ЭНДРЮ БАРТОН «БАНДЖО» ПАТЕРСОН
(1864 – 1941, Австралия)
SALTBUSH BILL ON THE PATRIARCHS
СОЛТБУШ БИЛЛ О ПАТРИАРХАХ
Сегодня праздник, рождество. Идёмте, дети, в сени.
А ну, помощнички, ко мне взбирайтесь на колени,
Чтоб я инструкцию вам дал на долгие года,
Ну, вроде сказки... Про кого? Иону и кита*?
Киты — не овцы. В море я не пробыл даже дня.
Левиафаны* эти все — загадка для меня.
Зато есть библия у нас — она расскажет нам
О патриархах, что вели скотину по холмам.
Те патриархи лет былых свой съели соли пуд,
И жили так же как у нас здесь многие живут, —
Как те, кто бродят по земле, порою наугад...
И мы по Квинсленду так шли с десяток лет назад.
Был поселенцем Исаак*. Иаков*, его сын,
Когда подрос, то навсегда родной покинул тын.
Есть пареньки, кому милей дом отчий и покой,
А есть, кому милей бродить с котомкой за спиной.
Итак, Иаков выбрал путь нехоженный досель,
Как дядя* некогда его, за тридевять земель,
Где сам Макар телят не пас, где был сам чёрт не брат...
И мы по Квинсленду так шли с десяток лет назад.
Пастушьи тропы и пути Иаков все узнал.
Когда ж к Лавану он пришёл — надсмоторщиком стал.
Он не просил в неделю фунт, но как оплату брал
Овечек чалых и цветных — и стадо пополнял.
Чернявых, пегих и гнедых, и рыжих на заре
Клеймом лаванским он клеймил у дяди во дворе.
Когда ж семь лет на ферме он у старца прослужил,
То весь отборный лучший скот в наследство получил.
Частенько с пастырями так бывает, дай лишь срок.
Я их немало повстречал средь квинслендских дорог.
Когда ж Иаков кончил сбор, то получил наш брат
В владенье местность, что зовут и нынче Галаад.
Он дал ему приличный скот и дочь свою — на кой
Пастух женился, а потом женился на второй.
Поймите, что тогда из жён был выбор не богат —
Не больше, чем тогда у нас с десяток лет назад.
Когда же скот наел бока на травах заливных,
Вдруг вспомнил старый Исаак о родичах своих.
Такое в каждой вере есть: где б не блуждал герой,
Приходит день, когда ему захочется домой.
И вот со стадом с океан, из коз да из овец,
Пошёл Иаков по земле, как истовый мудрец.
О, это сущий балаган, все друг на друга злы,
Где позабыл баранов Бог, но помнят их козлы.
Но знал Иаков все пути и всякий знал изъян.
Гласит легенда: он сумел надуть филистимлян.
Он знал, что надо приложить в пути немало сил.
Что сделал он? — Да просто он всё стадо разделил.
Он сильный скот послал вперёд: тот путь себе пробьёт,
А сам с овечками побрёл, которых ждал окот.
От рубежа до рубежа, от дола и за дол
Иаков стадо с океан к родному дому вёл.
И дело сделано, шик-блеск, сомнения все — вон.
Несокрушимым начал он и завершил прогон.
Но это лишь простой рассказ — рассказ для нас, ребят,
Как в Палестине жил народ три тыщи лет назад.
Об этом странно так читать. Нам кажется, что вот
Бредёт за пастырем своим вдаль вереницей скот.
Ослы и мулы, и тельцы неспешно по траве,
И, может, Дан иль Нафтали идут там во главе.
Сухие, пыльные деньки и свет ночных костров;
Пастуший лагерь на заре, шум, посвисты кнутов.
Вокруг верблюдов малышни неугомонной пыл...
Я средь Иаковых сынов с недельку бы пожил!
Возможно, я когда-нибудь узнаю наконец,
Как разводил Иаков коз и крапчатых овец.
--
Некоторые пояснения
По Божественному Промыслу, пророка Иону в море поглотил кит. Пробыв во чреве китовом три дня и три ночи, Иона молился Господу и затем был выброшен рыбой на берег.
Левиафан — чудовищный морской змей, упоминаемый в Ветхом Завете, иногда отождествляемый с сатаной.
Исаак — библейский патриарх, сын престарелых Авраама и Сарры.
Иаков — избегая мести брата Исава, Иаков по совету матери удалился в город Харран (Северная Месопотамия).
Дядя Иакова — Лаван, который был скотоводом, владельцем стад мелкого рогатого скота. Лаван выдал за Иакова сначала свою старшую дочь Лию, а затем и младшую — Рахиль.
---
Saltbush Bill on the Patriarchs
Come all you little rouseabouts and climb upon my knee;
To-day, you see, is Christmas Day, and so it’s up to me
To give you some instruction like—a kind of Christmas tale—
So name your yarn, and off she goes. What, “Jonah and the Whale”?
Well, whales is sheep I’ve never shore; I’ve never been to sea,
So all them great Leviathans is mysteries to me;
But there’s a tale the Bible tells I fully understand,
About the time the Patriarchs were settling on the land.
Those Patriarchs of olden time, when all is said and done,
They lived the same as far-out men on many a Queensland run—
A lot of roving, droving men who drifted to and fro,
The same we did out Queensland way a score of years ago.
Now Isaac was a squatter man, and Jacob was his son,
And when the boy grew up, you see, he wearied of the run.
You know the way that boys grow up—there’s some that stick at home;
But any boy that’s worth his salt will roll his swag and roam.
So Jacob caught the roving fit and took the drovers’ track
To where his uncle had a run, beyond the outer back;
You see they made for out-back runs for room to stretch and grow,
The same we did out Queensland way a score of years ago.
Now, Jacob knew the ways of stock—that’s most uncommon clear—
For when he got to Laban’s Run, they made him overseer;
He didn’t ask a pound a week, but bargained for his pay
To take the roan and strawberry calves—the same we’d take to-day.
The duns and blacks and “Goulburn roans” (that’s brindles), coarse and hard,
He branded them with Laban’s brand, in Old Man Laban’s yard;
So, when he’d done the station work for close on seven year,
Why, all the choicest stock belonged to Laban’s overseer.
It’s often so with overseers—I’ve seen the same thing done
By many a Queensland overseer on many a Queensland run.
But when the mustering time came on old Laban acted straight,
And gave him country of his own outside the boundary gate.
He gave him stock, and offered him his daughter’s hand in troth;
And Jacob first he married one, and then he married both;
You see, they weren’t particular about a wife or so—
No more were we up Queensland way a score of years ago.
But when the stock were strong and fat with grass and lots of rain,
Then Jacob felt the call to take the homeward road again.
It’s strange in every creed and clime, no matter where you roam,
There comes a day when every man would like to make for home.
So off he set with sheep and goats, a mighty moving band,
To battle down the homeward track along the Overland—
It’s droving mixed-up mobs like that that makes men cut their throats.
I’ve travelled rams, which Lord forget, but never travelled goats.
But Jacob knew the ways of stock, for (so the story goes)
When battling through the Philistines—selectors, I suppose—
He thought he’d have to fight his way, an awkward sort of job;
So what did Old Man Jacob do? of course, he split the mob.
He sent the strong stock on ahead to battle out the way;
He couldn’t hurry lambing ewes—no more you could to-day—
And down the road, from run to run, his hand ’gainst every hand,
He moved that mighty mob of stock across the Overland.
The thing is made so clear and plain, so solid in and out,
There isn’t any room at all for any kind of doubt.
It’s just a plain straightforward tale—a tale that lets you know
The way they lived in Palestine three thousand years ago.
It’s strange to read it all to-day, the shifting of the stock;
You’d think you see the caravans that loaf behind the flock,
The little donkeys and the mules, the sheep that slowly spread,
And maybe Dan or Naphthali a-ridin’ on ahead.
The long, dry, dusty summer days, the smouldering fires at night;
The stir and bustle of the camp at break of morning light;
The little kids that skipped about, the camels’ dead-slow tramp—
I wish I’d done a week or two in Old Man Jacob’s camp!
But if I keep the narrer path, some day, perhaps, I’ll know
How Jacob bred them strawberry calves three thousand years ago.
==