сейчас:
ничего не болит, ничего не гложет: сердце само себе всё подытожит, сердце само всё разделит и приумножит — с юга дуют мои ветра. я капитан дальнего плавания, я знаю маршрут и знаю, что звания никого никогда не спасли в шторма. меня не волнуют ничьи задачи, я знаю, что делать, и знаю, иначе нельзя, моя неудача идет по следам за мной в закрома. я не прошу делить со мной курса: я помню, что океаны твои — это русла, что берега лишены пульса и что деформировалась корма: а я проплыла закройный берег, мне тут рассказывают про Терек и я раздаю твой любимый вереск славным мальчикам задарма.
до:
ты не остался смотреть, как меня крутит, как всё кипит и как сердце шутит на тему смерти в своих речах. мне не хотелось ни прощального жеста, ни злости, ни боли, ни манифеста, ничего не просила и ты даже место выделил мне в своих ночах. вместе с лимитом на посещение. по утрам меня мучило отвращение. и тут же страшно тянуло на возвращение. я путалась в трех шагах. отучилась. вылечилась. как казалось. просто что-то глубже внутри врезалось и в один момент оно отрывалось вместе с памятью о врагах.
(порой образы мучают даже тут: я вскакиваю в каюте, долго осознаю, что физически — я в уюте, только мысленно — в тюремном приюте. в собственных кандалах).
после:
я вернусь без сигналов бедствия, вот увидишь: не будет ни дела, ни следствия, я возьму ответственность за все последствия, случившиеся в пути. а ты — не пиши мне. корабельным уставом, по всем октавам, пройдя любые заставы я клянусь тебя обойти. ведь я капитан дальнего плавания, я знаю маршрут и знаю, что звания могут всегда тебя превзойти.