Не всегда хочется вспоминать
прошлое, но и не вспоминать его
не получается.
Автор
Среди ночи я вдруг проснулся от какого – то внутреннего беспокойства. Разворошив впечатления последнего времени своей жизни, вспомнил, что обещал стародавнему знакомцу при первой же возможности побывать на могиле его бабушки. Едва дождался рассвета. За завтраком объяснил жене ситуацию и спешно покинул дом.
Старенькая «Нива» везла меня туда, где я провёл детство и юность, откуда ушёл в армию и куда потом не вернулся. Стоял сентябрь. Стрекозы трещали про бабье лето. Дорога была гладкая, без выбоин. Природа притягивала глаз. Нарядные лесопосадки одна за другой пробегали мимо меня. За час с небольшим одолел на своей «старушке» девяносто километров. Вот и Сухое озеро. Через несколько минут увижу памятные мне места. Сердце зачастило, и я никак не мог его угомонить.
А вот и деревушка. Одна улица – километра три деревянных домишек. Сельский дом культуры… Перед армией я работал здесь художественным руководителем, и творческий коллектив на районном смотре получил ценный подарок – новенький проигрыватель. Счастью нашему не было границ. На краевом смотре выступали уже без меня: я к тому времени стал солдатом. Как ни приятно это вспоминать, но не это главное в моей истории, а совсем другое.
В 2004 году ездил я к тёще в Белоруссию. Прихворнула она и нуждалась в помощи. «Упарадковав уси дела», как говаривала моя замечательная тёща, я отбыл из Гомеля домой. В Добруше, районном центре, на свободные места в моём купе проводник посадил трёх пассажиров- супружескую пару с мальчиком – внуком лет десяти. Ответив на их приветствие, я деликатно вышел из купе, дав своим попутчикам возможность переодеться и обустроиться. Когда я вернулся, они уже вполне освоились в нашем временном жилище. Мужчина заговорил. Я вздрогнул и внимательно на него посмотрел. Черты лица моего попутчика показались мне очень даже знакомыми. И в голосе тоже было что – то знакомое. Где я мог его видеть?
Мужчина на мгновение отвёл взгляд, затем опять посмотрел прямо мне в глаза и произнёс как бы про себя : «Странно…» А потом поинтересовался, до какой станции я еду. Ответил я не вдруг, и тоненький ребячий голос повторил вопрос деда: «Дяденька, а куда вы едете?». Мальчик располагающе улыбался. Улыбнулась и бабушка. Я ответил коротко: «В Сибирь». Так я отвечал всегда, удивляя многих попутчиков тем, что живу в холодном крае, где, по их представлению, зимой и летом по улицам бродят медведи. Но на этот раз эффект от моих слов был другой.
- Я – Егор! А мой дед Гриша тоже родился в Сибири, в Красноярском крае!
Такого я ничуть не ожидал. Посмотрел на Егорова деда. Точно, я знал его, а он знал меня. Крепкий мужчина за пятьдесят выглядел моложаво, стройная, подтянутая фигура выдавала военного. Егору надо было отвечать, и я сказал:
- Еду в Красноярский край. Живу там. И ждут меня дома такие же весёлые, как ты, Егор, внучки.
- О! На дедовой родине живёте!- оживился мальчик. – Как интересно получилось!
А мы с Егоркиным дедом всё откровеннее и пристальнее всматривались друг в друга. И память вернула давнее.
- Гришка!
- Юрка, ты?!
На купейном столике появилась снедь и бутылка вина. Бабушка Егорки теребила сумки, доставая оттуда сладости и копчёности.
Передо мной сидел Гришка Тарханов – не просто земляк, а, можно сказать, друг детства. Ночное, сенозаготовки, рассветы на озере с удочками в руках… Ах, да что там! Радовались встрече, как дети. А Егорка прыгал и хлопал в ладоши: «Надо же, дедова друга встретили!»
Почти до самого Брянска длились воспоминания, смех… О себе Григорий говорил скромно и мало. Службу закончил в звании полковника. Вырастил двоих детей, дал им высшее образование. Два внука. Порой Григорий бросал на меня пытливо – виноватый взгляд, словно ждал и опасался какого – то нехорошего поворота в разговоре. Когда ненадолго остались в купе вдвоём, попросил:
- Ты это, Юр, того, если сможешь, побывай на могиле бабушки моей, Анастасии Максимовны. Помнишь ведь её. Всю жизнь казню себя…
Вот и Брянск. Здесь я расстался со своим знакомцем. Скорее всего, навсегда.
Поезд снова застучал колёсами по бесконечным рельсам. А мне на память приходили подробности той истории, которой стыдился, но от которой всю жизнь не мог откреститься Григорий Тарханов.
Может, нынче наше детство начала шестидесятых годов прошлого века кажется юным отпрыскам скучным и убогим, но на самом деле оно было и весёлым, и добрым. Летние каникулы… У нас небольшая компания – пятеро мальчишек. Июнь. Воля! А вот с июля начинали помогать колхозу, пасли овец с маленькими ягнятками. В часы досуга устраивали походы на гору Динамитку, где, говорили, Колчак, отступая, оставил много взрывчатки, снарядов. В один из летних дней к нашей ватаге присоединился Гриша, которого мы по – деревенски запросто окрестили Грихой. Прибыл он к бабушке Насте на летние каникулы. Невысокий, но крепкий паренёк сразу пришёлся всем по душе. Он не бравировал тем, что его отец чуть ли не генерал и что он приехал не откуда – нибудь, а из – под самой Москвы. Постепенно его авторитет рос в наших глазах, и вскоре Гриха стал нашим «главнокомандующим». Это нас ничуть не унижало. Он постоянно придумывал что –нибудь такое, от чего каникулы пролетали с неимоверной скоростью. Гриха быстро освоил езду на лошади и наравне с нами трудился на сенокосе, получая за свою работу, как и мы все, «бирки», по которым потом начисляли заработную плату. Но настало время уезжать, и это было печально. Гриха обещал писать и сдержал слово: зимой время от времени кто – нибудь из нас получал от него то письмо, то открытку.
Анастасия Максимовна –Гришина бабушка- в колхозе была личностью уважаемой. Всю жизнь работала в поле – при царе и после революции. За хороший труд советская власть награждала её почётными грамотами и медалями. От постоянной нелёгкой работы болели у неё руки и ноги, не один раз надорванные и простуженные. Получая свою законную пенсию в двенадцать рублей, старушка запросто угощала сладостями не только своего любимого внука, но и нас. Гришу бабушка Настя очень любила. Из четверых её сыновей только один Михаил, отец Гриши, вернулся с фронта после победы над Германией. Вернулся в звании майора. Погостил две недели и уехал. Вскоре сообщил матери, что учится в академии, что женился и ждёт прибавления в своём семействе. А когда у Михаила родился сын, то назвали его Григорием в честь деда, призванного в годы войны в трудармию и неизвестно где умершего и похороненного. С внуком бабушка виделась нечасто и всегда была безумно рада его приездам. С годами к болям в руках и ногах добавилась ещё одна беда: резко ухудшилось зрение. Старушка всё реже и реже появлялась на улице, перестала ходить в гости к соседкам. Пенсию и денежные переводы от Михаила по пятьдесят рублей и посылки от него к дням рождения почтальонша приносила ей на дом. Вот так, с радостями и болями, жила себе скромная пенсионерка.
Гриха ещё два лета погостил у бабушки. Приехал и после десятого класса. До поступления в военное училище решил отдохнуть в деревне и набраться сил перед экзаменами. Бабушка Настя к этому времени едва – едва видела свет. Сын обещал свозить её в госпиталь и показать врачам, да что – то не выходило у него приехать самому. Наша компания подросла и изменилась, изменились и наши забавы. Гриха был старше нас на пару лет, он устраивал нам увеселительные прогулки с вином, которое привозил из города. Деньги у него водились, мы глядели на него, как на волшебника. Но в конце концов мы проведали, где и как наш старший друг добывал «пятёрки» и «десятки». Оказалось всё просто: доставал из своего чемодана одну из рубашек или брюки, заворачивал в пакет и, уходя из дома, радостно сообщал бабушке: «Сегодня в деревне будет торговать автолавка!» Возвращался быстро и прямо с порога: «Бабуля, смотри, какую рубашку себе купил модную, и всего за четырнадцать рублей!» Старушка пощупает товар, похвалит, вытащит платочек с деньгами, развяжет узелок: «Бери, родной, и унеси продавцу, сколько стоит». А назавтра мы всей компанией ехали в город, ели мороженое и пили из автомата лимонад по три копейки за стакан. Там мы впервые отведали сладкой ваты и эскимо на палочке. Дальше – больше. Гриха продолжал обманывать Анастасию Максимовну: то брюки «покупал», то на «поездку в военкомат» брал у неё деньги.
Кто знает, может, старушка и догадывалась о проделках внука, да виду не подавала, надеясь, что внук сам всё поймёт и перестанет её дурачить. Кто знает… Но деньги у Грихи были всегда. Когда он гостил у бабушки, переводы от его отца увеличивались до ста рублей. Но увеличивались и потребности Грихи. Однако, как говорят в народе, хорошая слава быстро бежит, а дурная ещё быстрее. О проделках нашего друга заговорили, деревенские стали посматривать на него неодобрительно. Да и с нами, ребятами, у него отношения обострились. И когда Гриха сообщил нам, что уезжает на некоторое время, мы вздохнули с облегчением: ведь деньги, которые, как оказалось, он добывал бесчестно, мы тратили все вместе, а потому чувствовали себя соучастниками обмана и стыдились не только старушки, но и односельчан. «Пусть едет»,- думали мы. Не знаю, как Гриха объяснил отъезд бабушке, только уехал он раньше, чем собирался.
Не успел народ досыта наговориться об этом из ряда вон выходящем случае, как свежая новость подоспела. Приехал сын Анастасии Максимовны с супругой и увёз старушку на обследование не то в Красноярск, не то в Канск. Домой, в деревню, они вернулись недели через три. На глазах у Анастасии Максимовны была повязка, которую она снимать не торопилась: может, боялась, что чуда не произойдёт. В городе определили катаракту на обоих глазах, один глаз прооперировали и сказали, что, как только он заживёт, прооперируют и другой. Когда повязка всё же была снята, старушка хоть и нечётко, но увидела лица сына и невестки и поверила в чудо. Стала узнавать соседок, прибегавших порадоваться её прозрению.
Убедившись, что мать чувствует себя хорошо, Михаил с женой уехали, пообещав, что с долечиванием не станут затягивать. Конечно, внук ничего этого не знал и, вернувшись вскорости в село, отчебучил такой номер, о котором после бабы и мужики судачили не один год. А произошло вот что…
Заявился Гриха и с порога:
- Бабуля! Только вернулся! Кое – как добрался до тебя. Ни документов, ни денег: всё украли на станции Абакан. Не знаю, что бы со мной было, если бы лётчик не взял на борт самолёта без билета. Нужны деньги за проезд – двадцать четыре рубля. Самолёт сделал посадку недалеко от деревни. Экипаж ждёт, им надо ещё лететь в Красноярск.
Анастасия Максимовна поднялась со стула, подошла к заветному месту и достала узелок с деньгами. Внук остолбенел от увиденного. А бабушка Настя точными движениями развязала платочек и достала из него купюры, приговаривая : «Вот тебе, внучек, десять рублей, вот ещё десять, а вот три и рубль. Отдай лётчику. А эти двадцать пять тебе на билет до Кирова. Поедешь на поезде к родителям. Хватит дурью маяться и смешить народ.
От стыда Гриха готов был провалиться сквозь землю и провалился бы, но земля не раздвинулась. Он не знал, куда деть себя. До самого вечера его фигура маячила во дворе, а когда стемнело, парень ушёл из деревни. Ушёл, чтобы не вернуть в неё никогда.
Много воды с тех пор утекло. Анастасия Максимовна умерла. И вот я разыскиваю её могилу. И нахожу. На большом лиственном кресте надпись: «Анастасия Максимовна Тарханова. Род. 1887 г. – 1976 г.». Могила ухожена. Лишняя трава скошена. Оградки нет, но стоит крепкий столик с двумя скамейками. На самой могиле растут цветы.
Я аккуратно прислоняю к кресту привезённый мною венок, привязываю его: так будет надёжнее, ветром не унесёт. Разглаживаю чёрные ленты с надписью: «От внуков и правнуков». Поминаю старушку по русскому обычаю, передаю привет от внука Григория. Вдруг сверху ни с того ни с сего посыпались мелкие капельки – дождинки. Причём в небе по – прежнему сверкает солнышко. В сентябре такое, пожалуй, нечасто бывает.
… В канун Нового года почтальон принёс мне письмо и поздравительную открытку от Тарханова Григория Михайловича.