Первый секретарь Калининского обкома КПСС Павел Артёмович Леонов любил живопись. В её направлениях и жанрах он разбирался вполне профессионально, поскольку сам (в свободное от работы время) писал маслом картины, в основном пейзажи. Работы получались неплохие, о них одобрительно отзывались не только знатоки и любители живописного искусства, но и многие художники, с которыми Павел Артёмович стремился поддерживать дружеские отношения. С народным художником СССР Ефремом Зверьковым даже дружили семьями. В целом первый секретарь всячески поощрял творческих людей, помогал им в решении жизненных вопросов, а также лично устраивал и открывал областные художественные выставки и юбилейные торжества.
Без высокого участия не обошлось и на этот раз. Приближалась большая дата: 22 июля 1984 года исполнялось 100 лет со дня открытия Дома творчества художников "Академическая дача" имени И.Е. Репина - первой и старейшей творческой базы русских живописцев, расположенной в красивейшем уголке Вышневолоцкого района, на холмах Валдайской возвышенности. Здесь бывали и работали такие выдающиеся мастера, как Илья Репин, Архип Куинджи, Валентин Серов, Николай Рерих, Иван Творожников и многие другие.
Заведующий сектором культуры отдела пропаганды и агитации обкома партии Валерий Павлович Карасёв заранее готовился к знаменательному событию, поэтому не удивился, когда Леонов позвонил ему напрямую по малой АТС и вызвал к себе для доклада.
Кабинет первого секретаря находился на восьмом этаже. Завсектором буквально за минуту преодолел шесть лестничных пролетов, отдышался, тщательно осмотрел себя, и, поправив галстук, решительно шагнул в приёмную. Секретарь одобрительно кивнула и рукой пригласила в кабинет первого. Открыв сначала внешнюю, а затем, помедлив мгновение, и внутреннюю двери, Карасёв аккуратно вошёл в кабинет.
Леонов - в чёрном костюме, белоснежной рубашке и светлом галстуке, - откинувшись в кресле и сложив руки в замок, сидел за просторным столом светлого дерева. Лицо главного руководителя области, благообразное, с высоким лбом, переходящим в лысину, едва прикрытую по краям короткими седыми волосами, выглядело сосредоточенным и серьёзным. Живые карие глаза смотрели на входящего испытующе и строго:
- Заходи, присаживайся, Валерий Павлович. Как у нас идёт подготовка к празднованию юбилея Академической дачи?
Едва Карасёв, присев на стул и поправив очки, начал перечислять пункты плана и ответственных за их исполнение, хозяин кабинета вдруг резко встал, перегнулся через стол и, выразительно сверкнув глазами, нетерпеливо прервал:
- Ты не упрощай! Это мероприятие союзного значения, в Вышний Волочёк наверняка приедут высокие гости: возможно, секретарь ЦК КПСС, обязательно заместитель Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР, министр культуры РСФСР, руководство Союза художников СССР. Дому творчества имени Ильи Ефимовича Репина будет вручаться высокая награда. Торжества снимет Центральное телевидение, и уже вечером репортаж будет показан в программе «Время». Всё должно быть на высшем уровне...
- Я понимаю, Павел Артёмович, всё делается…
- Не перебивай!
В Леонове органично сочетались показной демократизм с азартным деспотизмом. Полновластие его воли зачастую переходило все разумные границы, особенно в случаях, когда речь шла о соблюдении идеологических установок или ритуалов безудержного славословия в адрес руководителей партии и государства. Достаточно было сделать или не сделать, сказать или не сказать что-то, что не укладывалось в рамки его представлений, как он заводился, что называется, с пол-оборота.
Первый секретарь вышел из-за стола, застегнул на все пуговицы пиджак и, раскачиваясь корпусом и бросая из-под взлетающих чёрных дугообразных бровей властные взгляды, принялся расхаживать по кабинету.
- Слушай внимательно! Самое главное - и ты этого, к сожалению, не понимаешь, да в вашем отделе никто не понимает! – необходимо установить рядом с трибуной большой портрет Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Константина Устиновича Черненко с текстом его высказываний о роли культуры и искусства в воспитании советских людей. И - это обязательно! - на груди две звезды Героя Социалистического Труда!
- Портрет? Мы же не в зале, а на открытом воздухе будем проводить это мероприятие, – удивился Карасёв.
Леонов стремительно отошёл к окну и рубанул рукой воздух:
- Да, погрудной портрет! Что тут непонятного? Нет ничего проще! Но... одновременно и сложнее. Запомни, портрет - это одна из самых высоких форм искусства, можно сказать, главный жанр живописи. Ты культурой ведаешь, должен знать, что фигура политического деятеля несёт в себе знак времени. Какой личностью является политик, какие чувства, идеи живут в нём – всё это найдёшь в портрете. Константин Устинович - высший руководитель партии и государства, активный борец за мир и счастье людей. Поэтому на таком важном мероприятии, в полном соответствии со сложившимися канонами, он должен быть среди нас, но в портретном исполнении. Я портреты не пишу, это чрезвычайно трудно. А вот художники, которые сейчас находятся на даче, смогут изобразить!
- Ясно, Павел Артёмович. Какой величины должен быть портрет?
- Стандарт 30 на 40 сантиметров умножь на 10 - вот тебе и размер. Установить можно вот таким образом...
Первый секретарь нагнулся над стоявшим у окна длинным столом для заседаний и на листе бумаги быстро набросал карандашом чертёж конструкции – что-то вроде ученического складного мольберта. Поразмыслив мгновение, он пририсовал сбоку стол президиума (без человеческих фигурок), а на заднем плане – контуры окружающего пейзажа. Бросив карандаш на рисунок, Павел Артёмович отошёл на шаг назад, и, удовлетворённо поглядывая на своё творение, торжественно объявил:
- Назначаю тебя ответственным за проведение праздника - с исчерпывающими полномочиями. Можешь задействовать ресурс Вышневолоцкого райкома партии и администрации «Академички». Не забывай, что весной нынешнего года я избран депутатом Верховного Совета СССР по 177 Вышневолоцкому избирательному округу. Это налагает на нас с тобой особую ответственность.
Прибыв в Вышний Волочёк, Карасёв вместе с работниками райкома партии отправился на Академическую дачу. Там в это время жили и работали народные художники СССР братья Ткачёвы – Алексей Петрович и Сергей Петрович. Люди известные, авторитетные: действительные члены Академии Художеств СССР, лауреаты Государственных премий СССР и РСФСР. Алексей Петрович неоднократно избирался в состав правления Союза художников РСФСР. Сергей Петрович на тот момент возглавлял Союз художников РСФСР, являлся депутатом Верховного Совета РСФСР, а через два года, на XXVII съезде КПСС его изберут членом Центральной ревизионной комиссии. При этом надо подчеркнуть, что Ткачёвы не гнались за чинами да почётными званиями, и даже за славой не гнались - она и так шагала впереди них. Братья упорно работали - как вместе, так и самостоятельно - и овладели редким мастерством создания больших реалистичных полотен, главными героями которых становились простые люди.
Участие именитых художников в подготовке к празднику было заранее согласовано с Леоновым, поэтому Карасёв пригласил их вместе с руководителями Дома творчества на совещание, где в деталях была обсуждена программа праздника и найдены решения по всем вопросам, кроме одного – портрета. Сначала Ткачёвы вообще не соглашались писать портрет, но под нажимом партийного начальства всё-таки сдались, заняв, впрочем, непримиримую позицию по поводу сюжета, размеров и места установки полотна. Наибольшее сопротивление оказывал Сергей Петрович – человек острый, искренний в своих порывах:
- Валерий Павлович, вы поймите, художественное произведение – это живой организм. Сила портрета – в правдивости изображения. Ответьте: как написать портрет сильного руководителя великой страны, когда всем известно, что Черненко слаб и физически, и во многих других отношениях? Типичный аппаратный работник… Совесть художника не позволит изобразить его, как лидера!
- Да, но это рекомендация первого секретаря обкома партии. Я не могу не выполнить его указание.
- Давно известно, что портрет – это зеркало души, - поддержал брата Алексей Петрович. – Но у генсека какой-то отрешённый вид, и это заметно всем! Он и ходит-то с трудом, а вы предлагаете нарисовать крепкого, румяного мужчину с широкой грудью, украшенной золотыми звёздами?
Карасёв молчал. Что-то возразить было трудно: фигура генсека, старого больного человека, действительно вызывала жалость и недоумение. Казалось, с его приходом к власти время в стране стало безликим, оно остановилось и даже в чём-то обернулось назад - в сторону не лучших, а изживших и дискредитировавших себя порядков. Всё как-то измельчало: дела, поступки, мысли. Пульс страны бился вяло и обреченно. Люди почувствовали, что общество неумолимо приближается к незримому рубежу, за которым произойдут большие перемены.
- Поверьте, Валерий Павлович, портреты живут не только своей жизнью, но даже способны менять судьбы изображённых на них людей, – продолжал убеждать Сергей Петрович, переводя аргументацию в мистическую плоскость. – Что прикажете нам изобразить? У Черненко далеко не привлекательный вид. Старцы из ЦК КПСС умирают один за другим. Кто следующий? Впору всё Политбюро окаймить траурной рамкой...
Осознавая, что дискуссия выходит за границы дозволенного и приобретает всё более нежелательный оборот, завсектором решил подвести черту:
- Что будем делать, уважаемые коллеги?
Ткачёвы, не сговариваясь, в один голос предложили уменьшить портрет вдвое и отодвинуть его назад и в сторону - так, чтобы он не занимал центральное место в оформлении торжества, но в телевизионный кадр попал.
Карасёв, вздохнув, согласился. Как ни крути, а художники правы. Их веские доводы не принять во внимание было невозможно. Бесперспективность партийного «руководства» Константина Устиновича была очевидна многим представителям партноменклатуры, в том числе и Карасёву.
За день до мероприятия Валерий Павлович и первый секретарь Вышневолоцкого РК КПСС Анатолий Фёдорович Гусев приехали на место событий, всё внимательно осмотрели, после чего Карасёв, удовлетворённый увиденным, со спокойной совестью заночевал в вышневолоцкой гостинице «Берёзка». Утром следующего дня он еще раз проверил готовность к юбилейному торжеству и настроился встречать руководство. Оно не заставило себя ждать…
Павел Артёмович Леонов отличался чрезвычайной пунктуальностью: сам не опаздывал и никому не позволял этого делать. С опозданиями он покончил с помощью нехитрого приёма (всё гениальное просто!), суть которого заключалась в том, что обкомовские мероприятия (конференции, пленумы, активы и пр.) он начинал раньше времени, обозначенного в приглашениях. Где-то минут за 10 до начала первый секретарь выходил на трибуну и начинал общаться с залом - как бы предваряя подготовленную к обсуждению тему. Тех, кто к этому времени не успел, в зал не пускали. "Опоздавших" приглашали только после официального начала - организованной группой, под негодующие взгляды и язвительные реплики хозяина области. «Посмотрите, люди добрые, на этих разгильдяев,- ругался Павел Артёмович, - они ведь дальше всех живут! Считай, все из Калинина да близлежащих районов будут, а до сих пор тянутся». Реально опоздавших, невзирая на лица, Леонов не пускал вообще: «Негодяи, прогульщики! Всем написать объяснительные и передать в общий отдел обкома Капитонову…»
По заведённому порядку Павел Артёмович и на этот раз приехал пораньше и сразу направился к месту действия. За ним в строгом соответствии с партийной иерархией следовали: секретарь обкома партии по идеологии Екатерина Алексеевна Хрусталёва, заведующий отделом пропаганды и агитации обкома Николай Николаевич Калашников и редактор газеты «Калининская правда» Юрий Александрович Ястребов.
Леонов шёл вкрадчивой походкой, слегка подавшись вперёд и внимательно вглядываясь в перспективу праздничного убранства, стараясь с дальнего расстояния различить его главные элементы. Подойдя ближе, он внезапно остановился, повернулся к своим спутникам и, задыхаясь, багровея от гнева, стал кричать:
- Что это!? Почему портрет Генерального секретаря упрятали так далеко? Почему он такой маленький? Я же определённо сказал: портрет должен быть на первом плане и должен быть большим! Большим!!! При вручении награды Академической даче его совершенно не будет видно на телевизионном экране!
Павел Артёмович продолжал разглядывать портрет, отступая зигзагами назад и вбок, приближаясь к конструкции почти вплотную и даже приседая… Едва сдерживая очередной приступ ярости, он постоянно бормотал что-то себе под нос.
Взволнованный Карасёв стоял в некотором отдалении от руководящих персон, но всё же услышал жёсткие критические оценки первого секретаря.
Завсектором сразу понял, что главные разборки впереди и попытался было подойти к разъярённому начальнику, чтобы объясниться, но коллеги удержали. Именно в этот момент Карасёв впервые подумал о том, что злосчастный портрет может сыграть в его судьбе роковую роль. Пока, к своим сорока годам, он уверенно шёл по карьерной лестнице: секретарь Пролетарского райкома ВЛКСМ города Калинина, второй и первый секретарь Калининского горкома ВЛКСМ, секретарь и второй секретарь Калининского обкома ВЛКСМ, последние семь лет - в обкоме партии.
Так или иначе, торжества завершились, неделя закончилась, высокие гости разъехались. О празднике осталась хорошая память, а также Грамота Президиума Верховного Совета СССР, вручённая Дому творчества «Академическая дача» Заместителем Председателя СовМина РСФСР В.И. Кочемасовым.
На следующей неделе, в понедельник утром, Валерий Павлович по сложившемуся правилу первым делом заглянул в приёмную своего непосредственного начальника – заведующего отделом пропаганды и агитации обкома. Секретарь вскочила навстречу и взволнованно, хотя рядом никого не было, шепнула Карасёву на ухо:
- Николай Николаевич сидит весь почерневший, вроде бы пишет заявление об уходе, а ведь ему до пенсии осталось доработать меньше трёх лет.
Валерий Павлович сжал руки и, расправив плечи, решительно вошёл в кабинет шефа.
Калашников выглядел подавленным, курил и смотрел в стол.
- Николай Николаевич, не возражаете, если я пойду к Леонову и, во-первых, постараюсь ему доказать, что уровень празднования был достаточно высок, а во-вторых, если что-то не так, то это только моя вина.
Калашников, продолжая смотреть вниз, молча отвернулся к окну...
Не получив ответа, завсектором ушёл к себе в кабинет и, связавшись с первым секретарём по малой АТС, попросил его о личной встрече, на что сразу же получил согласие.
- Павел Артёмович, - с ходу начал Карасёв, - Насколько я знаю, вы огорчены проведением пятничного мероприятия? Но я смотрел телепрограмму «Время», всё было нормально, выглядело достойно…
Выражение удивления и недоумения, возникшее поначалу в глазах и на лице первого секретаря, вдруг сменилось гневным возмущением. Лоб собрался в багровые складки, брови нахмурились и как будто ещё больше почернели, а приоткрытый до этого рот раскрылся полностью и на одном дыхании прокричал:
- Ах, это ты, оказывается, главный виновник этой непростительной ошибки…
- Павел Артёмович...
- Молчи, - стучал кулаком по столу Леонов.- Ты – саботажник! Незрелый, политически неграмотный работник!
- Павел Артёмович, я только что закончил Московскую высшую партийную школу…
Лучше бы Карасёв этого не говорил. Леонов в партийных школах не учился, зато в 1942 году окончил Московское высшее техническое училище имени Баумана, чем очень гордился.
Первый секретарь приподнялся в кресле и, выбросив вперёд правую руку, указательным пальцем пригвоздил Карасёва к воображаемому столбу позора:
- Чему вас там учат – в этих школах?! Таким, как ты, не место в областном комитете Коммунистической партии. До свидания!
Валерий Павлович, ошарашенный результатом визита, медленно спускался по лестнице с восьмого этажа к себе на пятый и думал: «Всё. Надо искать новую работу. Куда идти?"
По профессии Карасёв был учителем физики, но в школе проработал недолго. К тому же он отчётливо представлял, что путь по партийной линии теперь закрыт, а с переходом в другие органы и учреждения также могут возникнуть сложности, поскольку инициатива увольнения исходит от начальства. Валерий Павлович решил посоветоваться с коллегами.
Старшие товарищи – заворг обкома партии Владимир Степанович Антуфьев и председатель парткомиссии Геннадий Васильевич Макаров - предложили варианты трудоустройства: завкадрами в политехническом институте, ответственный секретарь областной организации общества «Знание». Обсуждалась также возможность назначения на должность начальника отдела кадров областного управления внутренних дел. Однако при любом раскладе без согласования с Леоновым не обойтись.
Алексей Григорьевич Тихомиров, секретарь обкома КПСС, был в курсе карасёвской беды, относился к гонимому с симпатией и сам вызвался помочь. Он отправился к первому секретарю ходатайствовать о направлении «штрафника» в управление внутренних дел начальником отдела кадров. Тогда было в порядке вещей выдвигать партработников на ответственные должности в правоохранительные органы (важно заметить, что обратный вектор не прочерчивался).
- Павел Артёмович,- начал Тихомиров разговор с Леоновым, - Карасёв обладает большим опытом как организаторской, так и воспитательной работы. Целесообразно использовать его потенциал.
- Что ты такое говоришь, Алексей Григорьевич! Он политически неблагонадёжен! Как он будет руководить кадровым аппаратом областной милиции, её комплектованием и профессиональной подготовкой, воспитывать у милиционеров волевые качества, если проявил себя политически неграмотным, безвольным работником? – нагнетал обстановку первый секретарь.
- В комсомоле он работал с молодёжью, знает лучших молодых людей области, а именно ими мы пополняем органы.
- Ты не заступайся, Алексей Григорьевич, он провалил политически важный момент 100-летнего юбилея Академической дачи. У Калашникова весь отдел такой –работать не умеют! Не согласен, и не проси.
Леонов продолжал возбуждённо что-то ещё говорить, а Тихомиров смотрел на серебро его аккуратной причёски, всегда производившей впечатление благости, но сейчас совершенно потерявшейся в багрово-красных красках, заливавших лицо, и понимал, что убеждать начальника бесполезно. Первый секретарь отличался исключительным упрямством и ни при каких обстоятельствах на компромиссы не шёл.
Особенно отчётливо леоновское своеволие проявлялось в методах партийного руководства проведением важнейших сельскохозяйственных кампаний, в ходе которых все ресурсы, имеющиеся в распоряжении главного руководителя области, безоговорочно мобилизовывались на достижение поставленных им целей.
Вот и тем летом, которое выдалось засушливым, всех ответственных работников обкома и облисполкома уже по нескольку раз отправляли в районы контролировать нескончаемую заготовку кормов и начавшуюся уборку урожая. На инструктивных совещаниях руководитель обкома неоднократно высказывался по поводу якобы неудовлетворительной деятельности отдела пропаганды и агитации в этот период, всякий раз упоминая случай с портретом Черненко как пример безответственного отношения к порученному делу.
Не успевшего уволиться Карасёва в качестве уполномоченного командировали в Спировский район. Туда же направил своего «контролёра» - начальника областного Управления мелиорации Гребенникова - и исполком областного Совета народных депутатов.
Через две недели Леонов собрал в облисполкоме партийно-хозяйственный актив для подведения итогов. Вернувшийся в Калинин завсектором шёл на это мероприятие с тяжёлым чувством. Не потому, что не выполнил задание. Как раз наоборот – всё, что поручалось, сделал. Давило ощущение, что этот актив – последний в его партийной карьере. На остановке напротив областного драматического театра из трамвая высыпали горожане с косами и граблями, по-видимому, для того, чтобы скосить траву в городском саду. Они смеялись, показывая на большущий лозунг «Все на сенокос!», прикреплённый к ограде городского сада, и на афишу нового спектакля «Много шума из ничего», висящую рядом.
"Вот это ляп! Но совпадение знаковое", - подумал Валерий Павлович.
Леонов по привычке начал актив раньше. Советуясь (для вида) с председателем Калининского облисполкома Александром Ивановичем Ильенковым, он «выдёргивал» из зала уполномоченных и с пристрастием их допрашивал. Когда очередь дошла до Спировского района, Павел Артёмович окинул глазами зал. Карасёв напрягся: ему показалось, что Леонов искал его. Но Павел Артёмович вызвал для отчёта Гребенникова.
«Мелиоративный бог» в районе бывал наездами, больше по своим делам, толком рассказать ничего не смог, а под воздействием конкретных вопросов первого секретаря и вовсе поплыл.
- Садись, - раздражённым голосом перебил его Леонов. - Оценка твоей работы - неудовлетворительно! Почему ни у кого нет информации о приостановке работы предприятий, учреждений и организаций? На предыдущем совещании я поставил задачу: предприятия закрыть, а всех работников - подчёркиваю, всех!- отправить на заготовку кормов – в помощь труженикам села! Не хватает травы на лугах – окашивайте неудобья, обочины дорог. Все дороги заросли. Беспорядок! Саботаж! Кто был командирован от обкома партии?
- Я, - поднял руку Карасёв.
- У тебя есть что добавить?
- Есть.
Валерий Павлович взошёл на трибуну, детально доложил обстановку в районе, ответил на все вопросы.
- Молодец! Вы только посмотрите на него, занимается культурой, а разобрался, вытянул район. Александр Иванович, смотри, как наши кадры работают – компетентно, профессионально, а твои… Учитесь!
У Карасёва мелькнуло в голове, что, возможно, первый секретарь изменил к нему своё отношение. Это подтвердила и секретарь обкома Хрусталёва, пригласившая утром следующего дня завсектором к себе:
- У меня вчера, после актива, был разговор с Пал Артёмычем. Он сказал, что, если вы пожелаете, то можете оставаться в своей должности. Для ответа он позвал нас к себе.
- Спасибо, Екатерина Алексеевна. Конечно, я готов к встрече - хоть сейчас.
Хрусталёва тут же позвонила первому, и, получив его разрешение, они отправились наверх.
Леонов, в сером отутюженном костюме, белой рубашке при чёрном галстуке, вышел из-за стола и похлопал Карасёва по плечу.
- Пожалуйста, располагайся, Валерий Павлович, ты хорошо зарекомендовал себя в ходе ответственных сельскохозяйственных работ, - без предисловий и вполне благожелательно начал Павел Артёмович,- нам такие работники нужны, поэтому, если хочешь, можешь продолжать работать в обкоме.
Круглое лицо Леонова расплылось в широкой улыбке, а небольшие, блестевшие янтарными искорками глаза вдруг наполнились теплотой и от этого стали казаться чуть больше.
- У тебя будет возможность исправить промах, допущенный в Вышнем Волочке. Константин Устинович поставил новые ответственные задачи…
Павел Артёмович увлеченно говорил, Хрусталёва кивала головой, а Карасёв, внимательно слушая, поглядывал то на Леонова, то на портрет Черненко, висящий над головой хозяина кабинета.
Что ответить первому секретарю, завсектором не знал: он уже собрался на новую работу, которую подобрал для него Тихомиров, - председателем обкома профсоюза работников культуры - и даже прошёл собеседование в ЦК профсоюза в Москве, на что наверняка было получено добро от Леонова. Важнее другое - Валерий Павлович внутренне уже навсегда распрощался с обкомом и его руководителем. Оставаться в мире самодурства Карасёву больше не хотелось.
- Ну что? Ты как?
- Павел Артёмович, вы же знаете - я прошёл все собеседования, в том числе и в Москве.
- Знаю, но если хочешь – оставайся на прежнем месте.
- Павел Артёмович, поздно что-либо менять. Точнее, наоборот: может быть, пришло время всё изменить, ведь я работаю в обкоме почти семь лет.
- Ну что ж, вольному воля, спасённому рай.
На прощание Леонов обнял Карасёва, крепко и долго жал ему руку:
- Желаю успехов в организации профсоюзной деятельности. Но запомни хорошенько: в профсоюзах ты должен твёрдо и неуклонно проводить в жизнь решения партии. И не обессудь - ты сам выбрал свою судьбу.
***
Через год, 24 августа 1985 года, П.А. Леонов был освобождён от обязанностей первого секретаря Калининского обкома КПСС в связи с уходом на пенсию.
Через два года после этого события В.П. Карасёв был вновь переведён на партийную работу - вначале на прежнюю должность, а затем назначен заместителем заведующего идеологическим отделом Калининского обкома КПСС.