Александру Митте и Олегу Ефремову
Вспоминается: то ли когда-то очень давно, то ли в придуманной кем-то истории, то ли в четвертом измерении…
Молчаливый художник раскрашивал яблоки на засыхающей яблоне. Дерево погибло в бою, когда одни люди отбирали у других власть над деревней. Яблоки уже не могли вызреть, и никто никогда не смог бы их попробовать, но теперь людям дано было видеть их сказочно-желтыми, красными, пестрыми – яркие, страстные, точные мазки будто повисшие сами по себе в воздухе среди серых веток; быстрая, исчезающая, пронзительная красота, радость на короткое время – и навсегда.
В дом художника (которого деревенские жители называли маляром) можно было зайти запросто, и сейчас я мысленно захожу в него. Захожу – и вижу лунные переплетения корней, стволов и веток на стенах и вокруг окон. В середине горницы – наполовину выступающая из дерева фигура женщины, как душа, полная робкого и требовательного, покорного и нетерпеливого ожидания. И везде картины, картины – рыжий каравай хлеба, теплый, как летняя земля, и преображенные фантазией полевые цветы, и таинственный кот с человеческими глазами, и опрокинутый жаркий месяц, плывущий, как лодка. А в лодке – двое: ладонь в ладонь, неотрывно смотрят друг на друга, отделенные от всего мира жарким сиянием месяца. А вот и сам художник – белая рубаха, худое лицо, и глаза – большие, терпеливые, неосуждающие.
…Кажется, в тот день никто не произнес ни слова – хотя я помню, что один из военных, взявших власть, рассердился на художника за одну из его скульптур – человека, рванувшегося вперед, а за спиной, как крылья, красный флаг. Наверное, этот военный даже что-то кричал и приказывал, но, по-моему, он только кивнул солдату, и тот, вскинув винтовку, куда-то повел художника. Мимо засохшей яблони, мимо замершей на пороге жены, мимо деревенских дворов, мимо знакомых людей…
На краю деревни солдат указал на раскидистую живую яблоню. Спелые яблоки на ней томились ожиданием. Художник встал под ветки – солдат передернул затвор.
…Он не услышал выстрела. Может быть, в последнюю секунду ему лишь бросился в глаза беззвучный отчаянный крик желтой травы. А потом сверху медленным неслышным дождем посыпались яблоки.
Когда я вспоминаю этот прозрачно-холодный день, отделенный от меня Временем – многими днями, ни один из которым не вернуть, и не пережить по-новому – я слышу эту завороженную тишину, и снова вижу падающие яблоки, ни одно из которых так и не может долететь до земли.
***