Сейчас будем петь дуэтом,
гитара висит за дверью,
струны не хватает первой,
а я не забыл тебя.
О чем, Монсеррат, мы пели
тогда, за Полярным кругом?
Все урки стояли молча,
забыв ремесло свое.
О том, что когда-то осень
бывает, когда-то осень,
и что-нибудь на испанском,
(испанский горчит на слух).
Полы там скрипят ужасно
и доски на табуретах,
но все, до последней падлы,
простили они тебя.
А голос, ведь он не вечен,
как хрупкие эти струны.
Вот «ми» порвалась, ты слышишь,
и нечем ее сменить.
А это тот самый розан
на грифе: еще он дышит,
в сухом сентябре, в предгрозье,
духами с твоей груди.
Латунных ладов касаясь
волной обернется голос,
и в хриплой еловой деке
проснется фригийский лад.
За верность своей породе,
за волчью ее изнанку!
За жизнь, Монсеррат. (Еще бы!)
Тебе ли ее не знать.