Но мой удел - могу ль не звать ужасным?
Едва холодный и больной рассвет
Исполнит Ад сияньем безучастным,
Из зала в зал иду свершать завет,
Гоним тоскою страсти безначальной, -
Так сострадай и помни, мой поэт…
А.Блок «Песнь ада»
Оттуда возвратился Метерлинк
с единственной мольбой от безутешных:
«С любовью вспоминайте об умерших!
Мы, будто, воскресаем в этот миг!»
Из зала в зал, и за витком – виток –
во след Орфею, в ад спускался Блок,
и, ужаснувшись, спел нам песни ада.
Да кто там не был – хоть одним глазком,
смычком и кистью, прозой и стихом…
А, впрочем, нам с лихвой довольно Данта.
Введи меня, Вергилий, в адский круг,
в стенящий лес отъятых лиц и рук,
и без сомнений – вверь меня наитью.
Поскольку ты и сам не в курсе, гид:
горчит сей гиблый лес иль не горчит
Марининой рябиновою кистью.
Ан нет её там, досточтимый Дант.
Исход поэта – взлёт, а не десант!
Ракетный росчерк, а не закорючка!
Ярчайшей строчки – восходящий след!
В бессмертии – поэту места нет
иного – как в саду с листком и ручкой!
Какой ещё там, право, к чёрту, ад!
Велик поэт – так не велик ли блат?
Питомцы муз – и не в отдельном классе?
Любимчики – и не на высоте?
Вон, Рильке, на Марининой звезде,
сидит и пишет что-то на террасе!
2013