Я хотел бы, чтоб сказки мои, занесенные снегом,
Поутру тихо спела трава, отзвеневши прощальной росой,
Журавли прокричали, вонзаясь в бездонное небо
Своим трепетным клином. Смешаются с серой толпой
Персонажи из снов, позабытых за давностью спора.
Их теперь не догнать - все потеряны в луже чернил
Утонувшей газеты. С отвагой пещерного вора
Я на паперти с книгой в зубах постаментом застыл.
Я хотел бы, чтоб песни мои, неподвластные слуху,
В чьей-то нотной тетради наутро, как лотос, цвели.
Унесут вместе с ветром оборванным пухом
Свои нервные строки. На лике усталой земли
Они скроют морщины туманом запутанных смыслов,
Порожденных из сказок и былей, что скрыты в песках.
И слепой музыкант, в порывах истерзанный мыслью,
Эти песни сыграет, навеки забыв слово «страх».
Я хотел бы, чтоб строки мои, упоенные хмелем ,
В пепелище июльских костров пожирала жара.
Ну а те, что с ночными гостями еще не допели,
Будут долго сидеть у костра.
До утра.