В две тысячи тринадцатом

Камирра
Напугали девочку старухи.
Добрые и мудрые.

Одна
Ей вложила в маленькие руки
Смерть любви и налила вина,
Пахнущего болью и лекарством.

Хорошо, что не пришлось до дна.

Долго-долго
Пристально
Пристрастно
Наблюдала, как она рвалась
Вон из кожи, из беды, к надежде –

И ушла. Не бесконечна власть
Вечного  и мудрого над нежным.

А вторая, серая, как прах,
Просто поселилась в зеркалах.