***
Я никому доселе не сообщал,
но я там был.
Свидетели тому ночные птицы:
сова и эскадрилья козодоев,
которые все видят и впотьмах.
Не верят детям,
думают, что лгут.
Но я там был, на этот раз я был!
Было уж заполночь,
блестели звезды, будто они плачут,
а я от холода дрожал на переборках,
последних наверху,
лестницы Якова,
что твердо на земле
стояла и на тучу опиралась.
Еще на полпути, чуть выше снега звезд,
я вдруг оцепенел,
когда златая арфа
вниз головой летела ниоткуда и никуда,
вокруг земли свершая оборот.
Часть струн оборвана,
что ей давало сходство с крылом,
отломленным от ангельской спины.
Должно быть, при космическом ненастье,
сметающем песок мельчайших звезд
в хлебные нивы!
Родничный мотылек
в эти минуты вдруг взлетает живо
с мокрого камня.
Что было, когда я уже добрался
на самую верхушку,-
сейчас скажу.
Воспоминание разволновало сердце.
Из шелка черного –
такая была тьма –
прелестная звезда
вдруг выскользнула мягко
и плавно вышла на свою орбиту,
как полная луна величиною
при взгляде из окна,
светла, как молоко,
только немного тронутое цветом,
в него упавшим.
Такую красоту я видел лишь однажды.
То было первой тайною моей.
Но это не был грех,
она о том не знала.
***
Во время раздевания лицо
ее было отвернуто.
Она давно мертва.
Вернувшись вниз
к гнездовьям жаворонков
и петухами поднятой тревоге
на утренней заре,
я кое-что еще увидел ясно!
- Что,- спросите!
Лучистость Алкиона
и старомодный экипаж в долине,
по яблокам опавшим колесящий,
и гору Ржип на самом горизонте.