Однажды в те неурожайные и трудные годы, которые позже наши "незалежники" удачно для себя окрестили, как "ужасный голодомор", специально устроенный коварными москалями на Украине, мои земляки из поселка Караково Донецкого края пошли на луг косить сено. По долине речки Сухой Торец (тогда еще не сухого, а лишь изредка пересыхавшего) тянулись луга с обильными высокими травами. Местами они сегодня сохранились, хотя ближайшие шахты высасывали и продолжают интенсивно высасывать подземные воды, превращая благодатные места в засушливые земли.
Кушать очень хотелось. А вокруг ни зайцев, ни птичек, ни сусликов, ни рыбы и даже французского лакомства - лягушек, по-местному кряков, и тех умудрились всех переловить. Одним словом, - полный и сплошной голодомор. Даже суп из травы лободы не спасал.
И тогда один из караковских шутов-весельчаков предложил поспорить с ним на то, что он сможет их сегодня же накормить настоящими шашлыками.
- Я остаюсь за куховара, но на сегодня и на завтра вы меня от косьбы освобождаете. А теперича до обеда косите сами и меня - не тревожить и не "кантовать"!
- Согласны! Но не сделаешь нам шашлыков, то будешь сам докашивать всю оставшуюся на нашем сенокосе траву.
На том и порешили. Ударили по рукам и косари удалились на покос, отмеченный флажками еще накануне землемером. Каково же было их удивление, когда потные и уставшие они уже на подходе к костру, на котором варился традиционный суп из лободы, бобырей - мелких речных бычков и ещё корешков каких-то трав, они почувствовали запах настоящего шашлыка.
- Ну, это же надо! Твоя взяла! И где это ты умудрился достать мяса? Выстрелов мы ведь не слышали, да и дичь стала большой редкостью, неуже из дому приволок?
- Да, вы кушайте, кушайте! Хитро подмигивая в сторону пригласил он косарей к костру на лужайке.
Все дружно принялись уплетывать наваристый лободиный суп и смаковать дурманящий своим ароматным запахом шашлык. Лишь один из косарей, отщипнув осторожно попробовав кусочек шашлыка, глубокомысленно заключил:
- Шашлык-то аппетитный! Только вот привкус какой-то странный, задумчиво закончил он.
- Тебе мед, да ещё и ложкою, - парировал претензии недоверчивого косаря добровольный куховар.
Справившись, с "царским" обедом, сели перекинуться в картишки. И тут "недоверчивый", посмотрев по сторона, обратился с вопросом к остальным:
- А куда это наш Цуприк подевался?
Цуприк это небольшая собачонка, увязавшаяся за косарями и прибежавшая вместе с ними на луг.
- Да это он, падла, нас шашлыками из Цуприка подтчевал?! - вскричал, осененный своей догадкой "недоверчивый". Схватив валявшуюся в траве увесистую палку-посох он погнался за стремительно удирающим добровольцем-куховаром.
- Да, успокойся ты! - посоветовал вернувшемуся захеканному "недоверчивому" один, философски настроенный, косарь.
- Ну, съели, так съели и даже неплохой получился шашлык. Жалко, конечно, Цуприка - веселый щенок был.
- Да и парня жаль, - продолжил второй косарь. Ведь он полдня старался, чтобы вам чертям угодить.
На такое прозвище никто из шахтеров не обижался, так как из шахт они выезжали грязными и черными от угольной пыли, совсем, как черти. Даже вода душа их отмыть их не могла. И поэтому возвращались они домой с густо наведенными бровями и ресницами на белую зависть женщинам, не имевших косметических тушей или карандашей.
- Согласен. Смотрите, даже наш брезгливый Степан и тот молчит. Делал, правда, вид, что его тошнило и тянуло на рвоту.
- Тогда ему самое место в роддоме, - грохнули смехом косари.
- Но только пусть эта падла завтра отрабатывает двойную норму. И больше его к костру и на пушечный выстрел не подпускайте! - примирительно процедил "недоверчивый". Улегшись затылком на запрокинутые вместо подушки ладони натруженных рук, он начал смотреть на проплывающие в знойном летнем небе кучевые облака, постоянно изменяющихся и принимающих причудливые фантастические формы.
Весть о происшедшем быстро разнеслась по селу Караково, переименованному в годы НЭПа в Новоэкономическое, населенному беглецами и выходцами из Центральной губернии огромной бывшей Российской империи. Многие из них промышляли на ближайших рудниках-копанках, так назывались мелкие шахтёнки с норообразными угольными выработками и конными подъемниками. Но большая часть горняков "вкалывала" на расположенной в трёх верстах от Каракова шахте "Центральная". На ней промышленную добычу угля организовал богатый банкир Караков. Он то и построил в нашем поселке большущую церковь, настоящий собор, принесшую известность селу Каракову во всем Донецком крае.
Самым нежелательным было то, что об этом происшествии с Цуприком узнали в хуторке Рассейка, расположенном напротив на берегу тогда полноводного Сухого Торца. Хотя они были тоже русскоязычными, но из местных, и раньше ещё во времена крепостничества принадлежали помещику. Мгновенно сменив прозвища караковцев с "цапы" на более обидное "цуприки", они стали так дразнить в дальнейшем всех моих земляков в отместку на собственные клички "борзяки", которыми их окрестили караковцы, подчеркивая, что их хуторок помещик выменял на свору борзых охотничьих псов. Мирно и дружно они проживают рядом по сей день, лишь изредка полушутя, называя друг друга либо "цуприками", либо "борзяками".
Примечательно, что известность Каракова значительно выросла, поскольку в караковскую церковь продолжают ехать со всего Донбасса венчаться, крестить детей, святить паски и отмечать все православные праздники.