В подборке представлены фрагменты трёх книг -
"Зимняя музыка", "Рубежи" и "Смехотворения".
Понравившуюся КНИГУ МОЖНО ЗАКАЗАТЬ У АВТОРА через команду "Отправить автору" или купить в Москве в Книжной лавке писателей (Кузнецкий мост, 18) на 2-м этаже. Тираж ограгничен.
ИЗ КНИГИ "ЗИМНЯЯ МУЗЫКА"
Вышла в свет книга новых стихов Олега Демченко "Зимняя музыка", М. , 2013 г., 80 с.,
ISBN 978-5-905714-14-6, формат 60Х90/16 (0,5 маш. л.).
Поэтические подборки из этой книги публиковались в журналах "Молодая гвардия", "Природа и свет", в газете "Советская Россия", в самом популярном болгарском интернетовском издании "Литературен свят" и др.
В книгу вошла гражданская, любовная и философская лирика. Отдельные стихи приводятся ниже.
Из цикла "Письмо ветерана"
ПИСЬМО ВЕТЕРАНА
«Товарищ Сталин, если бы вы видели,
что сделали с великою страной
враги народа и вредители!
Такое даже не сравнить с войной!
Отторгнута треть лучшей территории,
в Манхэттен превращается Москва,
про нас во все учебники истории
змеиным ядом вписаны слова.
Как после атомной бомбардировки,
промышленности сектор опустел,
и человек в промасленной спецовке
остался нынче как бы не у дел.
Сейчас в чести воры и спекулянты,
предатели теперь на высоте:
они все - расфуфыренные франты,
а мы живем в грязи и нищете.
Товарищ Сталин, нас осталось мало,
но прикажите - и нам хватит сил!
Отряхивая землю, генералы
на бой последний встанут из могил!»
Так ветеран писал…
Куда же это
письмо отправить? Некому служить.
И приказал он, не вскрывать конверта
и в гроб его с ним вместе положить.
В КРУГОВОРОТЕ
"...бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам"
А.С. Пушкин
Грохочет мусоропровод –
московский метрополитен.
Во тьму кромешную - вперед
Состав по стыкам полетел.
Мы под землёю в царстве тьмы!
Вот круги ада, человек,
где круговой порукой мы
друг с другом скованы навек!
И кто мне голову вскружил,
какой идеей, боже мой?
В каком я страшном веке жил,
как возвратиться мне домой?
Нам словоблудья не избыть,
мы в центрифуге лет и зим
не можем прямо говорить –
вокруг да около мудрим.
Кружит нас бешено метро,
и мысли кружатся хулой,
нам скоро вывернет нутро
круговращенье под землёй.
И наверху лицом к лицу
(держись за поручни, а то...)
нас автотрасса по кольцу
вращает день и ночь в авто.
Летит, вращается Земля
и звёзды - кругом голова!
Аптека, улица, семья.
Санкт-Петербург, Нью-Йорк, Москва.
Порви скорей порочный круг,
круг наших "завтра" и "вчера",
попробуй вырваться из рук
невидимого гончара.
И я хотел бы напрямик,
и я хотел бы напролом,
но не могу, но не привык
с размаху биться в стену лбом!
Свистят секунды и века,
проходят миллиарды лет.
О, центробежная тоска,
ужель тебе исхода нет?
МОСКОВСКАЯ ПРОПИСКА
И я когда-то не без риска
в столицу прибыл как поэт,
и за московскую прописку
потом горбатился пять лет!
Не состоял я в комсомоле, -
как вол, волок свою судьбу.
Ругался сварщик дядя Коля:
«А ну давай, тащи трубу!»
Как добросовестный рабочий
на этих улицах кривых
я был прописан каждой строчкой
тяжёлых будней трудовых.
И вот я выбрался из штольни -
из беспросветно трудных лет.
Не потому ль сегодня больно
смотреть на этот белый свет?
Все выше здесь возводят башни,
и всё тесней торговый ряд….
Столпотворение!.. Мне страшно -
на всех наречьях говорят!
Китайцы, турки и грузины…
Как будто чёрт мешал в котле!
В Москве средь этой мешанины
всё меньше места на земле.
Азербайджанцы и узбеки…
Не то чтоб нам угля дают -
они выписывают чеки
и чебуреки продают.
И от столицы до окраин -
до самых северных морей,
проходит каждый, как хозяин -
мегрел, чеченец и еврей…
Был в церкви - слёзы на иконе!..
Молил спасти нас Божью мать…
Но, видно, в новом Вавилоне
друг друга людям не понять.
ВАРЛАМ ШАЛАМОВ
В шестидесятых в шламе
печатных шумных слов
блеснул Варлам Шаламов
подборками стихов.
Он истины посланник -
полжизни жил во мгле,
прижавшись, словно стланик,
к простуженной земле,
и верил, что расправит
живые ветви стих,
и что рассказов правда
поднимется из книг.
Под каждою страницей
он поджигал запал,
слов золотых крупицы,
согнувшись, промывал.
Он не солгал ни разу,
но смёрзся правды грунт -
«Колымские рассказы»
посмертно издадут.
И лишь тогда Шаламов
стал обретать черты,
вытаивать, как мамонт,
из вечной мерзлоты.
ПРОСТИТУТКА
В порту стамбульском плачет проститутка,
ссутулив плечи - два поломанных крыла.
Сегодня ей невыносимо жутко,
вчерашней девочке из русского села.
Хозяин-турок строг и беспощаден:
чуть что не так - наотмашь молча бьёт!
Ну, а гостей он - чаем угощает,
кальян с поклоном медный подаёт.
Ударит в бубен - выходи на дело,
забудь, кто ты, забудь, что есть душа, -
в восточном танце вздрагивает тело,
дымясь, дурманит разум анаша.
В родном селе качаются рябины,
а здесь, где все ругаются и пьют,
её, продав обманом в секс-рабыни,
по целым дням насилуют и бьют.
Как ты могла, великая Россия,
пустить к святыням чуть ли не чертей?
Ты видишь, продают твоих красивых
и самых лучших дочерей?
Ты видишь, девочка рыдает возле рамы?
Пусть ангелы слезу её смахнут,
и вознесутся, как ракеты, храмы,
и эту нечисть чёрную сметут!
НА ОБЛОМКАХ ИМПЕРИИ
Попрощайтесь с Советским Союзом –
С дружбой разных народов,
с пожатием братской руки.
Что осталось теперь? День развала отметить салютом
Иль, рубаху рванув, голой грудью пойти на штыки?
Попрощайтесь, друзья, с Украиной и Крымом…
Полстраны за бортом, и дымится войною Кавказ.
Возвышалась Москва, назвалась третьим Римом,
Да империи пир, видно, был не про нас.
Пролегли, точно трещины от сотрясенья, границы
По великой стране – разделили народ…
Мишка Меченный пал, а Беспалый вовсю веселится –
Загогулины кажет, калинку танцует урод.
Проутюжили улицы враз тупорылые танки,
Расстреляли парламент у праздных зевак на виду…
Ночью вывезли тайно на барже людские останки,
И живёт с этих пор вся страна, как в аду.
Вымирает народ: каждый год миллионы
Убивает невидимый кто-то советских людей.
Кто-то ваучер выдумал и на продукты талоны,
Кто-то дал нам свободу:
«Воруй всё, что хочешь, наглей!»
Безработные часто бросались под поезд на рельсы,
Умирали рабочие, труд стопудовый на плечи взвалив…
Словно ворон плешивый, вопрос закружился еврейский
Над простором российских костями засеянных нив.
А в столицу всё едут и едут таджики, кавказцы, узбеки,
Казахстанцы, калмыки – ну, вообщем, Советский Союз.
Жить без русских не могут –
мы вместе, как видно, навеки.
Только братьями нынче уже называть их боюсь.
Обсчитают, обвесят, отравят, зарэжут.
Ничего не хочу я от них, ничего я не жду.
Посмотрю – и на сердце почувствую скрежет:
Кто-то сеет незримый меж нами вражду.
Со своими уставами едут навечно к нам в гости.
Им почти на перроне порой выдают паспорта:
Мол, работать здесь некому – все на погосте.
И восходит миграции выше и выше черта.
Гастарбайтеры, голь перекатная…
Исхлестала нужда их, пригнала в Москву,
И для многих закрыта дорога обратная –
Здесь родились их дети,
«Здесь, - они говорят, - мой живу».
Потеснитесь - они покупают уже рестораны
И танцуют у стен неприступных Кремля.
Для них русские просто рабы и бараны.
А за стенами тоже поют труй-ля-ля.
Проходимцы теперь по земле моей ходят, как боги:
Всё скупили в России и нас помыкают они.
Видно, мало одной небольшой Кандапоги.
Стих пожар, но повсюду блуждают огни.
И правительство тоже подсыпало перца:
Разбомбило Чечню
и грузинам решило под гузно поддать…
А в Прибалтике НАТО. И словно иголка у сердца,
Возле нашей границы в Европе ракеты торчат.
А в Москве разрываются бомбы в вагонах,
И жилые взрываются вместе с жильцами дома,
Вся страна задыхается тяжко в агонии,
Слабонервные граждане сходят порою с ума…
Кровь течёт по земле, как по лысому лбу Горбачёва,
Кровь расстрелянных в школе Беслана детей.
Приспустите в знак траура флаг свой торговый
И минуту молчания вставьте в поток новостей!..
Нет! Трещит – сотни слов изрыгает в минуту
Теледиктор, как будто в смертельном бою автомат.
Стало грустно от этих речей почему-то,
Словно сам я во всем, что творится в стране, виноват.
Да, не скоро опомнится наша столица.
Здесь по улицам шастают стаи блудниц.
Я глазами скольжу по толпе разнолицой
И не вижу, как прежде, приветливых лиц:
Всюду грязные склоки, скандалы и драмы,
Всюду властвуют жадность, насилье, разврат,
Оскверняют святыни и русские древние храмы,
И мечом сатанинским священников русских казнят.
И покуда бубнит изощрённый поэт под берёзкой -
Выдает «патриот» кренделя о единой великой стране,
В новостях говорят, что бомжа изловили подростки
И сожгли с потрохами на Вечном огне.
А ещё в новостях говорят каждый день про бандитов,
Про воров, проституток и прочую мерзкую шваль,
И пред взором всплывают всю ночь
сотни граждан убитых,
И на сердце ложится плитою могильной печаль.
А кому я повем ту печаль, если рожи продажные всюду?
Щелкопёры у них на подхвате всегда под рукой –
Поглядишь, писуны те возносят до неба Иуду,
Угождая владельцам своей фарисейской строкой.
Нынче подлое время: вожди подаются в торговцы:
Хоть Россию, смеясь, продадут, хоть народ,
хоть Христа.
Что им люди простые? – бандерлоги, покорные овцы -
состригают купоны с них, будто комбайном с куста!
Стариков и старушек торговцы ограбят до нитки
и на яхтах своих белогрудых
в заморские страны плывут,
где народная боль в золотые спрессована слитки,
где их ждёт, улыбаясь, довольный Махмуд.
Деньги – власть и согнутые рабские спины,
тех, кто властью унижен, кто голоден, нищ или бос.
Сомневаетесь вы? Поглядите, какие на праздник дубины
приготовил для ваших горбов уважаемый босс…
Нефть, алмазы отсюда везут, древесину,
а сюда - наркоту…
Вот такой оборот.
Как они ненавидят православную нашу Россию!
Им бы вытравить напрочь великий славянский народ!
Проходимцы, дельцы, шулера, бизнесмены, -
паразиты, шуршащие мерзкой валютой во мгле…
Как не рухнут на них обветшалые русские стены,
как их терпит Господь на облитой слезами земле!
Поднимайся, Ярила, – славянское древнее солнце!
Встань червленым щитом!
Пусть на них твои брызнут лучи!
Я видал ещё в детстве, как в страхе от света несётся
Богомерзкая тварь, что тайком шебуршала в ночи.
Забиваются мыши летучие в тёмные щели,
Гады разные в норы поглубже вползают свои.
Содрогнулись бы люди, когда б их при свете узрели,
Растоптали б, убили, забыв о Господней любви!
Сколько мерзких от света бежит насекомых:
Кровь попили, нагадили вволю – ищи их свищи.
Узнаю в этих мелких букашках известных знакомых –
Тараканы, клопы, пауки и клещи…
Поднимай, в нас великую ярость светило!
Об одном только Богу сегодня сквозь слёзы молюсь,
Чтобы ты, засияв, наконец, на заре разбудило
Чародеями в сон погружённую светлую Русь.
Чтобы ты осветило сияньем от края до края
Злой травой-татарвой полонённые тайно поля,
Чтоб проснулась, прогнившие путы срывая,
Богатырская русская наша земля!
ОСЕННИЙ СНЕГОПАД
Стоит в ушах чугунный гул –
Иду от станции.
Поля острижены под нуль,
Как новобранцы.
Разнообразье новых форм
Внедряет осень
И воздух, словно хлороформ,
К губам подносит.
Я вижу, вверх летят дома,
И как над телом
Моим склоняется зима
В халате белом.
И льдинкой звякает ланцет.
Жизнь так субтильна!
Ну, вот была она - и нет.
Снежок стерильный.
И я иду уже другой –
Неузнаваем,
Меж жизнью этою и той –
Над самым краем.
* * *
Стемнело, стихли разговоры -
хоть спать ложись…
Но не уснуть - как поезд скорый
промчалась жизнь.
Остался привкус горьковатый
да шум в ушах…
Я не могу лежать в кровати -
болит душа!
Она давно живёт за гранью
прожитых лет,
где каждому воспоминанью
исхода нет…
Душа немного больше знает,
чем знаю я.
О, Господи, что будет с нами?
Прости меня!
Давлюсь слезою бесполезной -
прочь, горе, прочь!..
А где-то там есть путь железный,
огни и ночь.
Из книги избранной лирики - Рубежи
Олег Демченко1
ИЗ КНИГИ "РУБЕЖИ"
В этой подборке представлены фрагменты сборника избранной лирики "Рубежи" (100 стр, формат 0,5 маш. л., фото автора, послесловие Валентина Суховского, член-корреспондента Академии поэзии)
В Москве приобрести книги стихов Олега Демченко можно в в московской Книжной лавке писателей. Либо заказать через команду "Отправить автору" и получить по почте
Идея замечательной книги "Рубежи" проста и великолепна. Она заключается в том, что насильственно разделенная страна отражается в душах граждан таким же нарушением гармонии. Книга читается на одном дыхании, раскрывает автора как зрелого, сильного русского поэта, способного дать образец и трезвой, но страстной гражданской лирики и тончайшей лирики любовной и пейзажной. В объеме книги перед читателем предстает зримая картина эпохи, которая верна не только эстетически, но и помогает сориентироваться в моральном смысле.
Сергей Сметанин,
Член Союза писателей России
Олег ДЕМЧЕНКО
РУБЕЖИ
Москва
Советский писатель
ISBN 978-5-265-06419-6
-
ББК 84 Р5
Д-31
В ПРЕДГОРЬЕ КАВКАЗА
* * *
Светлой памяти моего деда
Ивана Борисовича Чернозубова
Родился я в селе Самашки,
Когда была тепла земля.
Шмели шумели сквозь ромашки,
Как будто пули Шамиля.
Вершинами интеллигентно
Белел соседний Дагестан,
И речка Сунжа, как легенда,
текла в таинственный туман.
И тем таинственным туманом
Я душу всю заполонил:
Был дед казачьим атаманом,
Героем гор мой прадед был.
Я б не склонялся к этим темам,
Но всё ж меня над тем селом,
Наверно, лермонтовский Демон
Коснулся на лету крылом.
Год пятьдесят седьмой... Чечены
Вернулись - началась резня.
“Аллах Акбар! “ - кривые тени
От них бросались на меня.
Жить стало там невыносимо.
Мы уезжали навсегда,
Я только помню, мчались мимо
Поля, селенья, города.
Мне было года три-четыре.
Объятья нам раскрыла Русь.
Но с той поры я, словно Мцыри,
Домой к себе куда-то рвусь.
И все ищу какой-то бури,
Какой-то доли неземной
в краю, где скачет в чёрной бурке
меж гор громадных прадед мой.
ПОДКУМОК
Дочери
Вы видели речку в предгорье - Подкумок?
Когда с гор потоками схлынут снега,
Пудовые камни он катит, угрюмый,
вгрызается грязной волной в берега.
Бывает, подмоет обрыв высоченный,
и рухнет огромная глыба, как гром.
- Почти полдвора себе срезал скаженный -
ругался отец, опасаясь за дом.
Шло лето. Подкумок притихшим казался -
входил в свое русло, коряг не тащил;
задумчиво, саблей сверкая казацкой,
о берег песчаный теченье точил.
И к августу он становился прозрачным,
местами не речка, а просто ручей.
Зато из глубин бочагов его мрачных,
сгибая бамбук, я таскал усачей.
А осенью выйду на берег пустынный,
присяду на камень и думаю всласть
у отмели, пахнущей рыбой и тиной,
что молодость с вешней водой пронеслась,
что небо прохладной повеяло грустью,
что листьям осталось не долго кружить,
что хочешь, не хочешь, а катится к устью
моя непутевая быстрая жизнь.
И вот, что еще я однажды подумал
под шум журавлино журчащей воды,
что сам я похож на бегущий Подкумок,
в который вторично уже не войти;
что слишком обманно его мелководье:
весной не удержат поток берега,
и в омуты темных раздумий уводит
осенней порою любой перекат.
* * *
Война
костей немало
наломала
и разминулась
за семь лет
со мной,
оставив едкий запах аммонала
над черною воронкою лесной.
Подбитый танк…
Не сдвинется он с места -
сквозь гусеницы травы проросли.
Из каски перевернутой немецкой
с жужжаньем выбираются шмели.
И луг цветущий майским пахнет мёдом.
Не пули ночью свищут - соловьи…
Но всё ж не говори о мёртвом -
не трогай раны старые свои.
Одни с войны пришли домой со славой,
другие - на чужбине полегли.
А нам она досталась
миной ржавой,
которую сапёры не нашли.
…Друзья бежали в рощу за грибами
и вдруг -
рвануло в гулкой тишине!..
Всей школой
мы стояли над гробами
и думали
всей школой
о войне.
* * *
Мы в детстве были чистыми, как боги, -
В душе поляны светлые цвели!
Когда мы шли к реке, босые ноги
едва касались утренней земли.
Жужжали пчелы в поле над гречихой
и нежно медом веяла весна,
она была счастливою и тихой, -
совсем недавно кончилась война.
Травой веселой заросли воронки,
ржавела над могилою звезда,
и пели в звонком небе жаворонки
о том, что нам доступна высота!
* * *
Я припомнил детство,
что давно забылось,
оттого и сердце
радостно забилось.
...Жаворонок в небе,
в поле жеребенок;
в переспелом хлебе
крики перепелок.
А за полем - речка,
а за речкой - поле.
Я бегу с уздечкой,
мне легко на воле!
Как легко на воле
плакать и смеяться,
с диким ветром в поле
счастьем обменяться!
Обменяться счастьем -
и в простор ковыльный
на коне умчаться
по дороге пыльной!..
ОТЕЦ
Отец согнулся - шуршит, строгает,
ворчит устало - судьбу ругает.
А то забудется, поет чуть слышно
у верстака, под белой вишней;
отложит в сторону свои рубанки,
достанет гвозди из ржавой банки,
брусок обструганный
с бруском сбивает
и за работой
все забывает...
Июньский ветер сирень колышет.
Смеётся батя, мол, всё бывает!
А в волосах его снежок колымский
который год никак не тает.
* * *
Мать мне нарвала в саду нашем сливы.
Спелые...
Как я их в детстве любил!
Может, и был я в те годы счастливым.
Может, и был...
Может быть, жил на земле не напрасно.
Я невозможного вечно хотел.
Жизнь эта, видно, и вправду прекрасна,-
верно, я в спешке ее проглядел!
Вспомню, бывает, перроны, вокзалы...
Вижу былое - до боли, до слез!
Может, «люблю» ты, прощаясь, сказала -
ветер признанье, навеки, унес!
Хватит об этом!
Ведь все промелькнуло,
все прошумело, как бурный поток...
Мать поседевшая робко вздохнула:
- Что ж ты не кушаешь
сливы,
сынок?
* * *
В предгорье Кавказа
давно устоялась
прозрачная, тихая осень.
Отчетливо дальних вершин
проступают косые штрихи.
Окликнешь ушедшее лето -
и гулкое эхо
твой голос разносит
по выцветшим склонам,
по руслу умолкшей реки.
В лесу облетевшем
просторно, прохладно и тихо ...
В раздумчивой грусти
прошел не одну я,
наверно, версту.
Боярышник выспел,
поспела давно облепиха,
а тёрен морозца заждался -
он вязнет во рту.
Тепло ускользает,
и листьев рассыпанных горстка,
как ласточек стайка,
взовьется на гаснущий свет,
летит торопливо
до синих вершин Пятигорска
и дальше, и дальше -
за летом растаявшим вслед ...
СЛАВЯНСКОЕ ПОЛЕ
* * *
Страна моя!
Великая Россия!
Очнись –
ты в колдовском, тяжелом сне!
Захочешь крикнуть –
и не хватит силы,
и задохнешься в страшной тишине.
Вперед рванешься –
неподвластны ноги,
рванешься в бой –
и не поднять руки.
И все пути, и все твои дороги
ведут неотвратимо в тупики!
Опять в яругах волки стали рыскать,
опять вокруг звучит чужая речь.
И голову, шальную, богатырскую,
тебе снесли соломинкою с плеч.
И чужеродцам власть твою раздали,
и города твои разделены,
и женщины здесь больше не рождают,
и гибнут без войны твои сыны ...
* * *
Теперь все видят свет свободы явной,
а у меня в квартире лампа в 40 ватт
да на столе солдатик оловянный, -
такой наивный, новенький солдат.
Он молчалив. Мне перед ним неловко,
как будто все - пустая болтовня!
Стоит он смирно, на плече - винтовка, -
он ждет приказа, жаждет он огня!
Присяге верный, горестный молчальник,
он рад служить ... А я уже устал.
Я взял его и, раскалив паяльник,
расплавил олово - и чайник запаял.
Солдат, солдат, попал ты в переделку ...
Сижу у печки, пью горячий чай.
Трещат дрова, устроив перестрелку,
летит дымок, как чьи-то души в рай.
И мысли все уносятся куда-то -
к тем разоренным русским рубежам,
к тем новобранцам, мальчикам-солдатам,
которых стыдно убивать врагам...
* * *
Там, где бор штормил - одни опилки.
Не споткнись – пеньки торчат вокруг.
Ночь придет – осколок от бутылки
светляком оборотится вдруг.
Не тянись к нему - поранишь пальцы.
Доброты в проезжих людях нет:
эти проходимцы, постояльцы,
натворят непоправимых бед
Им-то что? Загнать бы подороже
кубометры, горы сосняка!..
Милостыню просит подорожник -
вся в прожилках трудовых рука.
СВЯТЫНИ
Когда народ плюет в свои святыни,
прольется горе горькою рекой:
нагрянет мор, и закрома пустые
откроет смерть костлявою рукой.
И на страну слетятся иноверцы
со всех сторон, как стаи воронья,
и вздрогнет разум, оборвется сердце
от наглых криков, подлого вранья.
Чтобы не жить среди руин в пустыне,
чтобы друг друга нам не убивать,
не отвергайте отчие святыни:
другим, - поверьте, - больше не бывать!
МИТИНГ НА ТВЕРСКОМ
«Боже, как грустна наша Россия!»
А.С.Пушкин при чтении первых глав «Мертвых душ»
Здесь все кричат:
Ноздрев и Плюшкин,
и Собакевич здесь кричит...
Лишь Александр Сергеич Пушкин,
склонивши голову, молчит.
Сплав обомшелой царской меди,
мы все пришли к твоим ногам.
Каких еще трагикомедий
не приходилось ставить нам?
Сквозь сон глухих веков, наверно,
ты слышишь нас на том краю
свистящей бездны, где навечно
закован в музыку свою.
Ты слышишь ропот одичанья?
Ты слышишь гром грядущих дней?..
О, командор! Твое молчанье
все тяжелей и тяжелей.
СВОБОДА
«Все можно! - прокаркал злодей,-
Свобода пришла - веселитесь!»
И с криками в души людей
несметные бесы вселились.
Отключены свет и вода-
все можно! - и стыд забываем,
и режем свои провода,
и братьев своих убиваем.
Наркотики, водка и СПИД
идут на страну, как цунами...
Сказал мне сосед-инвалид:
«Мы все скоро станем бомжами».
Сосед матерится и пьет,
грозит костылями кому-то,
зовет обнищалый народ
опять собираться в коммуны.
Опять горемычная голь
за вилы возьмется, возможно.
Какая великая боль
вот в этом веселом «Все можно!»
«Все можно!» - ликуют воры.
«Все можно!» - визжат проститутки...
И смех из трущобы-дыры
порою доносится жуткий.
* * *
Промчалась осень, как татары по Руси:
обугленные, чёрные деревья,
и колесо тележное в грязи,
и птиц последних долгие кочевья,
и запустенья русских деревень,
и заблудившийся в глухом тумане день,
и безысходный тихий-тихий дождь -
везде тоска, везде одно и то ж…
Уйди! Умри под нищенской рогожей! -
все это вызывает дрожь,
как у коня, идущего под нож,
когда он чует гибель всею кожей.
* * *
Умер фронтовик в своей квартире
с холоду и голоду... Примерз
к полу... Вот такие вот картины,
вот такой диагноз и прогноз.
Все у нас давно поотбирали,
скоро будут воздух продавать!
Ветерана ломом отдирали,-
это легче, чем отогревать.
А метель мела на всю катушку.
нету сил в телеэкран смотреть:
шепелявит в микрофон старушка,
что надежда только лишь на смерть,
что в войну намного было легче,
что тогда не мерзла так страна...
Как ей объяснить, что нам на плечи
навалилась новая война?
Фронт незрим и мерзкий враг невидим,
мрет народ спокойно, без стрельбы.
Кажется, зимой, куда ни выйдешь, -
не сугробы всюду, а гробы.
Голосуйте, голосуйте, люди,
верьте в лохотроны и успех,
только не забудьте, как в Усть-Куте *
умер этот русский человек.
* Примечание автора: стихотворение написано на основе реального случая, произошедшего в этом городе в 2003 году.
*
* * *
“Все расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькнуло крыло”
Анна Ахматова.
Поля, травой заросшие, а в них - дорога дальняя.
Селения заброшены - страна многострадальная.
Все предано, все продано,
крылом взмахнула смерть.
Готов ли ты за Родину сегодня умереть?
Путей нет к отступлению, - куда ни бросишь взгляд,
в нас першинги нацелены... А может быть, - летят!
А вслед - в ботинках кованных каратели идут
(не в НАТО ль застрахованы коттеджи всех иуд?)
Не зря мы деньги тратили, - кричит их вся урла, -
и вправду демократия на землю к нам пришла.
Все предано, все продано,
крылом взмахнула смерть.
Готов ли ты за Родину, братишка, умереть?
Взлетает пыль с обочины - пыль фронтовых дорог.
Под нами - гробы отчие, над нами - только Бог.
ЖУРАВЛИ
Промчалось лето и растаяло вдали
раскатистым, веселым, звонким эхом.
И вот летят над Русью журавли,
а вслед за ними - все заносит снегом.
От мертвых пастбищ и суровых вьюг,
преодолев последнюю усталость,
умчатся птицы на счастливый юг,
а я один среди полей останусь.
Лишь на прощанье прямо в душу мне
они с небес обронят голос грустный,
и, нарастая в гулкой тишине,
он зазвучит тоскливой песней русской.
Но грусть пройдет и радостно весна
вонзит в снега лучи свои косые!
И вот тогда, воспрянув ото сна,
раздольно рассияется Россия!
И вскрикнешь ты: "Над нами журавли!
Как широко раскинуты их крылья!
Над вольными просторами земли
они летят почти что без усилья!
Они поднялись высоко в зенит,
они летят на родину в сиянье!"
И голос русский, вздрогнув, зазвенит
мелодией любви и ликованья!
* * *
Воробьи раскричались под окнами:
"Тает снег! Тает снег! Тает снег!"
И запахло березами мокрыми,
стало небо над крышей синей.
И ушел я, закрыв математику,-
сколько можно уроки учить! -
в ближний лес, где цветет мать-и-мачеха,
где ручей под корягой журчит,
где сползают сугробы весенние
неохотно с нахмуренных круч.
А на сердце такое веселие, -
прикоснулся к нему теплый луч!
Потеплели на сердце проталинки,
блики солнца вспорхнули к лицу!
Что же я улыбаюсь, как маленький?
Что ж я плачу в прозрачном лесу?
* * *
Ну, вот и весны мы с тобою дождались,-
черемухой пахнет, землею, дождями...
Опять я люблю, и опять я волнуюсь,
как будто вернулась счастливая юность.
За окнами месяц заманчиво светит.
А выйду-
обнимет меня теплый ветер!
Обнимет и что-нибудь скажет такое,
что станет легко.
Но не будет покоя...
ВЕТЕР
Распахнув мои сени,
прямо в комнату ветер
с ароматом сирени
залетел на рассвете.
Залетел после грома,
все развеял печали
и умчался из дома
в просветлевшие дали.
Занавеска качалась,
сердцу радостно было -
просто мне показалось:
это ты заходила.
* * *
Душа открыта, словно степь, -
ей нет конца и нет начала.
И что-то хочется мне спеть
родное, полное печали.
В душе степная тишина,
в душе степные ароматы,
и всходит полная луна
из ковылей, грозой примятых.
В моей душе такой простор
для воли и степного ветра,
что если б руки распростёр,
то полетел бы я, наверно!
И тишина, и высота,
и воля вольная, и ветер!..
Душа сияет, как звезда,
и хочет вновь любить и верить!
ЛИВЕНЬ
Скоро, скоро хлынет ливень!
Тополиный вьется пух.
В легком, трепетном порыве -
радость детская, испуг!
Все в смятенье, все в тревоге!
Капли кое-где летят,
пыль летит в лицо с дороги,
листья влажно шелестят.
Ветер с привкусом полыни
тянет за душу в полет.
А веселый дождь как хлынет,
как сорвется, как польет!
Льется, льется ливень летний
на деревья, на меня
и нахлестывает плетью
распаленного коня!
Льется, льется теплый ливень,
льется, льется с высоты!..
Все спокойней, все счастливей
рощи, травы и кусты...
* * *
Ночь спустилась. В кювете окурок
дотлевает упавшей звездой.
Потянуло с пригорков бурых
мятой смятой и резедой.
Стихли судороги дороги
и прислушиваются, тихи,
к дальним шорохам на огороде
лопоухие лопухи.
И в домах погасают окна...
Вот померкло твое окно –
стало грустно и одиноко,
и пустынно, и так темно...
* * *
Жизнь ускользает, как меркнущий свет, -
смотришь ей вслед, а ее уже нет.
Ветер подует, прохладен и нежен, -
слушаю долго я шелест черешен
и становлюсь, как ребенок, безгрешен.
Буду во тьму, забываясь, смотреть, -
мне и от счастья легко умереть.
Не умереть а, скорей, растворится
в отчей земле
и навеки с ней слиться -
стать ее колосом,
дикой травой,
тихо прохожим
кивать головой ...
* * *
Мне кажется,
я всем в толпе мешаю.
Иду, глазами тычусь наугад.
Не до меня! -
летучими мышами
торчат зонты,
прохожие спешат.
И хлещет дождь –
невыносимый, частый!
Согнуло в три погибели ветлу!
Да что там я?
Купите, люди, астры
у девочки, замерзшей на ветру!
ЖУРАВЛИ УЛЕТЕЛИ ...
Окончена в поле работа -
никто до весны не придет.
Лишь пугало средь огорода.
Кого оно, глупое, ждет?
Зачем оно осенью горькой
стоит на холме ветровом,
как сторож - в сырой гимнастерке,
и машет пустым рукавом ...
* * *
У осени плачевные дела,
и в парке пусто, словно в раздевалке,
с которой ты последнею ушла,
оставив номерок болтаться жалкий.
С утра темнеет. Все - теплу каюк!
Кричу в простор, как дурень на погосте:
- Эге-ге-гей! И я хочу на юг!
Хотя бы перышко мне сверху сбросьте…
Но тщетно – птицы гаснут, как во сне.
И все молчит: молчат поля, березы…
И не пойму я: то ли тает снег,
то ль по щекам моим стекают слезы.
* * *
Холодно.
Ночью, наверно,
первый грядет снегопад.
Как обнаженные нервы,
ветви неровно дрожат!
С радостью, с горем, с обидами
все по домам разошлись...
Брошены картами битыми
листья ...
Проиграна жизнь.
ПЕРВОПУТОК
Выпал снег -
веселый и невинный,
чистый, словно детская душа.
Он летел неслышно и наивно,
он всю ночь трудился не спеша:
складывал старательно снежинки,
вылепил под утро города,
где на всю окрестность ни тропинки,
ни души, ни звука, ни следа.
Улицы, окраины, овраги
начисто под утро замело.
Снег лежит,
как чистый лист бумаги, -
переписывай былое набело!
* * *
Снег валит - деревни не видать,
не найти тропинок поутру!
Буду здесь, тоскуя, зимовать,
как журавль, прикованный к ведру.
Буду чувства чистые таскать
из глубоких недр души своей.
Отпусти меня, моя тоска,
догонять высоких журавлей!
Все бело. Полей печален вид.
Разгулялась сельская метель.
Кандалами целый день гремит
над колодцем старый журавель.
Но когда он закурлычет вдруг,
и, расплескивая воду из бадьи,
в небеса рванется из-под рук, -
сердце обрывается в груди!
РОЖДЕСТВО
Я сегодня пленен тишиной.
Снегом ветки берез перегружены,
А снежинки летят и летят надо мной
И плетут свое легкое кружево.
Все в снегу – старый кремль, монастырь…
Ой, зима, ты совсем не суровая!
Как веселый румяный снегирь,
По бульвару шагает суворовец.
Снег летит и летит в тишине,
снег летит осторожно, торжественно…
И трамвай, и огни, и герань на окне-
Все мне кажется сказкой рождественской.
СНЕГИРЬ
До свиданья, снегирь. Вот и кончились сроки
снеговой канители, морозной мороки.
Открывает просторы великие солнце.
Прилетел ты проститься ко мне под оконце.
Как мы славно с тобою, снегирь, зимовали!
Были хлебные крошки –
всей гурьбой пировали!
Я чуть свет поднимался на твой свист удалой.
Ты скакал по сугробам, как солдат молодой!
И навстречу друзья твои, малые птахи, -
нараспашку летят - в русской красной рубахе!
А метель как завоет по выстывшим трубам!
Мол, сейчас я озноба поддам жизнелюбам!
Ну и что? Мы от родины не отреклись,
только крепче характером добрым сошлись.
Мы в беде научились беду забывать.
Было весело нам у окна горевать!
* * *
Скажи мне, не из этих ли полян,
пестреющих по склонам, ярче ситца,
стрижи скроили легкий сарафан,
в котором ты летишь ко мне, как птица?
Вскинь руки загорелые свои!
Едва они со мной соприкоснутся -
с любимых уст лавиной соловьи
сорвутся и восторгами упьются!
Скажи мне, не из этих ли озер,
таинственно-тенистых и глубоких,
напился чистой нежности твой взор,
моя любовь, мой ангел синеокий?
Зачем так шутишь весело со мной?
То ласточкой, то ласковою тенью
коснешься сердца невзначай весной,
то шаловливо шелестишь сиренью.
Скажи мне, не из этих ли лесов,
что тянутся, заглядывая в лето,
ты выбрала один из голосов,
поющих, словно сладостная флейта?
Рассмейся звонкой иволгой в лесу,
заплачь дождем среди лугов красивых!
Тебе природа русская к лицу,
в тебе поет весенняя Россия!
Не оттого ль в пространстве дальних стран
тоска прихлынет - и опять приснится
твой легкий, твой веселый сарафан,
в котором ты летишь ко мне, как птица!
* * *
Я вижу в каждом миге
тысячелетий грусть,
исчезнувшие книги
читаю наизусть.
Я чую ход старинный
часов, что вечность ткут
из тонкой паутины
томительных секунд.
Я слышу каждый шорох
давно прошедших гроз
и те слова, которых
никто не произнес.
Но ничего не значу
пред чудом красоты
и тихо сердцем плачу,
когда смеешься ты.
* * *
Как светло было в этой аллее весной!
Вишня так расцвела, что казалась невестою.
Сколько раз ты под ней целовалась со мной!
А теперь без тебя что-то стало невесело.
А теперь осыпаются вишни в саду-
прямо под ноги катятся вишенки спелые!
Ты же мне обещала, клялась мне: «Приду!»
Кто целует сейчас твои рученьки белые.
Пролетело веселье, сады отцвели,
отзвучали запевки в лесу соловьиные
и кому-то достались - в небесах журавли
да еще вишни губ твоих - ягоды винные.
Обманули меня в темноте соловьи
Эх, любовь наша - песенка спетая?..
Осыпаются пьяные вишни любви,
осыпаются сладкие, осыпаются спелые...
* * *
Сумерки зимние,
сумерки синие,
сумерки снежные,-
тихие-тихие,
нежные-нежные.
Между березами, соснами, елями
счастье засыпано наше метелями,
будто бы жили с тобой мы
и умерли...
Тихие-тихие
* * *
Лист бледнеет, лист качается.
Упадёт он всё равно.
Всё когда-нибудь кончается -
деньги, молодость, вино.
Всё промчится, все расстанутся.
Если глубже посмотреть,
только песни и останутся,
да не мы их будем петь.
РЕПЕЙНИК
Родился под забором,
вблизи дорог, живуч,
репейник,
как разбойник, -
небритый, взгляд колюч.
Судьба его – проклятье,
зеленая тоска.
Цепляется за платье,
как нищий у ларька.
Сорвут со злом репейник,
в грязь бросят – вновь взойдет!
Что жизнь его?..
Копейка!
А он…
живет, живет…
* * *
Ещё неведомые знанья
таятся в тёмной глубине,
в тенистой тайне подсознанья,
что не во мне уж, а во вне -
в недостижимости вселенной...
И только в страшный шторм волна
на берег этой жизни тленной
порою выбросит со дна
прозренья камень драгоценный.
И вновь наступит тишина.
СВЕЧА РАСКАЯНЬЯ
С наскока жил, рубил с плеча -
теперь мне очень плохо.
Гори раскаянья свеча,
гори во имя Бога!
Ты, будто жизнь моя,
свеча,
неудержимо таешь,
мечом двуострым палача
над головой мерцаешь!
Стекает воск, словно слеза,
сквозняк колеблет пламя.
Я слышу в небе голоса,
и голоса - под нами.
Зачем я, грешный и больной,
жгу воск медовый в храме?
И машет тень передо мной
огромными крылами.
МЫСЛЬ
«Всё мысль, да мысль».
Е. А. Баратынский
Теперь в стихах все мысль да мысль,
глубок ее могучий смысл,
для шумной публики не зрим.
Пускай в разврате тонет Рим,
но час пробьет – из недр она
пробьется силою зерна,
взломает тупости бетон,
раскроет пламенный бутон,
зажжет померкшие сердца!..
Её же власти - нет конца!
ИЗ КНИГИ "СМЕХОТВОРЕНИЯ"
3. Недавно вышла брошюра Олега Демченко "СМЕХОТВООРЕНИЯ" Иронические стихи, басни, пародии. М-, 2013 ISBN 978-5-9905018-1-2
Сборник по смешной цене можно заказать у автора. Отдельные фрагменты книги перед вами.
Из раздела "ИРОНИЧЕСКИЕ СТИХИ"
ПРО ЖУКОВ, СУПЕРМЕНОВ И МУЖИКОВ
Флаг у США - ух ты! - что надо!
Сразу что к чему поймёшь -
жук из штата Колорадо
на него похож.
Вот ползет он по картошке.
Ах, жучара, сучий сын!
Оторвал ему я ножки,
бросил в керосин.
Впрочем, что ж я? Суперменов
демократия велит
звать скорее, непременно, -
мол, везите, братцы, СПИД,
и не бойтесь - обезврежен,
закодирован народ
и обезоружен: режем
оборонку круглый год.
Мол, везите грипп куриный
и свининой - мы всё съедим!
А взамен мы вам Курилы
и Камчатку отдадим.
Меморандум пишут в МИДе, -
мол, везите к нам жуков,
приезжайте - поучите
непокорных мужиков.
Демократы будут рады,
с хлебом-солью поспешат,
даже, может, гей-парады
в честь приезда разрешат.
На уйкенд вас ждет Россия -
вся Сибирь, Урал, Кавказ!
Приезжайте - керосина
много оченно у нас!
ПРО ЗАРПЛАТУ
Моя зарплата, как заплата
на две дыры - налог, квартплата.
Когда б я был миллионером
или хотя б милиционером
с волшебной палкой полосатой,
прожил и с этой бы зарплатой.
Но вспомнил я, что из народа
не вышел - вот и нет дохода!
И долго думал сидя я,
когда ж придет субсидия?
ПРО КОМАРА
Кровь мою сосал комар,
Среди ночи разбудил,
Превращая жизнь в кошмар,
Зажужжал, заговорил:
.
«Уж тебе я всё же рад!
Как не раду быть родне!
Ты теперь мой кровный брат –
Кровь твоя течёт во мне».
Отогнал его. Уснул.
Снится лето на лугу.
Но опять я слышу гул,
А проснутся - не могу.
Снится, спрашивает мент,
Вежливо отдавши честь:
«Гражданин, а документ
У тебя с пропиской есть?»
Я проснулся - что за вздор!
И уснул без задних ног…
Слышу, молвит прокурор:
«Заплатил ли ты налог?»
Лишь унял я в сердце дрожь
И упал в подушки ниц,
Снится: доктор точит нож,
Приготавливает шприц.
Плохи шутки с комаром.
Что с ним делать, сатана,
С этим страшным упырём,
Что похож стал на слона?
Вредный он, как пародист,
Как зоил проклятый, зол -
Настоящий паразит,
Зудом он меня извёл.
И решил я: комара
Убивать давно пора!
И всю ночь за комаром
Я гонялся с топором!
Из раздела "БАСНИ"
ЧУДЕСА И ГОЛОСА
Настали выборы - куда ни ступишь в лес,
везде полным-полно чудес:
Косой птиц собирает голоса
Мол, нам ни Волк не страшен, ни Лиса. –
Альтернативной нет кандидатуры!
«Куда, куда им!» - согласились Куры
(Их привезли на митинг в лес,
Чтоб кто другой до власти не пролез).
"Мы все едины!" - говорит Бобёр, -
и эхом отзывается весь бор!
Пошли гулять пустые голоса:
Не счесть их - встанут дыбом волоса!
Где голос был один - там стало двадцать,
где двадцать- тридцать! Не захочешь сомневаться!
Тут поработал психотехник ни один,
Чтоб стадный пробудить инкстин,
чтоб голос каждый был подать не прочь.
Вот это выборы! Вот это мощь!
А всех, кто против, тех - к чертям в Болото!
Они предатели - их слушать неохота!
Вот это Лев! Вот это голова!
Шурум-бурум - на трон возносят Льва!
И от гигантской власти обнаглев,
четыре срока царствовал тот Лев!!!!
Ушел на пенсию, оставив кости
зверей, что на поклон ходили в гости.
А лес вокруг погрыз Бобёр,
Бобра на ужин Волк упёр,
а Зайца, Кур всех схавала Лиса.
Потом охотник из двустволки
убил с тоски Лису и Волка...
И птиц затихли голоса,
и прекратились чудеса.
Мораль сей басни такова:
Не голосуй, дурак, за Льва!
ЭФИОП
Купил один помещик эфиопа.
Хороший раб, но серый, как зола.
- Ведите в баню, - приказал, - холопа
И там его отмойте до бела.
И невидаль встревоженная дворня
В парную за собой поволокла
И вениками ну хлестать проворно
И пару до отказа поддала!
Глаза на лоб у эфиопа!
Он возопил, крик переходит в храп!
Ох, жарче Африки Европа, -
Подумал, умирая, бедный раб.
----------------
Но до сих пор на всем понятно, может быть:
То, что дала природа – не отмыть.
ГИЕНЫ
Кому, не знаю, было так угодно,
Кто из богов такое изобрёл,
Но, говорят, гиены ежегодно
Свой изменяют пол.
Вот как-то раз самец- гиена
На самку влез, приободрясь,
Приноровился – и мгновенно
Вступил с ней в половую связь.
Та, оглянувшись, вымолвила:
- Милый,
мы поменяемся местами через год –
не напирай с такою силой,
а то тебя припру ведь в свой черёд!
-------------
Порой на выборах такая ж рокировка:
Где хрен торчал, там выросла морковка,
А где была морковка – вырос хрен….
Каких ещё вам надо перемен?
Из раздела "ПАРОДИИ"
ЗА БОРТОМ ПРИВАТИЗАЦИИ
К реке спешит извилистый ручей,
Преодолев непрочную запруду.
Какое счастье знать, что мир — ничей
И с громом бъёт небесную посуду.
Сергей Сметанин
Давно купили речку и ручей,
Саид приватизировал запруду,
Абрам - он самый главный казначей,
Купил Байкал и перелил в посуду.
А я сижу, всю ночь базары тру -
Пишу совсем бесплатные куплеты!
Кричу Пегаске-дармоеду: «Тпру!»
Да разве он послушает поэта?
ПОДРУГЕ ПО ДЕПО
"Я трамваем быть хочу!
.......Это много круче секса!"
Ника Стеклянная
А я хочу быть паровозом
и без всякого рефлекса
мчать по пышным пара розам!
Это тоже круче секса!
Мчать на всех парах по стали,
отдуваясь на бегу -
дерьмократы нас достали,
я так больше не могу!
По просторам мчать покатым,
мимо Брянска, Шепетовки
мчать вперёд, ругаясь матом,
до коммуны-остановки.