БАРСИК
Барсик умер сразу поле смерти папы -
Вот любовь какая, не чета людской -
Парализовало обе задних лапы,
Ясен пень, братишки, не жилец такой.
Было дело, папу сильно он царапал,
Ну, так был сопливый, молодой, щенок,
Но потом он сильно подружился с папой,
А теперь вот спит без задних ног.
С фронта поговорку папа притаранил:
«Рухнуть и уснуть без задних ног».
Рухнул он и сгинул в мёртвенном тумане.
А без папы Барсик жить уже не смог.
08 г.
СОРОКОВОЙ ДЕНЬ
Это солнце, эта талость -
Предвесеннее тепло.
Сорок дней как мы расстались,
Сорок дней уже прошло.
Сорок дней мели метели,
Снег валился с высоты.
Вот все сорок пролетели.
Лес, могильные кресты,
Небо, ветви, купол храма,
Синь по снежной целине…
Ты теперь все знаешь, мама,
Обо всех и обо мне.
Вот сугроб - твоя могила.
Замираю, шапку сняв.
Мама, ты меня простила,
Всё узнав и всё поняв?
Не кори меня, родная,
Что порою скрытен был
И, тебя оберегая,
Все тебе не говорил.
Мама, жизнь моя - сраженье.
А молчал… Молчал, любя, -
Пораженья и паденья
Сокрывая от тебя.
И падений не исчислить,
И уже не утаить,
И ты знаешь даже мысли,
Мысли грешные мои.
Верю, пред тобою ныне
Свет и райские края.
И ты Господа о сыне
Молишь, милая моя.
26 февраля 07г
* * *
От работы устало железо,
Да и мне смыть бы надобно пот.
Вот и речка, название - Теза,
Эта речка из детства течет.
Мне оставили предки в наследство
Деревенские эти места.
Теза, Теза, как раннее детство
И спокойна-то ты, и чиста.
Птицы песни еще не отпели,
Трав июньский разгул на лугу,
И, как в детстве, березы да ели
Словно сказка на том берегу.
Я приехал сюда неспроста ведь
На июньском-то на рубеже.
Надо памятник папе поставить,
Послезавтра година уже.
22 июня 07 г. с. Колбацкое.
МИША
Памяти моего тестя, отца моей первой жены.
Еврейский мальчик сильно обрусел,
Шпана - финкарь, неслабое плечо.
И если он в конце войны не сел,
Так то судьба, и он тут ни при чем.
Отец на фронте, их же - на Урал.
Паек ржаного - для поддержки сил.
От общей пайки крошки он не брал,
Хоть брат домой две трети доносил.
Шпана… И мать пошла в военкомат.
«А мы-то что? Мы можем лишь на фронт.
А он сопляк, сопляк, а не солдат,
А финкарем он вас берет на понт».
И тут салют! И над рейхстагом стяг!
И летом Жуков принимал парад.
А после парня взяли за шкиряк,
В теплушку, и нескорым - в Ленинград.
Блатным замашкам места нету тут.
Трудись, браток, и человеком стань.
А дальше были флот и институт
С распределением в Тмутаракань.
Да, там, в глуши, мощь Родины-страны,
(Фронтовиков прияв за образа),
Крепили молодые пацаны -
Веселые, голодные глаза.
Таким он и остался до конца,
По крови - благородным сорванцом.
И не секрет, что я любил отца,
Хоть он и не был мне родным отцом.
Гремел Союза тягостный финал,
Он в нем прожил, как будто песню спел.
И… ежели крещенья не приял,
Прости Господь! - поверить не успел.
09.
МОЙ ДВАДЦАТЫЙ ВЕК
Андрею Пеплову.
Русь моя, горя и горечи чаша.
Ель да береза, полынь да пырей.
Бабушка Варя и бабушка Маша,
Деды мои - Александр и Андрей.
Полная крынка студеного млека,
Хлеба ломоть - то ли не благодать!
Мне до конца позапрошлого века
Проще простого рукою подать.
Проще простого… Всего-то и надо -
Прочь отпихнуть суетливую муть
И постоять, помолчать у оградок
Да поминальную чарку махнуть.
Чарка, что спичка. И вот оно - пламя:
Молоды деды и снова в седле.
Алое знамя - белое знамя:
Черная смута на русской земле.
Горе и горе, и горечь без меры -
В чем тут победа? Над кем вороньё?
И на людях отреченье от веры,
И сбережение сердцем её.
Саня, мой дед, ясно, чай, не из прынцев,
Да и мошны не имел он тугой.
В пятом году записался в партийцы,
Вышел в седьмом и назад ни ногой.
После гражданской пришел не калекой,
Грамотный, стало быть, власти как раз.
Только вот божьим он был человеком -
Грамотой многих от гибели спас.
Русь моя, Мать моя, рушатся храмы,
Близкие люди, а что дикари.
И онемела от ужаса мама,
Только учившаяся говорить.
И ни подруг те, ни мудрости школьной.
Кто ты, немая да нищая? Мразь!
Но на единственной колокольне
Колокол грянул, и речь полилась.
Колокол, колокол, колокол воет,
Будит незримый: «Вставайте, сыны!» -
И над Москвою, и над Невою,
И над любой деревенькой страны.
Русь моя, Родина, крепость, отчизна!
Застили небо кресты сатаны.
И мой отец был разбужен и призван,
Чтоб стать солдатом Священной Войны.
Брал Будапешт, видел Вену и Прагу,
Материн крестик носить перестал,
Но орден Славы, медаль «За отвагу» -
Братья Георгиевским крестам.
Горе и горе, и горечь без меры.
Скука, газетка, стакан да гармонь.
Но угольки позатоптанной веры
Все же хранили священный огонь.
И не окончена русская драма,
Но отворены врата алтарей,
И в многолюдии Божьего храма
Снова стоят Александр и Андрей.
05г. д.Пантелиха
* * *
Папе
Ты не утверждал, что был ухарем-хватом,
Но просто - обычным советским солдатом,
Да раз обронил, вспоминая войну,
Что женщину силой не взял ни одну.
8 мая 08г. д.Пантелиха
ЭТО МЫ, ГОСПОДИ
«И по причине умножения беззакония,
во многих охладеет любовь;
Претерпевший же до конца спасется».
Евангелие от Матфея, 24. 12-13.
Где пишутся «место» и «дата»,
Там прочерки или нули.
Когда? Ну, допустим, когда-то,
В деревне одной на Нерли.
Нас двое. «Поднимем бокалы
За дружбу - подарок судьбы!».
А рядом, ужасно усталый,
Спал третий - хозяин избы.
Литр водки - ни мало, ни много,
Салатик «Весенний газон».
Сторонник высокого слога,
Талантлив мой друг и умен.
Он даже красив, если честно,
Не беден и в деле успех.
Он пишет чудесные песни
И держит пошивочный цех.
Отличная это идея -
Нас тут отыскать вдалеке.
Мы пили всю ночь, не хмелея,
А после купались в реке.
Обычные два человека.
История наша проста -
Знакомы почти четверть века,
Дожили почти до полста.
Семейства, какой-то достаток,
В порядке работа и дом.
И дней наших скромный остаток
Мы, чай, как-нибудь доживем.
А прочее - это детали:
Заботы, команды жены;
Сыны наши взрослыми стали
И мы им почти не нужны.
-Да ладно, банально все это.
Лишь рюмка чуть дрогнет в руке.
Мы пили всю ночь до рассвета,
А после купались в реке.
Конечно, недаром, недаром,
Как в омут, нырнув головой,
Примчался он к нам без гитары,
Но с водкою и со жратвой.
Порядок привычный нарушив,
Метнулся к лихому жилью.
Привез он болящую душу,
Усталую душу свою.
Что значат комфорт и богатство,
Коль щемит и щемит в груди,
И от нелюбови лекарство
В аптеке попробуй, найди.
Ай, пили-то мы не на тризне,
Ай, вроде бы каждый - живой.
Спросил он: «Устал ты от жизни?»,
Я молча кивнул головой.
И с петель рванул наши двери
Конечный, вселенский аврал.
И было мне легче - я верил,
А он еще в игры играл.
Стояло студеное лето,
И гром громыхал вдалеке.
Мы пили всю ночь до рассвета,
А после купались в реке.
А рядом хозяин жилища,
Усталостью сваленный с ног,
Спал друг наш, не менее нищий,
Чем… Рембрандт, а может, Ван Гог.
Я знаю, равнять не пристало,
Но рвется само, хоть убей -
Спал друг наш, такой же усталый,
Как… Дюрер, а может, Гольбейн.
Усталый, усталый без меры -
Ан меру поди, улови, -
Спал друг, даровавший мне веру
И жгучую требу - любви.
Не бражничал с нами на тризне,
Пока мы мутили умы,
Спал тихо, уставший от жизни,
Но как-то иначе, чем мы.
Да, мы… Мы виновники сами,
Пенять никому нам не след.
И Саня умчал на «Ниссане»,
И я помахал ему вслед.
Что если мы вспомним все это
И скажем, как о пустяке,
Мол, пили в ту ночь до рассвета,
А после купались в реке.
06. 06. 06. д. Пантелиха.