Горел закат, дымились трубы
На хатах. Облако-язык
Лизал на горизонте трубы
И вид заката был велик.
В ущербе скудности погоды
Я шел с работы ночевать.
И в двадцатилетние те годы
На тяжесть было наплевать.
День проходил на пилораме,
Бревна катили мы рукой
И в челюсть пил всадив комлями
На штабель шлепали доской.
И сорок километров грязи,
Преодолевши студер выл.
Директор в ряде безобразий
Нам за разгрузку не платил.
Разгрузка бревен продолжалась
Уже до самой темноты
Потом бежал. Поев, так спалось
Один часок до дурноты.
Три класса делал я за зиму,
Чтоб сдать экзамен за седьмой,
Включая пятый под нажимом,
Конечно это над собой.
По расписанию строжайше
Учебники на пять часов
Сортировал я, ну а дальше,
До часу ночи - про любовь.
Толстой, Тургенев, Гёте, Байрон,
Драйзер, Джек Лондон и Гомер,
Я жизнь воспринимал как тайну
Как в лилипутах Гулливер.
Когда шел утром на работу,
На ветер сочинял стихи,
Но не всегда я после пота
Мог взять цветок из чепухи.
Пол жизни просидел над рифмой.
Отказ с газет был – не горюй…
Как мягкий морг больному тифом –
Иди, гуляй под поцелуй.
Счастливец ты в скафандре тела,
В коробке с серым веществом!
Я бормотал просолонело,
Пока держал сосну спиной.
Я опошлел. Срываюсь ниже.
Со стороны, уж видит Бог,
Но обывательскую грыжу
Я ампутировать не мог.
Как на молитву шел к себе я,
А что искал в себе – не знал.
Сжимал кулак, вздувалась шея,
Как-будто этим помогал.
То ли звал бурь, то ли причала?...
Глядел на воду и луну,
Но радость чудная молчала
И я искал ту тишину.
Ходил один через посевы,
С приказом воли размышлять.
Как Эпикур, забыв про чрево,
Я наслаждался мысль ковать.
Хоть знал насущную потребу,
Но отвергал любовь сердец.
Как будто родина на небе,
Как будто в небе мой Отец.
В этом звезда моей натуры,
Как грубо внешне не кажусь,
В душе небес акупунктура
Определяет мою жизнь.