Означенный проколами булавок
На перегибах высушенных улиц,
Твой след не оставляет мне поправок:
Я тут бессилен, как тарелка устриц.
Так есть, так будет... Все мои раденья
Отныне тщетны: согнутый в подкову,
Отставший пласт - судьбы ли, провиденья -
Мне не поднять. Мир праху и покою!..
Куда кривая вывезет... Дотошно
Предчувствуя её коленца, горки,
Необходимо выжить, и как можно
Скорей покинуть мёртвые задворки...
Глухая ночь... Она рисует чёрно,
Когда одна, но даже под запретом
Целует: молча, холодно... Бесспорно,
Издохнуть проще, чем сознаться в этом.
И кто вперёд - известно. Я не спорю.
И не ищу прошедшего, тем паче -
Грядущего, в котором столько ж сору,
Как и в минувшем, взятом наудачу.
Сезам, откройся!.. В мареве зелёном
Всё создают предметы, если верить
Заблудшему К. М. и компаньонам,
Но даже зад всегда имеет перед...
Оторванный ломоть, медовый пряник,
Вполне благопристойный, честь по чести,
И смыться, кануть - это ли не праздник? -
За тридевять земель в проклятом месте...
Избушка, повернись... А на приступке -
След мудреца, имеющего виды
На наготу твою - чтоб, стёрши в ступке
Её, - извлечь известные флюиды.
Горит и это, что неотвратимо,
Когда тоска смертельная в прорехи
Проходит вместе с запахами дыма,
С кровати на кровать... Наплюй, не дрейфи...
Всё вновь течёт, взмывая к небу, пенясь,
Мильоны искр, таясь, внимают вою, -
Что может быть нежнее этих пленниц
Самих себя, отпущенных на волю...
И то, что ты не здесь, и только ветру
Дозволено гоняться за ответом,
Тем лучше. Верь мне... Я и сам не верю...
Довольно... И расстанемся на этом.
До встречи вновь, в каких-нибудь бессонных,
Сухих цифирьках, выстрадавших с виду
Все превращенья - до скончанья оных,
Как Богу душу... Как по алфавиту...
Шаг предрешён, и, сделанный немедля,
Он длится бесконечно, в виде растра,
Вмещающего жизнь... Давай, Емеля,
Мели, мели... Бросай слова в пространство...