***
Молоко кипятила на кухне. Вставала заря.
Поумерив огонь, механически кашу мешала.
Загляделась на тень, что дрожала в лучах фонаря,
отлучилась на миг, оглянулась — а жизнь убежала.
Отлучилась от жизни, легко обернувшейся сном.
Чтоб души не мутить, я зеркальную гладь не нарушу.
А прохладные длинные пальцы луны за окном
мои волосы гладят и манят куда-то наружу.
Как легко и свободно, себя ощущая никем,
своей жизни шагрень до фонарного блика скукожа,
глядя ночи в глаза, на вселенском стоять сквозняке.
Только холодно очень, особенно если без кожи.
***
Когда душа и жизнь в разоре —
позволь мне, Высший Судия,
остаться где-нибудь в зазоре
небытия и бытия.
Чтоб не с самой собою в ссоре
уйти, рассеиваясь в дым,
позволь остаться мне в зазоре
между небесным и земным.
Чтоб не во мгле и не в позоре,
не в пекле боли, не в петле, -
травинкой в стихотворном соре,
в Тобою вышитом узоре
на замерзающем стекле.
***
Мне кажется, что есть такое место
в каком-нибудь нездешнем далеке,
где я - какою Бог задумал, вместо
той, что живу синицею в руке.
Где дни мои, обдутые от пыли,
осуществились — лучше и нельзя,
где любят те, кто раньше не любили,
и дружат не предавшие друзья.
Где новый день — как чистая страница,
а улицы нетронуто тихи,
и я прохожих утренние лица
читаю словно первые стихи.
***
Из телефона голосов
не услыхать родных.
Их шифры новых адресов
отличны от земных.
И надо, чтоб узнать — уснуть...
Не размыкая вежд,
так сладко без конца тянуть
резиновость надежд.
Со мною те, кого нигде
на самом деле нет.
Душе так страшно в темноте.
Не выключайте свет.
***
Довольно огнём любоваться в сосуде.
С годами душе от него холодней.
Да здравствуют вина в гранёной посуде,
где истина пьяно искрится на дне!
И пусть накопилась тоска и усталость,
а ты всё равно выбираешь to be.
Цени, что имеешь, люби что осталось.
Чем меньше осталось — тем больше люби.
***
Пусть оставит мечта с нулями
и растает журавль вдали, -
с журавлями как с кораблями -
хорошо им махать с земли.
А доверчивая синица,
что с ладони зерно клюёт,
это бывшая Синяя птица,
приземлившая свой полёт.
В каждом сердце она гнездится.
Но не каждый её узнаёт.
***
Не там, не здесь, а где-то между
жду, как гирлянды фонарей
зажгут во мне огни надежды,
и мир покажется добрей.
Намёки ангелов так тонки,
так звонки птичьи голоса.
В колясках детские глазёнки
впервые видят небеса.
Вплету в венок кружащих улиц
цвет своих глаз, волос, одежд
и затеряюсь среди умниц,
упрямиц, модниц и невежд,
чтоб притвориться, раствориться
в водовороте бытия
и стать счастливою частицей
чего-то большего, чем я.
***
И даже если смерть поставит точку -
жизнь всё равно прорвётся запятой,
ростком зелёным, тонким завиточком
под каменной кладбищенской плитой.
Взойдёт весна на белом свете этом, -
а значит без сомненья и на Том,
окрасит всё вокруг защитным цветом
и защитит от смерти как щитом.
***
Волшебный отсвет фонаря,
в окне мне ветку серебря,
наверно, дан мне был не зря,
а для чего-то...
О кто ты, чью слепую власть
сегодня ощущаю всласть?
А день, когда я родилась,
была суббота.
Всю жизнь была не ко двору.
Вся жизнь была не по нутру -
по прописям, словам гуру,
по светофорам...
Но кто-то, прячущийся вне -
в окне, на облаке, в луне,
шептал мне о моей вине,
глядел с укором.
За что мне это или то,
в слезах просила я — за что?
Душа уже как решето,
мне не по силам!
Но вновь навстречу январю
в окно спасибо говорю
заре, ночному янтарю,
за всё, за всё благодарю,
за всё спасибо...