Шаги в коридоре. Петрушка, юла.
Тяжёлые львиные лапы стола.
Бесшумные рыбки. Приёмника свист.
Холодного фикуса вянущий лист.
С ключом жестяным заводной экипаж,
И пыльные фото, и Маленький Паж,
Молчанье картин за стеклом на стене,
И страшная белая маска во сне.
Камин. «Обожжёшься, не тронь!» - кочерга.
И в книжке (а может, взаправду?) – Яга.
Избушка из снега на лампе ночной,
И уханье лифта за толстой стеной.
Тропинка в лесу – гобелен над диваном.
В альбоме – глаза сумасшедшего Пана…
Непонятый взрослый чужой разговор,
Колодезный, гулкий, неласковый двор.
А в тёмном подвале – туда не гляди! –
Страшила живёт, совершенно один.
Он чёрный, он вылеплен из темноты,
И совьи глаза абсолютно желты.
Но кажется мне, что, наверно, ему
В подвале невесело жить одному…
…Вечернею лампой очерченный круг.
И живы – пока что все живы вокруг.
И самое страшное – страшные сны.
А главное, не было в мире войны.
И я благодарна, и ставлю свечу,
Но вновь возвращаться туда не хочу.
Довольно! И так не прейдёт в забытьё
Глухое и странное детство моё.
***