1
Как птицы, невесомы и легки.
Коснется чуть перо бумаги белой, -
о чудо! - распускаются стихи,
как лилии, божественно, несмело.
Звучат напевом, слышные едва.
Их уловить порою невозможно.
Но звуки облекаются в слова,
слагая смыслы истин непреложных.
Написана еще одна строка.
И вновь я вся – одно сплошное ухо,
чтоб угадать звучащее, пока
почти неуловимое для слуха.
2
Стихи днем не идут.
Они таятся к ночи
и проникают в дом,
как духи, голоса,
у тех ища приют,
кто до стихов охочий.
На языке любом –
всё Божия роса.
3
Выпроваживаю сон,
чтоб к глазам не лип.
Привораживаю стон,
шепот, шорох, всхлип
полуночниц, что в висок
заставляют течь
жизнь. Невысказанность строк
завтра может сжечь.
4
Мне диктуют – и я пишу.
Мне диктующий – явно в шаге.
«О, еще хоть одну, – прошу, –
дайте каплю чудесной влаги».
И скользит по листу рука.
Завтра всё – сапоги всмятку!
А сейчас – танец мотылька,
стихотворная лихорадка.
5
Тихий, липкий, вязкий плен
вместо встреч, разлук взамен,
вместо ненасытных глаз,
что красноречивей фраз,
вместо шепотов шелков
и бессвязности тех слов,
к коим прирастает слух
(будь хоть от роду ты глух),
вместо жадных, жарких губ
(норовят изведать глубь),
властных, своенравных рук,
что влекут в порочный круг,
вместо сеточки морщин –
западни для коломбин,
вместо дьявольских измен
дан мне кем-то этот плен
(о, совсем не за грехи!),
сладкий плен – писать стихи.