Мой Окуджава

Борис Львович Фроенченко
       В  школе я был очень маленьким и слабым – сказались голодные и холодные, бесконечные переезды на платформах в эвакуацию в грудном возрасте, в результате чего у меня развилась тяжелая форма остеопороза и в 11 лет я целый год пролежал в гипсовой кроватке…
Это мешало мне полноценно жить и я решил заняться спортом. Чем только не увлекался: плаванием, коньками, фехтованием,  греблей на байдарках и, наконец, в 8 классе нашел оптимальный вариант – туризм! А поскольку туризм не бывает без песен, то я  параллельно увлекся бардовской песней. Это были 50-е годы -  на слуху только начинали появляться песни Кукина, Клячкина, Городницкого.
Об Окуджаве еще не слышали. Он внезапно возник в 60-е…
   Первой, которую я услышал в его исполнении, была  песня
"Простите пехоте». Его голос так гармонировал со словами и музыкой, что песня сама собой встраивалась в наши, раненые войной, души – ведь мы были предвоенными и военными , детьми.
Да и он сам в 1941, после 9 класса, ушел на войну: был и минометчиком, и связистом, а параллельно, взводным запевалой. И все струны его души настраивались там. Наверное, каждая эпоха создает свою Личность, которая сможет наилучшим образом  отразить  ее облик.
 И вот однажды я узнаю, что Булат Шалвович приезжает в Харьков и его единственный  концерт состоится в старом Оперном театре. Конечно, я бросился доставать билет. Это было очень трудно – но билет я все  же достал. 
А его творческую  позицию:«Мне интересно ставить себя на место своих
героев. Через них я пытаюсь выразить себя, выкрикнуть то, что накопилось в душе», я сразу признал единственно-верной!
После концерта я рискнул подойти к нему и попросил прослушать свое стихотворение «Леопард» - как слова для будущей песни. Оно было написано под впечатлением одного из романов Хэмингуэя:
                * * *
Разгоралась заря пожаром,
Тьма ночная спускалась с кручи,
У вершины Килиманджаро
Леопард замерзал могучий...
       И вцепившись лапой когтистой
       В горизонт, от утесов рваный,
       Утонул он в снегах искристых,
       Но к родным не свернул саваннам...
Сколько лет с той поры промчало,
Но не тронуло время тело...
Что ж тебя заманило в скалы?
В край холодный, безмолвно-белый:
          Жажда крови?  Слепая ярость?
          След добычи увел в утесы?
          Незаметно пришла усталость?
          Нет ответов, одни вопросы...
Ну, а может не все так просто?
Может, все тут сложней гораздо -
Захотел прикоснуться к звездам
Пусть звериный, но все же разум?
          Может, в душу ему однажды
          Звезды хлынули водопадом?
          Жизнь отдал он мечте отважно!
          Не жалейте его... Не надо!

       И он не только тут же согласился послушать, но и был в восторге, и даже посоветовал, как сделать музыку. Он даже оставил мне свой адрес  и сказал, чтобы я, не стесняясь, ему писал.
Вот так мы познакомились…
   Естественно, я воспользовался разрешением и написал – правда, не надеясь на ответ. Но, к моему удивлению, он не только ответил, но сообщил, что  скоро   снова будет в Харькове и прислал мне  контрамарку на свой будущий концерт… А после этого концерта я уже рискнул пригласить его к себе домой.
И он пришел!!!  Это было  совершенно неожиданно для меня и разбило все мои представления о привычном  - думалось, что все, вкусившие  сценической славы, должны свысока относиться к слушателям.
А тут вдруг знаменитый Окуджава и - у  меня дома!!! 
Конечно же, чрезвычайно были обрадованы мои родители  и, пока мама накрывала на стол,  я провел Булата Шалвовича в свою комнату, которую скорее можно было назвать музеем:  на одной стене – татарское копье с найденным и реставрированным мной, наконечником,  украшенное,  традиционно, пучком волос ( моей  знакомой); индейский щит, отделанный перьями орла; ледоруб…
На другой стене – самодельные гипсовые и резные маски – причем одна из них – светильник с лампочками вместо глаз… Была там и скопированная мной, роспись Каповой пещеры;
 Под диваном я встроил лампы дневного света, который, отражаясь от начищенного паркета, превращал всю комнату  в сказочную  пещеру Аладдина,а возле окна висело найденное в лесу гнездо синички-ремеза, которое также его заинтересовало . В общем,Булату Шалвовичу у меня очень понравилось…
          После ужина мы с ним до полуночи говорили и говорили: и о проблемах нашей страны, и  каждый – о своих проблемах и планах. В конце-концов, он даже заночевал у нас.
Был он во всем очень мягким, интеллигентным, поразительно во всем разбирался и обладал высочайшим  интеллектом и духовностью, о чем свидетельствует  и его творческая позиция. С ним можно было бесконечно говорить на все темы. Например, мой коронный предмет – историю, он знал не хуже меня, особенно историю России.
 В третий раз мы увиделись через 3-4 месяца – на этот раз  в  Грузии,  на раскопках  крепости Ахалцихе. Я предварительно сообщил ему об этой, чрезвычайно интересной для меня,  работе – ведь крепость Ахалцихе – последняя опора Грузии перед монгольским нашествием. При этом я никак не рассчитывал на то, что он найдет время приехать. Однако, он был очень любознательным, а Грузия все-таки, родина его родителей,  и ее история, безусловно, была ему интересна... Он приехал и мы вновь увиделись – прямо на раскопках. Тут уж  мы взяли «Твеши» и пошли беседовать. До сих пор «Твеши» кажется мне самым лучшим вином!!!
 К сожалению, это была последняя наша встреча. Вскоре началась ельцинская пора и я узнал, что Булат Шалвович  уехал во Францию, а я навсегда потерял  человека редкого интеллекта, единомышленника и Учителя…
Булат Шалвович, как мне Вас  сейчас не хватает!!!