вот чья ты дочь?» Помолчит, и опять: «Чья ты дочь?» И смотрит нагло, насмешливо. Поля не понимает вопроса, молчит. Тогда он называет хорошо известное ей имя...
Девчонку трясёт от возмущения такой наглостью, смысл сказанного с трудом доходит до неё. Домой она прибегает в слезах, жалуется матери на нахала, а потом прямо спрашивает, правда ли это? Мать всё отрицает, переводит разговор на хозяйственные заботы, и недавняя Полинкина обида постепенно тает.
О перипетиях взрослых отношений девчонке размышлять ещё рано. Ей непонятно, как может чужой человек, у которого своя семья, быть её отцом. И она выбрасывает непонятную тему из головы. Как не задумывалась до сих пор о том, что Николай, муж мамы, не мог быть её отцом, ведь родилась она через десяток лет после войны.
Став старше, задаёт она вопрос об отце своей тётке – сестре матери, и та начинает витиеватый рассказ, что был-де у матери некий милиционер из райцентра, но давно уже умер. Вот он-то и есть её отец. Как говорится, в ответ на одну загадку – другая, да и эта, поди, не последняя. Долгое время Полинка верит в эту версию, даже подумывает поехать в райцентр, чтобы узнать хоть что-то. Но время идёт, лето сменяется осенью, зима – весной, хватишься – а уже и детство позади, вот тебе уже и шестнадцать.
Весна кружит голову, волнует, звон ручьёв слышен даже через закрытые окна, апрельский день расточает солнце. Сегодня мать провожают на пенсию. Накрыты столы в большой комнате, гости произнесли уже не один тост. Полина за стол с гостями не садится, она подаёт с кухни необходимое: новые блюда, бокалы, соль…
Освободившись, она через открытую дверь наблюдает с кухни за гостями. Гости поют старинные песни. Прямо напротив двери сидит хорошо знакомый ей Михаил Ефимович Пригожий. Он играет на гармошке, поёт, застолье дружно подпевает. Потом заходит речь о балалайке, на которой он тоже мастер играть. Полинка подаёт ему балалайку, которую она выпросила у матери, чувствуя сильнейшее желание научиться играть. Ещё в раннем детстве волновали её звуки гармошки и балалайки, долетавшие издалека во время праздничных гуляний... За такой вот балалайкой Михаил когда-то в молодости пешком сходил в райцентр, за пятьдесят километров.
Залихватски запевает он свою любимую «Не прошёл бы-то я да по этой деревенке…»
Девушка смотрит на него… что-то в нём её смущает, но что? Может быть, что-то невысказанное во взгляде? Она, конечно, не задаётся этим вопросом, но чувствует, что её тянет вновь и вновь смотреть на этого мужчину… и вдруг… смутная догадка… и словно вспышка молнии: «Отец… это же мой отец!»
Эта мысль смущает и радует, переходит в ощущение неизбывного счастья. Полинка вновь и вновь появляется на пороге комнаты и любуется отцом, и он это чувствует, и только артистичней играет и поёт, и смотрит невыразимым взглядом…
Жизнь словно озаряется ярким светом. Девушка не ходит по земле – летает. Все мысли – об отце, и в это верится так безоговорочно, что сомнениям просто нет места. А весна одаривает теплом и солнцем. Разлилась речка, пахнет водой и молодой травой, купальницами. Травничок кричит «Травы, травы!», на соснах по угору золотится кора, чешуйки её похожи на луковую кожуру, их так и хочется погладить, прижаться к ним щекой. Всё вокруг будит в душе неясные стремления и желания… Полинка ищет встречи с отцом, а встретив его на дороге, просит зайти к ним и помочь установить фотоувеличитель – она занялась фотографией, о чём давно, ещё лет с шести, мечтала. Отец заходит, с шутками-прибаутками, ему не сложно выполнить её просьбу. Девушка счастлива, счастье буквально переполняет её… Слова сами складываются в стихотворные строки: "...Вот дверь открыл он и вошёл – отец, и всё во мне плясало!" Одна из подруг, старше Полинки на три года, вдруг заводит с ней разговор, мол, она бы ненавидела такого отца, потому что не помогал тот её матери дочку растить. Но Полинка уже достаточно взрослая, чтобы иметь своё мнение, и ничто не может омрачить её счастья.
Незаметно проходит лето, вот и осень заиграла красками. Радость и грусть переплелись, взяли душу в полон. Зовущие крики птиц, тяжесть рябиновых веток… Дорога в школу лугами, уставленными копнами сена, тропинка вдоль цепи озёр, от которых так и веет чем-то сказочным. Как на ковре: лазурная вода, кувшинки с овальными листьями,- того и гляди, русалка из воды вынырнет...
Вспоминается Поле, как зашла она однажды к соседям, а там как раз посиделки были у старушек, и тут же они завели разговор про Михаила: "Пригожий-то на озёрах наших русалку летось видел… Така красовита, а волосишша-то до земли распушшены…"
По дороге Полинка срывает ветку рябины, дома ставит её в вазу на подоконник. Ягоды – в каплях прошедшего недавно дождя. Смутное волнение переполняет душу, хочется его как-то выразить. Она очень любит рисовать, и сейчас чувствует прямо-таки неудержимое желание взять в руки карандаш и краски.
Лёгкими штрихами превращает на бумаге задумку в набросок. Касаниями кисти наносит краски, стараясь передать оттенки и полутона. Но этого мало, и чувства переплавляются в стихотворные строки:
«Я рисую ветку рябины –
Красную на фоне тёмного окна…
Я рисунок этот посвящаю
Своему отцу…»
За окном темнеет. Отодвинув штору, девушка смотрит на звёздное небо, ей чудится звон небесных колокольцев. И эта музыка сейчас во всём, всё пропитано светлой грустью, переполняющей сердце, вкладываемой в каждый штрих рисунка, в полутона красок. Как отец далёк от неё, как неразделимо близок!…
«…Я выключаю свет. На фоне белой шторы
Рябина – просто тёмный силуэт.
И с музыкой переплетаясь, листья
Свисают так светло и беззащитно,
И я отцу картину посвящаю,
И музыку, и осень, и любовь
Перенести пытаюсь на бумагу».
И Полинка решает сходить к Михаилу домой, чтобы задать ему главный вопрос.
Тропинка через поле приводит её к знакомому дому. Сюда часто приходила она в детстве поиграть с подружкой – младшей дочерью отца, - они вместе в школе учились. Конечно, видела и его, и его жену, Анастасию. И на совхозной ферме часто её встречала, когда с матерью там бывала, – работали они вместе, мать была зоотехником, а тётя Настя – дояркой. Работали дружно, и Полинка никогда не предполагала, что каким-то образом связана с семьёй Пригожих.
Ей повезло: Михаил дома один. Настасья, должно быть, ушла в сельмаг. От волнения Полинку бросает то в жар, то в холод. Он, конечно же, сразу догадался о цели прихода:
– Ты ведь, наверное, не просто так пришла?
– Конечно. А правда, что ты – мой отец? – спросила она сходу, напрямик, как в воду прыгнула.
– Да, люди говорят, что ты на меня похожа… Я не раз у твоей матери спрашивал, да она не говорит, – отвечает он какой-то загадкой.
Он тоже взволнован. Приглашает её в комнату:
– Ну, посмотри хоть, как я живу! А когда мы с жёнкой сошлись, ничего не было, пустые стены да посередине комнаты три чурбака: большой – вместо стола, два поменьше – табуретки. Как говорится, в кармане – вошь на аркане, блоха на цепи. Комод да гардероб я тогда из ящиков сделал... Трудно жилось, пробавлялись одной картошкой да хлеб пекли из жита... Да, жизнь изменилась... а ведь было время, что и милостину просить приходилось.
На полках в шкафу – множество книг, отец любит читать, много знает.
Полинка спрашивает, нет ли у него в запасе фотоплёнки. Этот повод она придумала на случай, если тётя Настя окажется дома.
– Есть где-то. На вот, бери, мне всё равно не нужны, – подаёт он ей пару упаковок плёнки.
В этот момент возвращается Анастасия, пора уходить, Полинка торопливо благодарит Михаила и прощается.
В душевном смятении бредёт она по изрытой дороге, в тусклом свете далёких фонарей, ощущая на лице прикосновения летящего навстречу снега…
Отец принадлежит не ей. У него своя семья, и вправе ли она, Полинка, врываться в чужую жизнь, нарушать её мир и покой? Наверняка своих родных отец убедил в том, что не имеет никакого отношения к Полинке. Конечно, это обидно, но лучше сдержать свои чувства, ради дальнейших добрых отношений.
Не раз ещё в тоске сожмётся сердце, непрошеные слёзы отуманят взгляд…
Вот и тётка, сестра её бабушки, незадолго до ухода в мир иной просказалась, что ещё в ту пору, когда Полинка в зыбке качалась, Михаил продолжал к матери «ходить». Дом-то их на краю деревни, и войти в него можно не только через главные ворота, со стороны деревни, но и через дровяник, с другой стороны. Идя по тропинке с работы, Михаил незаметно для соседей сворачивал к Лидии. Да разве укроешься в деревне от всевидящих глаз?
* * *
Закончив десятый класс, Поля уехала учиться в далёкий северный городок. С первых занятий начав получать пятёрки, вскоре стала отличницей. Вдали от родины девушка с нежностью вспоминает родную деревню, часто видится ей дом, занесённый снегом, с окуржавевшими стенами, мать, коротающая одинокие вечера за книгой. Дважды в неделю Поля отправляет ей письма. Скорей бы летело время! И, к радости отличников, им разрешают сдать зимнюю сессию на две недели раньше!
Далее - ожидание вылета в холодном аэропорту, и самолёт мчит её домой. А там недолгая дорога через лес - и Поля уже идёт деревней, вся в ожидании, когда же покажется родной дом.
А дома-то какая красота! И фотоаппарат, подаренный подругами на восемнадцатилетие, при ней и очень даже кстати, знай ходи, снимай на плёнку зимние красоты! И кучу пластинок новых мать накупила к приезду дочки. Да только радиола вдруг сломалась. Как быть? Пришлось пригласить приезжего парня, Валерку, мастера на все руки. Полинка сидит тут же, смотрит, как парень копается в проигрывателе. Они случайно встречаются взглядами... А потом слушают "Ветер северный", Далиду, "Листопад" Валерия Ободзинского... Валерка рисует ей что-то в альбоме, а уходя, просит её дать адрес.
Но что это? Ветер северный ворвался в её душу, закружил и вознёс девушку над землёй....
Валерий писал ей коротенькие письма, совсем простенькие. Но сколько волнения они приносили, не передать! "Милая Полинка! Ругай не ругай, а я буду звать тебя милой!" - писал он. Писал, что после рождения мать оставила его в роддоме, и его кормила своим молоком какая-то женщина. И вот она прислала ему письмо. "Как мне называть эту женщину?" - спрашивал он. Ещё писал, что служил в армии подводником, а в деревню приехал со стройотрядом. И первое "целую" на почтовой открытке, от которого её бросило в жар...
Полинка ждала лета, и оно, наконец, пришло. В начале июля студентов отпустили на каникулы.
Валерий встретил Полю на пристани, с букетиком цветов вероники, сорванных возле лесной дороги, по пути на пристань. "Ты сама, как этот цветок - такая неприметная на первый взгляд," - сказал он ей тогда...
По дороге расспрашивал об учёбе, рассказывал и о себе - как служил на подводной лодке связистом, а после армии ещё и водолазом работал.
За лето всего несколько встреч у них случится, но помнить их она будет всю оставшуюся жизнь.
Особенно эта гроза. Молнии с жутким треском чиркают по небосводу. Но вот хлынул отвесный ливень! Они с Валеркой, обнявшись, сидят на крыльце, а ливень хлещет по крыше, низвергается с поточника, оплёскивает их весёлыми брызгами. Поцелуи уносят в бездну, время останавливается… "У меня в Северодвинске была девушка, - говорит он, - Людка, такая же красивая, как ты. Однажды она пришла ко мне на подводную лодку... У нас есть сын, Алёшка".
В глазах его пляшут весёлые чёртики… «Тебе принадлежит мой первый поцелуй!"» – говорит ему Поля. «Вот за это спасибо тебе, милая!» – отвечает он. «Полинка, Полюшка» – никогда её имя не звучало так ласково, разве что мать его так произносила..
А Лидия просит Валерку то дрова распилить, то крыльцо отремонтировать. Да мало ли мужской работы в доме? И у того любое дело в руках горит. "Как похож он на моего отца! - думает Поля, - такой же красивый и руки золотые. А ещё поёт, играет на гитаре и прекрасно рисует". Но вот беда, парень слишком любит выпить, и вскоре мать решительно заявляет Поле, что категорически против их дальнейших встреч...
Рано он появился в её жизни, слишком рано! Появился, чтобы вскоре исчезнуть из неё навсегда...
А пока конец сентября, и в деревне отмечают праздник Воздвиженья. Этой осенью молодёжь решает собраться на вечеринку у кого-нибудь "на фатере", и лучший вариант - у Полиных соседей. Слух моментально облетел деревню. И вот уже притащены откуда-то и поставлены длинные дощатые столы и скамейки, найдена почти «доисторическая» радиола на батарейках.
К вечеру собралась полная изба парней и девчат, и пошло веселье! В одиннадцать часов ночи электричество в деревне отключили, но молодёжь не отчаивались: зажгли припасённые заранее керосиновые лампы, отчего в комнате воцарился какой-то особый уют. Валерка сидел напротив Поли и играл на гитаре, все дружно пели. Веселье было в полном разгаре, радиола на батарейках исправно работала, музыка вовсю играла. Весь вечер Полина с Валеркой танцевали, а в перерывах выходили на улицу, где в лунном свете он уже только для неё пел под гитару, наполняя музыкой ночь...
Дни невозможного, пронзительного счастья! Как хотелось девушке признаться ему в любви! Но заветные слова так и остались не сказанными. Не пристало девчонке первой признаваться в любви. И однажды зашёл он к Поле с рюкзаком, набитым чем-то неподъёмным. Немного посидев, засобирался. И как-то странно, с грустным упрёком прозвучали его слова: «Валерка не может надеть рюкзак, а Полинка даже не догадается ему помочь», – как будто уходил он навсегда. Так и вышло…
Он был непонятен ей, этот красивый городской парень, выросший без дома, без семьи, но при этом бесподобный юморист, а по выражению матери, "вахлак" и "забулдыга", и вся деревня, казалось Поле, осуждала её за любовь к нему... Понятно, что не любил он Полю, но всё равно обида на мать на долгие годы легла ей на сердце тяжким грузом.
Уже после их расставания, после его отъезда неизвестно куда подошла к ней женщина из дальней деревни, Марья Проничева, у которой он квартировался, и Полинка услышала неожиданное: "Валерушка... жалела я его... Говорю, давай рубашки-то тебе постираю... Жена хотела к нему приехать с ребёнком, ждал он её, да не дождался, передумала, видно... А он развлекал нас вечерами - то на гитаре играет да поёт, то анекдоты рассказывает..."
И таким теплом окутало Полю, такой любовью, что сердце защемило...
Годы спустя станет она его искать, но встречи так и не случится, поиск не даст результатов. След оборвётся где-то в Ялте...
Спустя два года, сдав досрочно очередную зимнюю сессию, Поля спешит домой, на каникулы. Доехав на автобусе до соседнего с деревней посёлка, дальше идёт пешком. День клонится к вечеру, в три часа уже сумерки. Дорогу через лес Полинка преодолевает в мечтах о встрече с отцом. Ей вспоминается «Олеся» Куприна. И, подобно героине повести, приближаясь к дому Пригожих, начинает она представлять: вот отец подумал, что надо выйти на улицу, вот одевается, вот идёт к двери, выходит на крыльцо… Так и вышло (не чудо ли?): Михаил вышел на крылечко именно в тот момент, когда Поля поравнялась с его калиткой. В волнении поздоровалась, назвав по имени-отчеству (ей нравится звучание его имени, да и не решилась бы она назвать отцом, а тем более совершенно чужим для неё, домашним словом «папа»).
– Здравствуйте, Михаил Ефимович! А я вот на каникулы приехала! – весело крикнула девушка.
– Поля, дак это, никак, ты? А я в сутемёнках-то и не признал сразу, но чую: говоря-то наша, деревенска!
– Да, я на две недели домой, сессию сдала досрочно.
– А я всю неделю один жил, жёнка в город ездила. Вчера только воротилась, – в голосе его чувствуется усталость, – я и корову обряжал, и еду готовил, ухайдакался весь с этим хозяйством. Надо бы ещё дров на истопель занести, – жёнка завтра пироги печь наладилась.
"Да если б знать, приехала бы на два дня раньше, – думает Полинка,– была бы возможность спокойно поговорить".
– А ты не мог бы подарить мне своё фото? – решается, наконец, девушка попросить о давно желаемом. – Я видела у матери в ридикюле старый снимок с твоей подписью: «Я останусь верным другом». Ты подарил ей, когда я уже родилась. Ты там такой молодой!
– Но как же я передам тебе эту фотографию?
Они стоят возле поленницы дров, и Полинка предлагает:
– А ты положи её в поленницу, вот сюда! Я вечером приду и заберу.
Понятно, что передать фото из рук в руки не удалось бы, ведь дома он был не один.
Вечером Поля отыскала в указанном месте среди дров драгоценный свёрток. В газете лежало фото, подписанное ей отцом. Прижимая его к груди, девушка отправилась домой.
На другой день она, набравшись смелости, отправилась к Пригожим в гости. В деревне зимой остаются одни пенсионеры, и гостям все рады. Да и всегда она к ним в гости ходила, пока их младшая дочка дома жила.
На этот раз у них сидит соседка, а Михаил Ефимович рассказывает истории из своей жизни, поучительные и смешные...
Жаль, что всё рассказанное сразу забылось, поскольку слушала Полинка в огромном душевном волнении…
* * *
Поля часто навещала родной дом. У неё уже была семья и работа в соседнем районе. Мать мучила депрессия, всё виделось ей в мрачных тонах. Когда Поля посылала ей лекарства, она чувствовала себя намного лучше, радовалась жизни. Заботилась об оставшихся в деревне одиноких старушках – топила баню по субботам, чтобы они могли помыться, приносила продукты из магазина, пока тех не увезли к себе дети.
В конце восьмидесятых материн дом сгорел из-за плохой проводки. Лидия проснулась ночью от ужасного треска – это трещал на крыше горящий шифер. Коридор был уже объят пламенем. Она чудом успела выскочить.
Михаил Ефимович, как порядочный человек, приютил её на время, виня себя за то, что до пожара Лидия обращалась к нему, как к электрику, по поводу плохой проводки, а он ответил, что, мол, нет роликов, купи, так я проводку заменю. Но ролики купить нигде не удавалось, время шло, и произошло несчастье. А потом Пригожий, как депутат, добился, чтобы Лидии дали квартиру в совхозном домике.
Полине очень хотелось побывать на родине, да попажа была не проста: почти сутки теплоходом, да ещё семь вёрст от пристани пешком. Ждала, когда подрастут дети.
Но вот, наконец, июльским днём с семьёй она приехала навестить мать, в тайне, конечно же, надеясь повидаться с отцом. Выйдя как-то на улицу, она увидела вдали на дороге знакомую фигуру. Сердце ёкнуло: конечно, это Михаил идёт из магазина и как раз по тропинке мимо их домика. С ним какая-то девочка. Вот они подошли ближе... Полина, даже не задумываясь о том, что рядом посторонний человек, не могла сдержать нахлынувших чувств, бросилась к отцу на шею, они обнялись, говорили какие-то слова… Слава Богу, мать не видела этой сцены.
Быть причиной неприятностей для отца Полине тоже не хотелось, – не из тех она, кто идёт к своей цели по головам. Но рассуждать – одно, а делать – совсем другое. Все чувства у Полины носили характер страсти. Она пока не осознавала, что такие бурные выражения чувств могут привести к совершенно противоположному результату. Но влечение к отцу в тот миг оказалось столь сильно, что бороться с нахлынувшими чувствами она была не в силах.
Теперь Михаил посылал к праздникам открытки, но в них – ни слова личного, никакого намёка на родство. А ей очень хотелось, чтобы он назвал её дочкой или хоть как-то дал понять, что они не чужие. В свой следующий приезд на родину Полина твёрдо решила поговорить с отцом. Ведь даже по телефону с ним пообщаться у неё нет возможности. Когда она звонит, трубку всегда берёт тётя Настя и отвечает, что Михаила нет дома: то ушёл кому-то печь класть, то – дом помочь поднимать или баню строить… любая работа ему по плечу и к рукам. Конечно, Поля очень гордилась этим. В честь отца Михаилом назвала она младшего сына.
Как часто вспоминала она дом и досадовала на себя, что не смогла предупредить трагедию. Дом был для неё всем. Дом хранил много тайн. Особенно старый комод. Поля никогда не просматривала, что хранилось в его ящиках. Кроме своих платьиц и альбома с фотографиями. Но всё равно однажды у матери пропала большая купюра - десять рублей из двадцати, спрятанных между бельём, и Лидия во всём обвинила дочь. Поля тогда впервые очень сильно обиделась на мать. Впрочем, их отношения никогда не были прекрасными. Вспомнилось, как однажды мать заявила, что за непослушание сдаст Полинку в детдом. Это потрясение ударило как обухом по голове. Девчушка, всерьёз приготовясь к отъезду, надела своё любимое синее, в мелкий горошек платье и лежала ничком на постели, утопая в потоках слёз. Предательство лишило её сил. Она плакала тихо, не вытирая слёз, которые всё лились и лились, обильно смачивая подушку...
Мать, замотанная на работе, скорее всего, и не догадывалась, какая трагедия разыгралась в душе ребёнка, какую боль девчушке пришлось пережить.
В детдом её, конечно, сдавать никто не собирался, время шло, раны затягивались. Комод стоял неприкосновенный, с его нераскрытыми тайнами, и в конце концов всё погибло в огне... Успела Поля только немного почитать старый материн дневник. Девушка искала сведения о погибшем на войне Николае - своём названном отце, но почти ничего не нашла. Читать приходилось с помощью зеркальца, потому что слова были написаны чернильной ручкой и сразу же промокались на следующую страницу, сохранивший текст получался в зеркальном отражении, а оригинал удалялся.
* * *
Осенью Полина приехала на родину, чтобы забрать мать к себе на зиму. Кроме того, она решила, что в этот раз обязательно исполнит задуманное – расспросит отца обо всём, поскольку от матери ничего за всю жизнь не добилась.
После нескольких пасмурных дней завыяснивало, пришло тихое, тёплое бабье лето.
Заранее всё продумав, Поля поглядывает в окошко, чтобы не пропустить момент, когда отец пойдёт в магазин. И вот вдали показалась его слегка наклонённая вперёд фигура, своей обычной стремительной походкой отец идёт в направлении деревенского магазина. Схватив сумку, Полинка отправляется туда же, но другой дорогой.
Магазин находится в соседней деревне, за речкой, дорога ведёт её по угору, мимо дремучих елей и разлапистых сосен. Сколько счастливых минут в детстве и юности провела она возле этих ёлок и сосен, собирая летами с подружками землянику да и просто любуясь причудливыми кронами и открывающимся отсюда видом на деревню! Заканчивая восьмой класс, готовилась здесь к экзаменам – зубрила билеты. Поверяла этим соснам сердечные тайны, когда пришла любовь… Запахи осени будоражат душу, внизу, в подугорье, просвечивают сквозь листву переливы прохладной речной воды… Как жаль, что так редко приходится здесь бывать!
…В магазине, как ни странно, нет ни одного покупателя.
– А где весь народ-то? – спрашивает Полина у продавщицы.
– Так в совхозной мастерской сегодня собрание, все туда и ушли.
Ну что ж, в гараж – так в гараж! Полинка вошла в помещение мехмастерской и скромно встала у двери. Отец уже сидел на скамейке, в окружении односельчан (он все эти годы был депутатом сельского совета) и горячо говорил о проблемах деревни, предлагал способы решения проблем.
Ничего-то у Полинки в памяти не сохранится, кроме его лица, его родного голоса, хотя впитывала она каждое мгновение, ловила каждое слово…
Наконец, собрание закончилось, и народ направился в магазин. Полинка пришла немного раньше Михаила, стоит в очереди, а он разухабисто шутит с деревенскими жёнками, намекая на то, что он уже не молод, но обнять их не откажется. Жёнки весело отвечают на шутки. Отоварившись, Полина выходит на улицу, ждёт. Вот и отец выходит на крыльцо:
– Пойдём вместе!
И они идут всё по той же тропинке, по высокому угору, мимо полыхающих на осеннем ветру рябин и величественных сосен, мимо речки под обрывом и деревни на том берегу… Полина, осмелившись, берёт отца под руку, не в силах противиться желанию прижаться к нему, желая только одного: чтобы эта дорога тянулась как можно дольше… Что это? Голос крови?
Такую же сильную связь чувствует она с родной землей, каждую зиму мечтает о лете, чтобы приехать домой, упасть в траву и плакать от счастья, и желать унести с собой всю эту красоту, родную с детства, – с собой на чужбину…
О чём они говорят? Слова едва доходят до сознания. Голос витает где-то в воздухе и растворяется за пределами пространства… Родной, родной…
– А я ведь к матери твоей долго ходил… Приглянулась она мне сразу, как только в деревню воротилась. Да она за меня не пошла.
Я к тому времю уж три раз женился. Перва жёнка умерла при родах. Вдругорядь женился, да недолго пОжили, она от меня ушла. В третий раз взял жену из своей деревни, – думаю, если и уйдёт, так недалёко. Мати меня жениться заставляла. А тут Лида приехала, влюбился я в неё шибко. Уж больно красивая была…
Я ведь ей сам посоветовал ребёнка родить, когда она просказалась, что надо, как видно, из детдома взять…
Да обидела она меня. Другой у неё был, Николаем звали, цыган с посёлка. Жил один, а в дому стол да кровать, да пустые стены... Вот и отчество тебе в честь него, видно, дала… Нету его уж давно в живых...
Полинка слышала, конечно, кое-что об этом человеке, вспомнились оброненные вскользь намёки, опять ожили в душе сомнения.
Верит она и словам отца, знает, что любил он её мать. У неё есть его фотография, взятая тайно из материного ридикюля, где его рукой написано подтверждение этим словам. Судя по дате, указанной на фото, Полинке тогда был уже годик…
И вдруг отец озадачивает её вопросом:
– А зачем я тебе?
Онемев от неожиданности, она смотрит на него с недоумением.
– Помогать я тебе не могу, – в голосе Михаила явно чувствуются насторожённые нотки.
– Да что ты, какая помощь! Да я сама готова тебе помогать, если надо будет! – горячо возражает она, хотя вопрос её задевает, кажется странным и обидным. Конечно, если бы понадобилось, она отдала бы последнее…
– А я боялся, как да тебе только деньги и нужны, – светлеет он лицом.
Видимо, его жизненный опыт заставил опасаться этого. Но поняв, что чувства дочери бескорыстны, Михаил не скрывает радости. И Полина понимает его. Пусть деньгами он и не помогал её растить, но по натуре всегда был человеком душевно щедрым, весёлым, отзывчивым. И мать часто обращалась к нему за помощью. Но сильна, видно, обида на Лидию, если помнит о ней столько лет.
Они уже подходят к деревне, пора прощаться, и вдруг – резкая перемена:
– Так значит, ты моя дочь! Давай хоть обнимемся на прощание!
И не успевает Полинка опомниться, как отец заключает её в объятия – и вдруг целует в губы, целует так страстно, похоже, уже не как дочь, а как женщину, как дочь любимой когда-то женщины и ту женщину одновременно. Так, наверно, целуют в первый и последний раз. Всё происходит так быстро, что Полинка не успевает даже осознать произошедшее, – они прощаются и расходятся в разные стороны… В руке у неё остаётся сорванная у дороги рябиновая гроздь… Машинально Полина пробует ягоды на вкус, – горечь спелых ягод почти не ощутима по сравнению с горечью душевной…
* * *
Молодая женщина в замешательстве... вместе с тем, она испытывает настоящее потрясение, – странные, смешанные чувства от этого – не совсем отцовского, как ей кажется, поцелуя. Ведь и для неё Михаил не только отец, но и самый лучший на свете мужчина, любимый и … недоступный. Читала она, что такие чувства вполне естественны, если отец никогда не был рядом. А может быть, он воспринимает её так же? Вопреки всякой логике, видит в ней дочь и женщину одновременно? Может быть, она невольно спровоцировала его, взяв под руку, сама под воздействием его обаяния? Её словно током тогда било, и наверняка он это почувствовал. Да если учесть его импульсивный характер, горячий и страстный… Ведь, по словам тётки, в молодости на гуляньях он был «такой винтовой»!
«А может, он и не отец мне вовсе? – опять приходит ей в голову настойчивая мысль. – Отцы так себя не ведут!»
Да нет, отец, конечно, и она гордится им. Высокий, широкоплечий, красивый – во всём соответствует своей фамилии – Пригожий. Не пьёт и не курит. Работал то главным механиком, то управляющим отделением совхоза, да и теперь в центре жизни. И хозяин хороший, и отец заботливый. Да разве это главное? Будь он даже пьяницей, разве она любила бы его меньше? Ведь от голоса крови, от чувства родства никуда не денешься, его даёт нам судьба. Посылает любовь безусловную, всепрощающую, и нет смысла задаваться вопросом, зачем девушке или взрослой женщине отец.
И всё-таки очень приятно, когда отец ещё и человек незаурядный, интересный! Сколько всего он знает! Лектор с лекцией в село, а Пригожий его – вопросами да репликами – в угол. Жизнь-то знает не понаслышке, на войну в семнадцать лет ушёл. Уважаемый всеми человек. О каких-то других романах, кроме как с её матерью, Полина слыхом не слыхала, ведь если бы они были, в деревне народ без конца бы это перелопачивал. Странная эта мать, вот она бы, Полинка, на её месте от такого мужа не отказалась…
И в то же время молодая женщина понимает, что мать, может быть, и не могла глубоко полюбить его, потому что он был на шесть лет моложе. Хотя, несомненно, не могла не откликнуться на его чувство. Да и совесть, наверное, не позволяла разбить семью, отняв отца у детей.
А как же быть с ребёнком? В деревне ведь шила в мешке не утаишь, любые отношения у всех на виду. Вот и завела мать другого, чтобы запутать сплетников и скрыть истинное отцовство, не причинять боль родным любящего её человека.
И происхождение отчества хоть так объясняй, хоть этак. Сомнения нет-нет да и мучают Полину, не давая ей до конца поверить в то, во что хотелось верить больше всего. "Впрочем, – рассуждает она, – ничего цыганского в моей внешности нет…"
Цыган же какое-то время спустя женился на более молодой и свободной. А вскоре и вообще ушёл из жизни – утонул в шторм, рыбача на лодке в половодье. Так и прожила Лидия одна всю оставшуюся жизнь, обращаясь к Михаилу, если надо было, к примеру, валенки подшить или отвезти до пристани на лодке, или косы наточить-отбить. Тем более, что гражданский брак Михаила и Анастасии был, наконец, узаконен. Что ж, выбор был сделан.
"А люди-то говорят, что похожа…", "Так выходит, ты – моя дочь!…», – без конца прокручивала в памяти Полинка слова отца, в то же время осознавая, что он никогда не считал и не считает её своей дочерью. Вспоминается слышанное от бабушки в детстве:
– Тутам зиму Мишка Пригожой по уличе идёт, а Полинка наша на санк;х каталась. Возьми это да и повались на сан;чках нему поперёк дороги. А он переступил через ние и дале пошёл. А я говрю: «Твоя ить девка-то!» Эти слова бабушка произносила с явной укоризной.
Как тогда, так и теперь он просто перешагнул через неё…
В таком душевном смятении и уехала она из деревни, забрав мать, почти последним теплоходом. Из динамика лилась песня, слова как нельзя лучше выражали то, что мучило Полину сейчас: "И вот уже что-то сияет пред нами, но что-то погасло вдали, но что-то погасло вдали...", – повторялось и повторялось у неё в памяти, когда уже и песня смолкла... Стоя на палубе, подставляла она лицо летящему навстречу ветру, и северная осень потихоньку врачевала ей душу.
Начинались девяностые годы. Полное безденежье, маленькие дети (их было уже пятеро), работа без выходных и отпусков и множество других проблем не давали побывать на родине. А мысли об отце не оставляли, очень хотелось его увидеть. Совсем уж было решилась Поля на поездку, да посмотрела на себя в зеркало – зубы-то все выпали после пяти беременностей да плохого питания. Как же в таком виде предстать перед отцом? Надо бы вставить, а денег взять негде. Да и куда ехать, – родного-то дома ведь тоже нет? Так и отложила поездку на неопределённое время.
Вспоминая последнюю их встречу, Полина по-прежнему искала и не находила ответа, почему отец повёл себя так. Может быть, опасался, что она начнёт слишком рьяно искать его общества и разрушит спокойное течение жизни его семьи? Оглянувшись назад, осознавала, что именно так и вела себя, слишком уж импульсивно. Чувства иногда настолько захватывали её, что вместе с водой выплёскивала ребёнка. Нынешним умом придержала бы поводья. Может быть, по наитию, а может быть, и обдуманно, но отец сделал так, чтобы она от него немного отдалилась.
Та встреча только вселила в душу новые сомнения, ещё более сильные. Создала некую стену между ними, хоть и объясняла Полина себе всё горячим характером отца. Узнай она, что они чужие, влюбилась бы в него как в мужчину. Но голос крови не заглушишь, и она думала о нём как о самом родном человеке, несмотря на обиду из-за его поступка.
Прошло ещё два года. Лидия, жившая последние годы у дочери, умерла в середине девяностых, а незадолго до смерти упрекнула Полину, случайно узнав о её чувствах к отцу: "Он ничего для тебя не сделал, а ты его любишь!"
И вот выпало спутье, и автобус мчит Полину в райцентр. На родину! С волнением смотрит она в окошко, а там настоящая карусель: плавно выплывают одна из-за другой величественные ели, а за ними бежит солнце – то выглянет озорно, то скроется, словно играет в прятки. Странная в этом году зима. Тёплая. А тут вдруг ударили морозы. На ветвях елей сидят сказочные белые птицы. А на лапе у ёлки – заяц. Деревья вдоль дороги словно сговорились, у всех в руках – снежки. Круглые, словно скатанные. Хочется крикнуть им: «Так кидайте же!» То-то бы кутерьма началась...
Наконец пошли сосны, значит, начинается родной район. Мелькнула большая поляна, вся в круглых снежных шарах. Словно кто-то начал лепить десятки снеговиков да и бросил на полпути...
В райцентре Полина заходит к подруге.
– А ты знаешь, что Пригожий теперь картины писать начал, как только на пенсию вышел? – интересуется та.
– Нет, впервые слышу!
– Он часть картин подарил музею, ты можешь их увидеть. У них недавно выставка была. Хочешь, я позвоню директору музея, и он тебе их покажет?
Договориться по телефону с директором не составило труда, и вот Полина в музее.
Директор встречает её с радостью, приглашает в зал:
– Работы Пригожего недавно выставлены на экспозицию, мы ещё не успели их убрать.
А Вы знаете, я близкий друг Михаила Ефимовича. Вы ведь ему дочерью приходитесь?
(Разумеется, подруга представила Полину как дочь).
– Да, я побочный ребёнок. У него в то время была своя семья.
– Михаил рассказывал мне об этом. Говорил, что у него была большая любовь и есть дочь.
Директор музея, молодой и весьма приятный мужчина, даже весь светится, когда рассказывает Полине о картинах Михаила, о своей дружбе с ним.
– Ты знаешь, у него такой самобытный талант! Вот посмотри на этот холст! Какое нестандартное вИдение! Вот такими он увидел ваши сосны!.. А вот здесь – место, где стояла мельница… А здесь – белая ночь на озере…
А хочешь с отцом по телефону поговорить? – неожиданно спрашивает он. – Ты давай-ка, позвони ему!
– Если я наберу номер, трубку возьмёт его жена, и я не осмелюсь попросить его к телефону.
– Да я сейчас сам номер наберу и попрошу его позвать…
Так единственный раз пообщалась Полина с отцом по телефону. Что особенного он мог ей сказать, если наверняка был дома не один? Но было радостно слышать его голос. Отец пригласил её в гости, пообещал даже подарить одну из картин.
Видно, какие-то изменения в его сознании произошли за это время. Он перестал воспринимать её как взбалмошную девчонку, которая могла броситься ему на шею прямо при посторонних. И вот, наконец, Михаил признал её своей! Наверняка большую роль здесь сыграл телесериал, в котором девочка очень долго искала встречи с отцом и в конце фильма была принята им и его семьёй.
Так или иначе, но вскоре после отъезда ей вновь позвонила подруга, рассказала, что по долгу службы заходила к Пригожим:
– Михаил Ефимович так расспрашивал о тебе! Просил передать, что ждёт тебя в гости. Сказал мне, что ты – его дочь.
«А приеду, разве будет возможность поговорить?» – с горечью думала она.
В мае 2002 г Полина позвонила на родину – хотелось поздравить отца с праздником Победы. Но услышать родной голос больше не довелось. В этот раз трубку взяла его старшая дочь, и в ответ на приветствие Полина услышала:
– Отец умер в марте.
И, неожиданно:
– Слушай, а ты приезжай к нам в гости! Ты ведь нам не чужая!
* * *
Пройдёт ещё десяток лет, Полина многое узнает об отце, общаясь с сёстрами, окружившими её любовью и заботой. Многое расскажут они о его жизни и судьбе. На каком фронте и в каких войсках воевал в годы Великой Отечественной войны, как был ранен и долго лежал в госпитале. О том, что перед войной цыганка нагадала ему, что он проживёт долгую жизнь, как и случилось. И в день Победы Полина с внучкой с гордостью будут проносить по селу его портрет.
Но не забудется и тот неугасимый свет из детства – память о материной любви, Николае, которого она так долго считала своим отцом. С появлением Интернета Полина начала искать родную деревню Николая в Горьковской области, но деревня не находилась, поисковик ничего не выдавал. Область-то, оказалось, давно переименовали в Нижегородскую. Да и название деревни – Ичалки – в тёткином письме, написанном неразборчивым почерком, она прочитала неверно. Как только ошибку исправила, сразу нашлось это село, и, как часто случается, сразу нашлись люди, готовые помочь с поиском.
Как говорится, сделай шаг – и дорога появится. И вскоре Полина со своей взрослой уже дочерью отправятся в путь. Туда, где шумит на перекатах своенравная речка Пьяна, где всё будет говорить им о любви родных людей – Лидии и Николая, где наверняка остались ещё родные и близкие солдата, погибшего 9 мая 1945 г, но, по мистическому стечению обстоятельств, подарившему Полине отчество и фамилию...
Ведь она по-прежнему считает его своим отцом. Вторым.
*Кожух русской печи – часть печи над её устьем.
Травничок – кулик.
Истопель – количество дров, достаточное, чтобы протопить печь.