ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Правда Рая.
1
И вот уж мой роман достиг того предела,
к которому его преамбула вела,
и жизнь соседа смело в небо полетела,
как спущенная Богом с тетивы стрела.
Той тетивою было отрочество. Школа
её сплела в тугую путаную нить,
которую судьба успела подвощить,
чтоб не была она ворсистою и голой.
И вот уже сданы экзамены, получен
заветный аттестат и позади порог
той школы, и стрела летит над сонной кручей
оставленных за ним сомнений и тревог.
Легко следить за ней, пока она сверкает
на солнце и мешать не стали облака ей.
2
Когда весь класс, как стадо молодых овечек,
разбрёлся по долинам наших ВУЗов, мой
задумчивый сосед был в ДОСААФ привечен
и принят в штат на должность дворника с метлой.
Зато теперь он мог и прыгать с парашютом,
и получить права не только на авто,
но и на трактор. Даже самбо и дзюдо
он там же изучал в свободные минуты.
И лишь по вечерам, когда над лётным полем
сгущалась тьма, усталый, он спешил домой,
встречаясь во дворе под тополями с Олей,
пока была листва. А долгою зимой
их встречи стали всё короче, и всё реже,
хотя любовь была такой же, как и прежде.
3
Лишь по воскресным дням, когда кончалась в храме
обедня, Николай, в гостях оставив мать,
шёл, как иной поэт, к своей Прекрасной Даме,
чтоб дома, наконец, любимую обнять.
Писать о том, как он её ласкал в постели,
мне лень, и свечку я над ними не держал.
Но, сколько б ни топил их тот «девятый вал»,
от гибели сберечь они себя сумели.
По крайней мере, то, что я читал в тетради,
являло мне пример душевной чистоты
и трезвого ума. Безумной страсти ради,
парнишка не хотел лишать себя мечты.
Любовь ещё свести с разлукой предстояло,
а им разлуки той Господь сулил не мало.
4
В альбоме, что дала мне полистать старушка,
есть фото, на котором юный Николай
стоит среди берёз и елей на опушке
лесочка. Это был уже тот самый май,
когда его ждала за тем леском разлука
и с Олей, и с печальной матерью своей.
Возможно, где-то пел безпечный соловей,
и Николай внимал чистосердечным звукам
с улыбкой, распрямив свои крутые плечи
под ставшим для него коротким свитерком.
На землю опускался тот чудесный вечер,
когда закат, играя в прятки с ветерком,
укрывшимся в листве оттаявших деревьев,
ступал по облакам в клубах всецветных перьев.
5
На том же фото я тогда увидел Олю.
Действительно, она красавицей была,
и вовсе не такой, как на портретах школьных -
здесь девушка, как роза майская, цвела.
Всё было ей к лицу: и юбочка, и блузка
чистейшей белизны, и волосы, как смоль.
Лишь взгляд её таил в себе такую боль,
что исходил из глаз прищуренных и узких.
Татарочкой она быть не могла: Петровы
издревле на Руси блюли свой русский род.
Хотя уже давно порушены основы,
и кто теперь есть кто, сам чёрт не разберёт.
Однако Николай упомянул, что Оле
раскосые глаза достались поневоле.
6
«Она лишь на меня глядит, как китаянка, -
писал он. – Не пойму, откуда в ней взялась
столь странная черта. Быть может, тут обманка,
и не любовь, а страсть из нежных льётся глаз?..»
Признаться, мне его сомнения смешными
представились, лишь я об этом прочитал,
и лишь потом, когда в его словах металл
упорно зазвучал, я понял, что родными
её глаза… Но стоп! Я обгоняю время.
Ещё герой моей истории любил
и Олины глаза, и сладостное бремя
самой любви, и сам в ней затаённый пыл,
с каким и продолжал мучительную схватку,
записывая все сомнения в тетрадку.
7
На проводах его, где собралось немало
и школьных, и дворовых Колиных друзей,
любимая его как звёздочка блистала,
а он как астроном искал её лучей.
Быть может, если б он в тот день, как скот, напился
(что сделали почти все добрые друзья),
то, думаю, наверно утверждать нельзя,
что блудный грех у них той ночью не случился б.
Но Николай не пил, и был так нежен с Олей,
что никой соблазн не смог бы подтолкнуть
его на этот грех. Лишь утром он позволил
любимой дать ему для поцелуев грудь.
И твёрдо пошагал с мешком к военкомату,
не став ей предъявлять солдатский ультиматум.
8
Конечно, не одною Олей озабочен
он был тогда. Его тревожила и мать.
Хотя она уже забыла про платочек
у выплаканных глаз, но сына провожать
на страшную войну не всякая смогла бы
без слёз и причитаний. Видел Николай,
какой тоской полна её душа была, и
старался убедить её, что он не слабый,
что он не пропадёт, что скоро он напишет,
что может заслужить и отпуск через год…
Её прощальный взгляд в тени цветущих вишен
у стареньких военкоматовских ворот
стал для него больней любой случайной раны,
полученной потом в горах Афганистана…
9
«Учебка» для него не стала, как для многих
призывников подобьем пыточной тюрьмы.
Он был готов к её мучительным и строгим
порядкам, о которых праздные умы
по пьянке сочиняют глупые страшилки.
Там страшно только тем, кто и труслив, и хил,
а Николая даже взводный не страшил,
хотя и разбивал об головы бутылки.
Он новобранцев звал презрительно «сынками»*,
однако Славный не был даже и «чижом»,
поскольку по уши «увешен был прыжками»
и знал аэродром, как свой родимый дом.
И ни «зайчатник», ни броски с «быком», ни «мраки»
двух первых месяцев в нём не будили страхи.
10
Казалось, он рождён был матерью в тельняшке,
а «ми-восьмой» ему заместо люльки был,
и даже грудь сосать не привелось бедняжке –
иначе б он её, как кирпичи, дробил.
Лишь одного ему для «деда» не хватало:
ни водки, ни вина он отродясь не пил.
Зато и накопил в себе столь много сил,
что вырубить его и взвода было мало.
Как в детстве во дворе он вызвал восхищенье
у нашей далеко не мирной детворы,
так и в «учебке» стал достойным уважения
и вышел с лычками сержанта из игры.
Однако батальон в Афгане не «учебка»,
как голубой берет в бою не просто кепка.
11
В то время он писал и матери, и Оле
о том, как хорошо ему среди друзей,
как радостно встречать рассвет над лётным полем,
и как прекрасна жизнь, и как он счастлив в ней.
Афган, война, в крови испачканные руки,
стоэхий крик в горах, надсадный русский мат,
как будто вросший в грудь и плечи автомат, -
об этом он пока имел одни лишь слухи.
Пока он заносил в тетрадку только память
о том, как веселы в России соловьи,
и как свежит лицо декабрьская замять,
и как светлы глаза у девственной любви…
Но вот уж жирный «Ан» вцепился в грудь Баграна**,
и распахнулся люк в жару Афганистана.
12
В чужой стране любому поначалу трудно
понять, каков закон на улицах её,
куда нельзя ходить, на что глазеть подсудно,
кто друг, в каких домах скрывается зверьё.
Но здесь, среди «дехкан», «дуканов» и «дувалов»,
«барабухаек», в душу лезущих «бачат»,
казалось, съехал с гор в долину райский сад,
но тут же был прикрыт халатами душманов.
От бородатых лиц попахивало «гашем»,
под каждой паранджой скрывался подлый «дух»,
и распознать, кто был в той сутолоке «нашим»,
не смог бы ни один «кишлаковский пастух».
А этих кишлаков в оазисных долинах,
там было больше, чем в Кабуле магазинов.
13
И Николай писал в те дни в свою тетрадку
о том, как жалок этот сумрачный народ,
который не обрёл ни смысла, ни порядка
в родной стране, где он как будто не живёт,
а ждёт конца в большом пожизненном гулаге,
где даже ишакам приличной пищи нет,
где только для овец сияет Божий свет,
тогда как человек и в яркий день во мраке.
Он искренне жалел несчастных тех афганцев
и думал: почему их так не любит Бог,
что даже нет у них ни музыки, ни танцев,
и только муэдзин, когда подходит срок
указанного всем на всякий час намаза,
вопит, как будто мiр накрылся медным тазом?
14
«Наверно, если б князь Владимир принял веру
у персов, то и Русь внимала бы сейчас
таким же голосам, - читал я. – Столь же серой
была бы наша жизнь, и тот же медный таз,
а не колокола, нас накрывал в молитве,
в которой меж душой и Духом связи нет.
Быть может, и страну славянский моджахед
давно бы проиграл в бездарной, волчьей битве…»
Про яростных «волков Панджшерского ущелья»***,
сосед ещё не раз напишет в дневнике,
как и про то, каким хмурным бесовским зельем
поит дехкан Аллах в афганском кишлаке.
Напишет Николай и об уменье «духов»
не понимать, что в Рай не смерть ведёт, а мука.
15
Желанье умереть, лишь потому, что в Рае
получишь, наконец, всё то, чего не смог
добиться на земле, нам вечно бес внушает.
За то его и чтит за вольнодумца Бог.
Отнюдь не победить, а умереть мечтали
все те, кого собрал в ущелье Шах Масуд.
Не ведая про то, что всех их Божий суд
в самоубийстве ждёт, они и без печали
бросались под огонь «а-ка» и миномётов.
Их не страшил ни наш безсменный «крокодил»,
ни шквал смертельных доз ручного пулемёта,
ни весь напор Советских Вооружённых Сил.
И даже «малиши» там воевали столь же
безумно, словно смерть давала шансов больше.
16
С таким врагом, увы, покончить невозможно.
Он будет лезть, пока не превратится в дым.
Как глупых мотыльков влечёт огонь, и сложно
в ночи гулять с огнём, и лучше, если им
мы не покажем свет свечи или лампады,
так и для мусульман спокойнее, когда
им светит лишь одна полночная звезда,
и слышно, как трещат по всей земле цикады.
Однако и в такую благостную пору
не всем даёт Аллах диваны и гарем,
и ласковый таджик вдруг делается вором,
а трепетный пуштун, на удивленье всем,
растит дурманный мак вдоль тощего арыка
и думает, что он перехитрил таджика.
17
И вот уже война, и льётся кровь рекою
или сама река становится как кровь,
и нет уж в той земле ни мира, ни покою,
и изгоняет бес из злобных душ любовь.
И, чуя смерть, туда слетаются вороны,
спешат шакалы изо всех шакальих стран,
все веры, кроме православья христиан,
кладут своих тельцов на жертвенник Мамоны.
И Запад, и Восток ликуют, предвкушая
кровавый этот пир, в безумии крича,
что там не кровь, а свет потерянного Рая,
что там не плач, а пенье радостных «бачат».
На их костях из ада мостится дорога,
какою целый мир идёт на Русь и Бога.
18
Так думал Николай в то время, как зверели
и те, кто не для зверств пришёл в Афганистан,
а ради лишь одной благословенной цели:
спасти свой дом, храня от гибели дехкан.
Когда его комбат приставил к «каравану»,
и началась «работа» в небе и в горах,
он рад был позабыть о глупых тех парнях,
какие в кишлаках свирепствовали спьяну,
какие, «улетев» в нирвану от гашиша,
являли скотский кайф в «обдолбанных» глазах,
каких в бою не Бог скрывал от «груш» под крышей,
а подставлял под них тупой животный страх…
Кто знает, сколько их ушло в Союз «двухсотым»,
добавив матерям кладбищенской работы!..
19
По козьим тропам гор в Панджшер из Пакистана
струились, как моча из прорванных «очков»,
в халатах, в до бород намотанных тюрбанах,
с вьюками на истёртых спинах ишаков,
оплаченные всем «капмиром» караваны,
везущие в Афган оружие и страх.
Не просто было их увидеть в тех горах,
ещё труднее – «снять» охрану из душманов.
Вот этим-то «трудом» и занят был в команде
бывалых «каскадёров» славный мой сосед,
когда на равных был с «дедами» и в десанте,
и в рукопашной бойне, где пощады нет,
и если ты не смог забить прикладом «духа»,
то он тебя прибьёт, как вяленую муху.
20
Но главным было то, что без поддержки друга
не выжил бы никто в тех «вешалках». Лишь друг
всегда готов под нож свою подставить руку
или под пули – грудь, когда коварный «дух»,
прикинувшись «жмуром», вдруг поднимает «буру»
и «хлещет» в спины тем, кто «вычеркнул» его.
По счастью, Николай не знал ни одного
спасающего там лишь собственную шкуру,
и скоро у него друзей набралось столько,
что им бы тесен был тот старый школьный класс,
и каждый за него носил в себе осколки,
и каждого он сам от верной смерти спас.
Но самым закадычным стал Андрей Приволин –
«земеля» и родня его любимой Оли.
21
Он выходил в «деды» в ту памятную осень,
когда Союз смотрел в глубокий гроб вождя,
и думал, что когда его мы в яму сбросим –
не будет над Москвой ни ветра, ни дождя,
что скоро всю страну зальёт лучами солнце
свободы, о какой любой в те дни мечтал,
хотя расплывчат был сей вечный идеал,
и кто-то приникал к закрытому оконцу.
Мечтал и Шах Масуд, что «шурави» покинут
и слякотный Панджшер, и весь его Афган.
На всякий случай, он нам приготовил «мину»
и заложил её под боком у дехкан.
Для «караванщиков» придумали работу,
к которой наш спецназ не проявлял охоты.
22
«Сто семьдесят седьмой»****, усиленный «слонами»,
давно уж занимал заброшенный кишлак,
однако был там, как баран в глубокой яме.
Его-то и хотел зажарить хитрый Шах.
Везде по склонам горам скрывались муджахеды,
и к ним тянулся весь душманский караван.
Задачей было так напасть на вражий стан,
что если не пленить, то напугать Ахмеда.
Тот стан стоял напротив горлышка Саланга
и был так укреплён, что и штурмовикам
зайти к нему ни в лоб, ни с тыла, и ни с флангов
не позволял туман, ползущий по горам.
Лишь маленький отряд воздушного десанта
мог выкинуться там на головы «душманта».
23
При подготовке к той смертельной «выкидушке»
и встретил Николай до слёз знакомый взгляд
весёлого «деда» Приволина Андрюшки,
который обнимал, как бабу, автомат.
Ещё он не надел на «рябчик» серый «горник»,
на бритой голове синел, как флаг, берет,
в ногах его лежал горой бронежилет,
и он порой с тоской смотрел на этот «броник».
Такая же тоска была и в зорком взгляде
бывалого бойца, который прежде, чем
попасть на «караван», служил в ночном отряде
секретного полка с конкретной буквой «Ч».
Невольно Николай подсел к тому братишке
и показал ему портрет любимой в книжке.
24
«Ну, ты даёшь! Давай, держи клешню, братуха! –
воскликнул тот, едва взглянув на фото. – Вот
как нам с тобой везёт! Она – моя сеструха!
Да только я её не вижу третий год…
Так значит, вот в кого она у нас влюбилась!
Выходит, надо мне теперь тебя беречь!..»
Но выкрик «Стройсь!» «замка» прервал родную речь,
и скоро все они сдались на Божью милость.
По-быстрому надев на тельник «бронетушу»,
напялив «горник», а поверх него «быка»,
впихнув в «эр-дэ» «лимонки», три «рожка» и «грушу»,
он выбежал из «бочки», прихватив «а-ка».
А через полчаса они уже сидели
в жужжащей «пчёлке» и участвовали в «деле».
25
Слепой была та ночь. Пилоты еле-еле
пробились между гор без бортовых огней,
а выбросив десант, на небо улетели,
задев винтом гору и рухнув перед ней.
Быть может, их «кирдык» и озадачил «духов»,
смотревших на пожар в тот миг, когда отряд
упал на них, как снег с высоких горных гряд,
и начал создавать в их стане заваруху.
Конечно, к Шах Масуду в «бункер» им пробиться
не дали, но в ту ночь воинственный Ахмад
увидел их «шайтаном» крашеные лица
и был тем лицам так подчёркнуто не рад,
что вскоре начал сам искать переговоров
о перемирии, стыдясь смешливых взоров.
26
Однако им ещё хотелось возвратиться
живыми в тот кишлак, где ждал их «доппаёк»,
и всякий пожалел, что он, увы, не птица,
хотя уже и не «обтруханный чижок».
Спуститься с гор к реке, когда в тебя стреляют
из каждого куста, из всех камней и скал
душманы… Видно, Бог серьёзно помогал
в ту ночь бежать от смерти к жизни Николаю.
И он бежал, стрелял, душил руками «духов»,
дробил их черепа прикладом, падал, выл,
тащил по тем горам убитого Андрюху,
а после он его, убитого, тащил…
Лишь в полдень их нашли глазастые сапёры
в том месте, где Панджшер с горы глядит на горы.
27
А там уж «бэ-тэ-эр» привёз их к медсанбату
в давно разрушенном афганском кишлаке,
где добрый «док» весь день лепил на них заплаты
и удивлялся их везучести. В строке,
упоминающей о тех заплатах, было
всего три кратких слова: «Ранен, но живой…»
Тогда он крепко озабочен был другой
проблемой: как вернуть скорее силы,
чтобы на зло врагам, но и радость милой
опять вернуться в строй и снова убегать,
собой пугая ночь, из братской той могилы,
откуда братанов погибших не достать?
Из группы в десять человек всего лишь двое
осталось их в ту ночь, пришедших с поля боя.
28
С тех пор они с Андреем стали неразлучны,
как прежде в школе с Олей юный Николай
не разлучался даже в дни болезней скучных,
которых в Олю влил родимец через край.
До «дембеля» Андрюхе оставалось сроку
ещё полгода, и за этот срок они,
считая вместе ими прожитые дни,
на каждый «выкид» шли, как говорится, «в ногу».
И каждая «война» кончалась медсанбатом,
а «прятаться в запас» их Бог не отпускал.
Но как-то раз такой достался «мрак» ребятам,
что долго выл в горах растроганный шакал.
Весь день тогда в упор по ним палили «духи»,
и только Николай не сгинул в той «чернухе»…
29
Тогда ходил слушок, что всякий «караванщик»
за каждый «выкидон» срубает ордена,
что слава к ним сама течёт, как «киш» в «дуканчик»,
и все они «летят» от этого вина.
Действительно, наград они имели много.
Посмертных. Их «консервы» красил тот «парад».
И если кто из них был тем «полётам» рад,
то только там, где им светила встреча с Богом.
Андрюха накопил «Знамён» и «Звёзд» немало.
Два года на войне десантнику дают
большой почёт, пред ним стоят и генералы
навытяжку. Когда в гробу его везут.
«Двухсотым» улетел на родину Андрюха,
и вышла мать его из женщины в старуху.
30
Сопровождать тот «груз» досталось Николаю.
Он мать не обманул, слова свои сдержал:
и в отпуск прилетел как раз в начале мая,
и письма ей всегда весёлые писал.
Вот только избегал пугать её Афганом
и сообщал, что служит он в Караганде,
где лебеди в прудах пасутся на воде,
а на плацу растут огромные каштаны…
Быть может, он и тут сумел бы скрыть от мамы,
что никогда в глаза не видел лебедей,
но чем прикрыть «Звездой» просверленную яму
в «парадке», седину и раны – хоть убей
не знал. А мама всё о службе сына знала
и молча вместе с ним Андрюху отпевала.
31
В то время наша власть, по тупости, не смела
погибших на войне салютом провожать,
и церковь, сторожа небесные пределы,
по-тихому сулила Божью благодать.
Писать, что кто-то пал в Афгане смертью храбрых
и ставить на могиле православный крест
расценивалось как отъявленная месть
имевшим вместо душ трясущиеся жабры
полуживым вождям Советского Союза.
Однако Николай осмелился сказать
над гробом друга речь о том, что только в узах
армейской дружбы есть всё то, чем крепнет рать
богатырей Руси, которым Бог поможет
и внешних, и своих «бабаев» уничтожить.
32
Жаль, рядом с ним в тот час не видно было Оли,
хотя там собралась вся Олина родня.
Она в те дни была в Москве, и только голос
её звучал в душе, кощунственно звеня.
Она ему сама в то утро позвонила,
сказав, что прилетит лишь вечером, и он
был голосом её, как пулею, сражён
и, как в свою, смотрел в Андрюхину могилу.
Был голос тот таким же, только Николаю
вдруг показался он холодным и чужим,
как будто бы она, приехать обещая,
была не рада долгожданной встрече с ним.
А звон… Зачем же звон, когда вокруг такая
печаль и тишина, что слышно вздохи Рая?
33
Тем вздохам мой сосед внимал с тех пор, как отнял
Андрюху у земли душмановский снаряд,
и оказался он не в «завтра» и «сегодня»,
а там, где «день, и год, и двадцать лет назад».
С ним был и Николай, а вместе с Николаем
и Оля, и любовь, и лучшие мечты,
которые вдруг стали мёртвы и пусты,
и он об этом знал, и знал, что Оля знает…
Прошёл всего лишь год их жизни друг без друга,
и вроде бы ничто не омрачило их
восторженной любви, и всё-таки разлука
внесла в неё один едва заметный штрих:
тогда как Николай жил прошлыми мечтами -
пред Олей новый день благоухал цветами.
34
В тот год она уже решила стать актрисой,
училась на «актёрском» в нашем «Культпросвет»,
но грезила во ВГИК по конкурсу пробиться
и видела в цветных журналах свой портрет.
Об этом Николай услышал на поминках,
однако не поверил собственным ушам…
Как будто кто-то вылил на него ушат
колодезной воды с комками острых льдинок…
А вечером, вернувшись с горькой вечеринки,
увидел он под дверь подсунутый конверт,
и медленно прошёл к себе, не сняв ботинки
и думая, что в том конверте правды нет...
Какой-то доброхот прислал ему лишь фото,
но там был весь рассказ про Олину «работу».
35
На этом фото был изображен мужчина.
Раздетый догола, довольный сам собой,
тупой, как манекен в витрине магазина,
он поднимал бокал победною рукой.
А перед ним лежало тело милой Оли.
В ложбине живота свернувшийся пупок,
залапанная грудь, податливый лобок
с барашками кудрей по стоптанному полю…
Он это тело знал, и знал, что в этом теле
надёжнее, чем честь, запрятана душа.
Но знал он и о том, что, если б захотели -
и душу бы её засняли не спеша.
Он застонал от страшной, безнадёжной боли
и понял, что уже нигде не встретит Олю…
36
Когда она пришла к дверям его жилища,
он вышел на её насторожённый стук
спокойным, как медведь, бредущий по кладбищу,
и передал конверт из онемевших рук.
Она всё поняла и часто заморгала,
однако он уже не верил тем слезам,
не верил и её предательским глазам,
в которых ни одна звездинка не сверкала.
Чужая, без единой памятной приметы,
стояла перед ним какая-то жена,
и он, не дожидаясь нужного ответа,
сказал, что не туда пришла сейчас она.
И только уходя, почуял в коридоре
родной его квартиры стойкий запах горя…
37
Солдату не к лицу глотать как водку сопли.
Но если тем соплям другой дороги нет,
то лучше подавлять их жалобные вопли
не водкой, так вином. Сей грамотный совет
услышал Николай когда-то от Андрюхи,
который рассказал ему, что делал сам,
когда не знал, куда смотреть его глазам,
увидевшим письмо от «преданной» подруги.
Да, много тех подруг осталось за кордоном
солдатских судеб. Тем-то и страшна война,
что мучает бойцов не музыкою стонов,
а тишиной. Безлика эта тишина.
В безликой тишине спустилась к Николаю
в тот вечер правда вдруг потерянного Рая.
38
Всю ночь он просидел с бутылкой на балконе,
надеясь хоть бы стон услышать среди звёзд,
стоявших над землёй, как «прапоры» в погонах,
не знавшие ответ ни на один вопрос.
Он пил, но не пьянел, и видел, как спускали
Андрюху копали под межпланетный спуд,
а вместе с ним любовь спускалась, как на фале,
который изгонял из ранца парашют.
Она осталась там, где в плоть вгрызались черви,
где воздух отравлял тлетворный адский смрад,
где близко был и сам тот богомерзкий ад,
что тянет из души оборванные нервы…
А Николай сознал себя опять летящим
в звенящей тишине под куполом блестящим.
39
Наутро он просил у матери прощенья,
а днём уже спешил попасть на тот же «борт»,
который утолял сердечные мученья
скорее, чем любой земной аэропорт.
А Оля… Про неё в тетрадке Николая
я больше не нашёл ни слова, а спросить
соседку не посмел. Да и тугая нить
сюжета моего сейчас не позволяет
вводить в него того, кто в нём лишился роли.
Кому близка той Оли скучная судьба -
тот может посмотреть кино о трудной доле
подобных ей блудниц. А нас зовёт труба
опять на смертный бой, какой для правды Рая
милее, чем постель лжеца и негодяя.
40
Тот бой не утихал в горах ни на минуту.
И весь последний год до «дембеля» сосед
провёл на дребезжащих стропах парашюта
и в сумрачных горах, где простирался след
бредущих по ночам к Панджшеру караванов.
Их били, но они все шли и шли туда,
где им светила та лукавая звезда,
которая для них закатывалась рано.
Казалось и «волкам Панджшерского ущелья»,
что звёзды над землёй зажёг для них Аллах.
У нас подобный бред немыслим и с похмелья,
а им он придавал спокойствия в горах.
Тот факт, что с этих звёзд валилась «десантура»
не портил внешний вид «нечёсаного жмура».
41
Однако тем «волкам» была дана отрада
(хоть он и моджахед, но зубы у волка
всегда остры): весной им удалась засада
на Первый батальон Стрелкового полка*****.
Кого-то та беда как будто убедила,
что выдохлись у нас и Армия, и власть,
что близится пора уже не только класть
в гробы генсеков и сдаваться тайным силам,
но и менять свою военную доктрину,
какую у Руси заимствовал ЦК.
Однако заменять в атаках «магазины»
ещё не разучилась русская рука.
Легко нас «поливать» из подленькой засады,
где многого ума и мужества не надо.
42
Когда б нам не иметь бездарных командиров,
которые всегда уверены в себе,
то не было б и тех засад, присущих миру
с тех пор как Каин стал гвоздём в его судьбе.
Что мог решить один мотострелковый «батя»,
ведя вдоль мрачных гор колонны «салажат»
и зная, что за ними «бороды» следят
из каждого куста, зажав в зубах гранаты?
Покуда генерал «вставлял пистон» «полкану»******,
оставив на авось усталый батальон,
все «духи», как один, завыли из тумана,
и был тот батальон «волками» окружён.
Горели «бэ-эм-пэ», рвались повсюду «груши»,
и улетали вверх расстрелянные души…
43
Десант «пошёл» на склон Хазарского ущелья,
когда «волки» уже в собачий впали раж,
и грызли даже тех, кто «был уже не в деле»,
стреляя по сто раз в погибший экипаж.
Напрыгнувшим на них из облаков «беретам»
досталось лишь глотать покрывший трупы дым…
Тогда и стал сосед почти совсем седым
и мало написал в дневник о бое этом.
Быть может, понял он, что смерть не разбирает,
кто прав, кто виноват, и знает только Бог,
кому носить венцы в прохладных кущах Рая,
а кто, и в ад попав, получит вилы в бок.
Безрадостна судьба Франчески и Паоло*******,
не лучше и у тех, кто видит в войнах школу.
44
Дождавшись, наконец, заветного «приказа»,
задумчивым домой вернулся Николай.
И мать его с тех пор не слышала ни разу,
чтоб он произносил святое слово «Рай».
Не очень он любил и вспоминать про службу
(Афган его не только храбрости учил),
зато он точно знал, что, если слабый тыл –
его всегда прикроет фронтовая дружба.
К друзьям он и ушёл, опять оставив маму
у смутного окна его все ночи ждать.
И скоро от него неслись радиограммы
в наш тихий городок. Из них и знала мать,
что он нашёл в морях любимую работу,
сменив берет на флаг и «краб» морского флота.
конец четвёртой главы
* здесь и далее в кавычках приводятся слова из Афгано-десантного лексикона» (см. ниже).
* Багран - город ДРА, бывший центром расположения ВВС СССР, в 60-ти км. от Кабула. В течение всей войны – главный транспортный аэродром 40-ой Армии.
*** Панджшерское ущелье («Ущелье Пяти львов») — центр республики Афганистан. Разделяет страну на северную и южную часть. Простирается на 115 км вдоль горного массива Гиндукуш. «Волки Пандшжерского ущелья» - моджахеды армии Ахмад Шаха Масуда.
**** «Сто семьдесят седьмой» - 177 отдельный отряд Специального Назначения, называемый также «Мусульманским батальоном», под командованием майора (а потом полковника) Бориса Керимбаева.
***** 30 апреля 1984 года в ходе крупной операции в Панджшерском ущелье попал в засаду и понёс тяжелейшие потери 1-й батальон 682-го Мотострелкового полка.
****** В конце апреля 1-й батальон 682-го мотострелковаго полка 108 мотострелковой дивизии (командир батальона — капитан Александр Королёв) возвращался на базу после участия в предыдущих боях, но внезапно был направлен на прочёсывание долины реки Хазара. Когда батальон подошёл к входу в долину, командир полка подполковник Пётр Суман приказал подразделениям занять господствующие высоты. Этот приказ был отменён командиром дивизии генерал-майором В. Д. Логвиновым, распорядившимся выступать по ущелью без занятия высот. П. Суман попытался оспорить такое распоряжение, за что был отстранён от руководства батальоном. В. Д. Логвинов пообещал обеспечить прикрытие батальона вертолётами Ми-24. Утром 30 апреля батальон (без одной роты) двумя колоннами начал продвижение по дну ущелья, не заняв господствующие высоты и не имея воздушного прикрытия, так как обещанные Ми-24 по каким-то причинам не появились. Вертолёты не смогли работать по метеоусловиям. В район была послана пара Ми-8мт к-на Солодкого Ю.Н. с представителями полка и р/станцией. Авианаводчик запретил посадку из соображения безопасности: "Мы тут даже не ползаем". Лишь попросил ускорить продвижение "брони", которая двигалась на помощь. Когда через 1,5 часа пара пришла повторно - авианаводчик уже не отвечал.
******* Паоло и Франческа – «великие любовники», упоминаемые в «Божественной комедии» Данте («Ад» Песнь V)
Афгано-десантный лексикон
«а-ка» - автомат Калашникова, АК
«бабай» - душман, чаще относится к их командирам
«барабухайка», «бурбухайка» - афганский большегрузный автомобиль, предназначенный для перевозки людей и грузов;
«батя», «батяня» - командир батальона, комбат;
«бача», «боча», «бачонок» (мн. «бачата») – афганский мальчишка;
«береты» - десантники, военнослужащие ВДВ
БМП – боевая машина пехоты
«боевые» - боевые выходы (выходы войск в составе подразделения, части из мест постоянной дислокации для выполнения боевой задачи, например, по поиску и уничтожению противника, деблокирования попавших в засаду своих войск и т.п.)
«броник», «бронетюфяк», «бронетуша» - бронежилет
«борт» - самолёт, вертолёт
«бородатые», «бороды» - то же, что «духи», душманы
«бочка» - помещение цилиндрической формы, используемое для жилья в походных условиях
БТР, «броня» - бронетранспортёр
«бункер» - землянка, укрытие
«бур», «бура» - английская дальнобойная винтовка марки "Бур"
«бык» - полный боекомплект; рядовой стрелок ВДВ несет на себе до шестидесяти килограммов; «броски с быком» – марш-броски с полным боекомплектом
«быть не в деле» - быть убитым в бою
«вертушка» - вертолёт
«вешалка» - трудное положение;
«вычеркнуть» - убить душмана;
«война» - боевые действия, боевой выход — операция по блокированию и уничтожению вооруженной оппозиции, по поиску и уничтожению караванов с оружием и т.п.
«в ногу» - строевым шагом, в такт, единодушно
«выкидуха», «выкидушка», «выкид», «выкидон» - высадка вертолётного десанта
«гаш» - гашиш, наркотик
«горник» - комбинезон, как правило серого цвета, куртка навыпуск с капюшоном, стягивающие резинки на кистях, поясе, под коленями и на щиколотках.
«груша» - миномётная мина;
«груз двести», «двухсотый» - гроб с телом убитого военнослужащего
«давить» - уничтожать, подавлять огнём
«дед» - военнослужащий в конце службы, перед «дембелем»;
«дувал» – глухая стена из глины или камня, окружающая афганское жилище;
«дукан» – небольшой частный магазин, торговая лавка; «дуканщик» - хозяин такого магазина
«дехкане» – местные крестьяне; «дехк» - крестьянин;
«дембель» - приказ о демобилизации, возвращение на «гражданку», домой
«десантура» - служащие ВДВ, десантники, мн.ч.
«док» - доктор
«доппаёк», «дэ-пэ» - дополнительный паёк: консервы, галеты, сигареты; более широко – кормёжка досыта
«душман» - участник афганской вооружённой банды
«душмант» - большое скопление душманов на их базе
«жмур», «жмурик» - покойник; «нечёсаный жмур» - убитый душман
«зайчатник» - от «прыгать зайчиком»: передвигаться прыжками на корточках на большие дистанции;
«замок» - заместитель командира взвода, сержант;
«запас», «уйти в запас», «спрятаться в запасе» - погибнуть, умереть
«Звезда» - орден Красной Звезды
«Знамя» - орден Красного Знамени
«капмир» - капиталистические страны;
«караванщик» - десантники, имеющие опыт по поиску и уничтожению караванов с оружием и боеприпасами; «приставить к каравану» - определить в подразделение «караванщиков»; «пойти на караван» - отправиться на боевое задание по уничтожению душманского каравана;
«каскадёр» - военнослужащий подразделения специального назначения;
«консервы» - цинковые гробы с останками погибших в Афганистане
«кирдык» - гибель
«кишлаковский пастух» - старейшина кишлака или его мулла;
«кишмишевка», «киш» - самодельный алькогольный напиток, самогон;
«крокодил» - вертолет огневой поддержки МИ-24;
«летать» - получать кайф от наркотического опьянения
«малиши» - вооружённые племенные формирования ДРА
«магазин» - у автомата, пулемёта запасной блок патронов
«мина» - военная тактическая хитрость муджахедов
«ми-восьмой» - МИ-8, вертолёт десантирования, он же «пчёлка»
«наши», «мирные» - афганистанцы, лояльные правительству Бабрака Кармаля и советским войскам
«мраки» – трудные времена, «мрачный» – негативное отношение к чему-либо
«обтруханный» - сильно испуганный, запаниковавший во время боя
«парадка» - форма дембеля, «парад» - то, что украшает «парадку»: отличные значки, медали и ордена
«пойти» - начать высадку; «десант пошёл» - началась высадка парашютного десанта
«прапор» - прапорщик
«приказ» - официальный приказ министра обороны об увольнении военнослужащих срочной службы
«поливать», «хлестать» - стрелять напропалую из всех оружий
«полкан» - командир полка
«работа», «дело» - участие в боевой операции
«рожок» - у автомата запасной блок патронов
«рябчик» - тельняшка
«слон» - танк
«снять» - перебить, ликвидировать
«хлестать», «поливать» - вести беспорядочный, неприцельный огонь
«увешен прыжками» – имеет большое количество парашютных прыжков
«чернуха», «чёрная полоса» - череда неудач и поражений
«чиж», «чижик», «чижок» - военнослужащий от двух месяцев до полугода службы;
«шайтан» - дьявол у мусульман и боевая раскраска на лицах десантников, сама эта краска
«шурави» - русские военнослужащие для афганского населения;
«эр-дэ» - рюкзак десантника