Цветаева говорила, что стихам не нужны бытовые подстрочники…
О ВРЕМЕНИ
Да правда ли, что лгут календари,
Напоминая нам героев имена,
Где греки падают, где есть Елена и
Еще не кончена Троянская война.
ЯПОНСКАЯ НАРОДНАЯ ТАНКА
Спозаранку
Прижгу ранку
На коленке:
Ох, Ленка!
ВОЗЛЮБЛЕННОЙ
Любимая, не говори мне «нет».
Не вслух, но мысленно. Я твой покой нарушу.
Но лишь во сне. В твою проникну душу,
Но не убийцею ночным,
А как покорный джинн
Из сказок.
Любимая, не говори мне «да».
И вслух, и мысленно. Чужую боль делить
К чему тебе? Оборвышу дарить
Возможность стать богаче и сильней
Всех скопом собранных царей и королей
Из сказок.
Любимая, не говори мне слов,
Как их не говорят траве, деревьям, снегу.
Пусть догорающей звездой я промелькну по небу
И в жизни проявлюсь твоей хотя бы так.
Ты только на меня желанье загадать
Не позабудь.
РАССТАВАНИЕ
Секира воздета. Распахнуты дверцы
На плаху, где рубят по плечи, по локти.
Руби же! Нет сил, чтоб кипящего сердца
Ожог претерпеть! О, метель, и о, горький
Момент расставанья! Петарды объятий!
О взгляд, догоревший в шипящую полночь!
Пылающий мост Нибелунгов! Проклятый
Устав, предписавший любить и не трогать
Любимую! Меч, разделяющий ложе!
Брунгильда, чьи ноги готовы на плечи…
Сдирай же, палач, с меня мясо и кожу!
Лиши меня страсти, лиши меня речи!
Лиши меня имени, памяти, девства!
Втыкай же! Втыкай, провернув рукоятку,
Кинжал свой! О, боже, верни меня в детство!
О, будь милосерден! О, яду мне, яду!
В подоле приносит подольская жижа
Ревущий свой выкидыш, свист и колеса…
И к краю платформы все ближе и ближе
Карениной возглас: «Прости мне, Сережа!»
Прости меня сын. Одиссей Телемаку
Оставил в наследство, упав на колени,
Могилу на Итаке, алые маки
Безумья и миф о Прекрасной Елене.
ВМЕСТО ЗАПОЯ
Давно уж пересох ручей
Твоих бессмысленных речей,
Твоих неведомых услад,
Твоих сомнительных утех…
И мой задребезжавший смех
Окрасил дней моих закат.
Все перепуталось. Теперь,
Когда обрублены концы,
Я собираю узелки
Событий, дней и канитель
Моей немеркнущей тоски.
Как пьяница, все прогуляв,
Боюсь назавтра протрезветь.
И нету слез — к чему реветь,
Когда уже без головы
Мчит курица, фонтаном кровь
Разбрызгивая по двору…
Воспоминанья соберу,
Как роту безголовых кур.
Средь этих дур — я командир.
Красиво, как Большой театр.
Балет. Вот кура сиганет,
А я на этот пируэт
Гляжу...
МОЕ ЧТЕНИЕ
Бедная собака Каштанка —
Ведь у столяра подмастерья
Давали глотать ей сало,
Привязанное за нитку.
А она их любила, глупая!
Ведь у столяра пахло стружками,
И смеялись так заразительно,
Нитку дергая, подмастерья.
РОЖДЕСТВЕНСКОЕ
Да было-то всего-то, от и до,
свиданий десять, правда, по Стендалю,
с кристаллизацией и прочим, где писали
все огненные вилы слово «страсть».
За эти от и до прошли такие эры —
от дриопитека, с его днем замираний
среди созвучий леса, до арены
Вероны в сладкий день прикосновений,
и далее, туда — к дню поцелуев,
где время прессовалось по Эйнштейну…
Теперь висит он елочной игрушкой,
романчик этот, la petit amour,
средь ангелов соломенных и прочей
блестящей мишуры. Над Вифлеемом
всего одна звезда на черном небе.
Волхвы свои дары кладут, смущаясь,
под елку памяти, с горящими свечами.
КОНЕЦ СКАЗКИ
Фонари, убегающие ступени, опустевший город и саксофонист под дождем — цепочка образов для романа без героя. Будто бы и не я писал. Я на этой страничке, как Маугли на развалинах покинутого города, погребенного в джунглях — видны лишь остатки каменной дороги, ведущей к королевскому дворцу и беседке принцессы. Из окон дворца свешиваются лианы, носятся обезьяны, кричат попугаи, в раскрытых сундуках сверкает золото, искрятся бриллианты несметных королевских сокровищ и шуршит своим капюшоном раскачивающаяся перед лицом Маугли страшная белая кобра страсти.
— О, как мне стыдно. Убей меня! — шипит белая кобра. — Зачем же мне убивать тебя? — говорит Маугли. — Зубы твои безвредны, яд давно вышел.
А когда из-за холмов встает луна и на землю ложатся тени, похожие на черную бархатную вышивку, по мраморному полу дворца осторожно пробирается Чучундра — маленький зверек с разбитым сердцем. «Да было-то всего-то, от и до, свиданий десять, правда, по Стендалю…»