- А кто его, правда, на том ли пути? -
Себя вопрошал, глядя в небо,
Лесной проходимец годов тридцати, -
На этой опушке я не был,
Коль глаз не лукав пред вихрами ланит,
Опухших в улыбке усталой.
А мох-то каков! Как перина манит,
Расправив пушистые жала,
Рисуя заманчивый праздности яд,
Но нет, впереди среди сосен,
Хотелось бы верить, равнину таят
Лучата и редкая просинь.
Туда иссеченные ноги свои
Последнее время и правлю. -
Так думал, глазами алкая огни,
Мечтая, что кончилась травля.
Он знал, что на свете совсем не один,
Что ждут его, верят и любят.
Он знал, что поганых Бермудских трясин
По силам покинуть и в люди
Вернуться, размытые очи убрав
Под ворох одежд трижды пыльных,
Бежать средь поганых кварталов шалав,
Предстать пред любимыми в мыле.
На миг засыпал со слезами в глазах,
Березу обняв аккуратно,
В ручье окуная сомнения страх,
Ни разу не взглянув обратно.
И думал все время одно каждый раз,
Похищенный сном, а не снами:
- Осталось как будто немного у нас,
Посмотрим, что сделает с нами,
Каким обернется наш завтрашний день,
Глядишь, и покончим с лесами,
А там - горизонт и рассвет на воде.
А дальше - уж как-нибудь сами...