Москва. сказка-легенда

Арсёнов Сергей
     М О С К В А
   сказка-легенда


Давным-давно, в немое время,
Бродило Каменное племя;
Потомки знаменитой Русы,
Её сынов - ушедших русов:
Тех, что смешали кровь бродяжью
С чудской, мордовской и варяжьей,
Славянской, муромской, угорской,
Венедской, гунской и мещёрской;
Служивших идолам богам,
Внимавших видящим волхвам.
Кочуя табором свободным,
Хотели людом стать осёдлым.
Славян ильменских почитали -
Себя их внуками считали;
Зачем из Славии ушли? -
Быльём причины поросли -
О том в преданьях не пропето
И на вопрос ответа нету.
Ходили гордые на воле,
Ища земли и лучшей доли,
Да и осели средь дубрав,
От переходов поустав.
Так потихоньку-помаленьку:
Пожёги, крепость, деревеньки,
Готины, капища - как нужно,
Зажили тихо, ладно, дружно.

  Ч А С Т Ь   П Е Р В А Я

В том поселении жила,
Как зорька ясная, цвела
Девица с имячком Москва;
Далёко шла о ней молва:
Про сто талантов, красоту,
Про острый ум и доброту.
Была она в том жар-соку
Когда гуляют на реку:
Чтоб тайный витязь подглянул -
Лихим наскоком «умыкнул».

Раз ночь Купальская пришла.
Москва с подружками пошла
На берег: праздник погулять,
Святы обряды посправлять,
Чудес волшебных попросить,
Костры пожечь, венок пустить;
По «серебру» купальских вод
Проплыть: «а вдруг кто "умыкнёт"?»,
А, может быть, и так случится -
Цветок чудесный загорится?;
Ну а не будет волшебства
(Хоть и надеялась Москва),
Так просто - шумный хоровод,
Веселье, пляски, смех, народ,
Надежды, тайны, волховство,
Купанье, песни, озорство...!

Явилась ночь. В разгаре праздник -
Горит, поёт, чарует, дразнит;
Девичий хор напевы льёт,
Кружится буйный хоровод;
Плывёт по струям «серебро»,
Трещит обильный свет костров;
Огонь надежды колдовской
Сжигает темень над рекой
И дружно, в очередь, над ним
Все прыгают сквозь жар и дым.
Вот белый жертвенный петух
Отдал Яриле щедро дух;
Деревья медленно пошли -
Вещальны  речи завели;
Вот Мару "хладную" в огне
Предали благостной волне.
Вослед за ней поток реки
Понёс и девичьи венки.
А за венками, с тучей брызг,
Под смех, прошения и визг,
Девиц нагих прелестный рой
Плеснул купаться под луной.
И, может, вот как раз сейчас
Огни азартных, пылких глаз
Глядят из зелени ночной? -
Чтоб на своей, на ней одной,
Влюблённо взор остановить,
Момент удобный подловить
И... показав искусство вора,
Помочь делами жажде взора.

Москва, как прочие, плывёт
На супротивный берег тот;
И вот уже на бережок
Шаг, два...: - «Ну, где же ты, дружок?...».
 

Ни через Море-Океян,
А в диком месте, у полян*,
В сыром бору, в пещере мрачной,
В глуши нехоженной и злачной,
Где бурый волк не пробегал,
И чёрный ворон не летал,
Жила корявая, седая,
Да Ведьма Киевская злая!
С Чертом Чертовичем самим
Дружила сговором лихим;
На сходы тайные летала,
Нечистой силой колдовала,
По чернокнижным письменам
Творила участь именам;
Потехи ради, без идей,
Бранила меж собой князей;
Стихиям вель повелевала,
Болезни, порчу напускала;
Была коварна и страшна
И беспощадна и сильна.
Глядеть на мир она умела -
В стене своей норы имела
Одно волшебное стекло:
Оно показывать могло
И тайны скрытые вещать,
И на вопросы отвечать.

Однажды, сытно пообедав,
Она привычную беседу
С вещун-стеной своей вела:
Про обстановку, про дела,
Где у кого и что творится,
Кто как живёт, кто с кем бранится,
Какие тайны мир хранит,
Какие замыслы таит?
И молвит зрящая стена:
- «Грозит беда тебе сполна:
Есть в мире девица одна -
Как чистый лик зари, красна;
Как майский ветерок, нежна;
Как лань залесская, стройна;
Добра душой, как семя льна;
И горделива, и вольна,
Пытлива мыслью и умна;
Щедра на ласку, как весна;
Скупа в речах, как тишина;
Как переливная волна,
Неутомима и сильна.
Богами выбрана она -
Тебе на гибель рождена:
Тебя отправить в долы сна!
Вот что мне духи-вещуны
Поведали из-под луны -
Они всё знают и не лгут.
Москва ту девицу зовут».

Ах, как тут ведьму затрясло,
Такого зла не знало Зло!
Она крутилась, как юла,
И желчью жгучею текла,
Махала грозно кулаками,
Вращала бешено глазами,
Громила всё кривой клюкой,
Обильно брызгала слюной,
Зубами лязгала со скрипом
И изрыгалась жутким хрипом:
-  «Я эту дрянь, Москву, найду,
Её со свету изведу;
Я в порошок её сотру,
Предам шипучему костру,
По ветру прах её пущу;
Во слёзну реку превращу -
Пойдут, как стон, вдоль той реки
Рыдать камыш и тростники,
И зверь поганый приходить
Больную воду будет пить,
И льдом-тоской мороз ковать,
И рыбы мукой проплывать!
Узнает жалкая Москва
Весь страшный ужас колдовства!».

..........................................................

Москва, ступив на бережок,
Вдруг видит - тусклый огонёк(!)
Над плавунами, над хвощём
Дрожит сиреневым углём;
Промеж осин, берёз плывёт,
И за собой её зовёт -
Да так зазывно, спасу нет!
- «Ужель ни папоротник-цвет?» -
Она с восторгом говорит;
И за сияньем в лес бежит.

Он на полянку прилетел;
Остановился; загорел.
Москва вплотную подошла,
Цветок рукой почти взяла...
Как брызнул яркий-яркий свет!
Искристый взреял разноцвет;
Огонь большой и жаркий стал;
Вокруг неё он залетал;
Быстрей, быстрей его полёт...
Уж пламенный круговорот
Горит, свистит сплошным кольцом -
Жжёт ноги, тело и лицо.
Москва испугана, кричит.
А вихрь ярче всё горит;
Уже светло, совсем как днём!

Вдруг, видит - за кольцом-огнём
Старуха мерзкая идёт
И дикий смех её трясёт;
Она подходит, говорит:
- «Гори, Москва! В золу гори!».
И грязным помелом вращает,
Как будто в ступе зло мешает,
И скалит в хохоте клыки,
И дует пыль в огонь с руки.
Москва кричит с мольбой: - «Ты кто?
За что ты жжёшь меня, за что?».
Колдунья мечется, дрожит,
Скрипучим голосом визжит:
- «Я, Ведьма Киевская! Мне
Подвластны звёзды в вышине,
Все силы ночи, вихри тьмы,
Земные чащи и холмы,
И даже зло Страны Теней,
Огонь подземный, мрак морей!
Большому Чёрту я родня!

И ты - должна убить меня?
Ты - тля, букашка, пыль с гумна -
Для моей смерти рождена?
Гроза, убийца ты моя?
Скорей умру от смеха я !!!

Пусть вещий дух мне враки врёт -
Умею я теченье вод
По заклинанию менять,
Событий ходом управлять.
Бурли, огонь, приказ твори:
Гори, Москва, дотла гори!».

Пожар безумный бушевал
И тело девичье лизал.
Она рыдала в крик и стон,
Стремясь за пламя выйти вон...
Носились вопли в вышине...
Сгорела  бедная в огне.

А ведьма дальше продолжала:
Кружилась, билась, колдовала,
Метлой махала, гогоча
И заклинания крича:
- «Явитесь, вихори буяны,
Явитесь, смерчи, ураганы!
Останки-пепел подхватите,
По берегам реки несите,
И пусть, где прах сей упадёт -
Камыш, рогоз, куга растёт;
А здесь, где девица сгорела,
В кровавый пепел изотлела,
Пусть вечный, хладен и шипуч,
Из слёз пробьётся ключ-горюч,
И пусть он в реку утекает,
И пусть Москва - рекою станет!
И пусть надрывно вдоль реки
Ревут осоки, тростники,
И звери больно воду пьют,
И рыбы муками плывут,
Морозы сковывают льдом,
Терзают рыбари трудом.
Была девица - на века
Отныне стань Москва-река!
Печатью Чёртовой креплю,
Да будет так, как я велю!».

И вихри с воем налетели,
Деревья гнулись и скрипели,
Сверкали молнии и громы,
Рычали пуганые дрёмы;
И ветры пепел поднимали,
И берега им посыпали.
И брызнул ключ из-под земли,
И слёзы в речку потекли;
Метался шум и совы ныли,
Визжали дятлы, волки выли;
И, пенясь, волны замутились,
Печалью горькой покатились,
И с болью, плачем и тоской
Москва пошла Москва-рекой...




    Ч А С Т Ь   В Т О Р А Я

В том селенье, в ту же пору,
Жил на подаянье бора
Ни разбойник, ни купец,
Ни ремесленник, ни жнец,
Вольный ветер озорной,
Бравый парень удалой.
Он рыбачил для потехи,
Собирал грибы, орехи,
Землянику, белый сок,
Воровал у пчёл медок,
Ставил петли да силки,
Плёл корзины, кузовки.
Сруб имел, где зимовать,
Тёмны ночки ночевать;
В сердце - жар, в уме - простор,
К щам - горшок, к красотам - взор.
Его матушка с отцом
Дёмой кликали мальцом,
А в народе Кучкой звали -
Прозвище такое дали
За сметливую удумку,
Хитроумную придумку:
От пытливых размышлений,
Тех, что лезут в мозг от лени,
Он пеньки пчелины брал,
Да за дом к себе таскал;
И, далёко не ходя,
Дома бортничал шутя;
Потихоньку-помаленьку
Из колод тех деревеньку
(Целу кучу) наносил -
Вот и кличку получил;
Толи сам домозговал,
Толи где слыхал-видал? -
Нам не ведомо сейчас,
Да и не о том рассказ.

Как-то утром, на заре,
Когда травы в серебре,
Когда лучик золотой
Ещё робок над чертой,
И висит сырой туман,
На реку пошёл Демьян -
Перемёты покидать,
Осетринки пошукать.
Шнур крючкастый заметнул
И на палку примотнул.
Но, весь день не дрогнет палка -
Не заладилась рыбалка.
Он лежит, «ворон считает»,
По воде «блины» пускает;
Скука - в пору задремать.
«Чем-то бы себя занять?».

Ветерок с волной играет,
Ивам кудри умывает
И шевелит шаловливо
Лист осоки говорливой;
Пух летает с камышей;
И кукушка малышей
Всё зовёт, зовёт, зовёт;
Тонко иволга поёт,
Да в мурлыканье реки
Тихо плачут тростники.

Встал Демьян и от безделью
Камышинку пустотельну
Срезал - дудку смастерить -
Дремоту развеселить;
С одного конца гудок,
Девять дырочек в рядок:
- «Ну, потешная, давай -
С переливом заиграй!».
Вот он дунул раз...
                и дудка -
Что за чудо? - самогудка
Разговор, вдруг, повела,
Речь-музЫку полила!:
- «Ты играй, Демьян, играй,
Звуки-слёзы выливай,
Я мотивы закружу,
Да всю правду расскажу:
Держишь ты не камышинку -
Пустотелую тростинку;
Я ведь девицей была -
К горю ножками пришла;
Ах, была Москва-девица -
Да рекою стала литься.
Ведьма Киевская злюка,
Подколодная гадюка,
Колдовством меня взяла,
В пепел жаровый сожгла,
И горюч-ключом из слёз
Пролилась я меж берёз,
И сплелась с речной водой,
Да и стала я рекой
С камышовым по брегам,
С переливом по волнам».
Услыхав такие вести,
Кучка так и сел на месте,
Распахнул глаза и рот
И вопрос он задаёт:
- «Да ни та ли уж Москва
О которой шла молва,
Та, что витязей пленяла
А в Купальску ночь пропала?»
Отвечает ему дудка,
Напевает самогудка:
- «Да, та самая, она -
Колдовством изведена».
- «Ну дела! - кричит Демьян,-
Аль мне снится, аль я пьян?
Я ж был сам в Ивана ночь
"Умыкнуть" тебя не прочь!
Красота твоя была
Мне, признаюсь я, мила.
Как же это всё случилось,
Как же лихо приключилось?
И возможно ли опять
Красной девицею стать?
Если способ такой знашь -
Расскажи, не прогадашь:
Я всю землю обойду,
Злые чары изведу!».

Дудка тут заголосила
И Демьяну сообщила:
- «Есть на правом бережке
Ключ-родник в березняке;
Ты посуду с той водой
И дуду свою с собой
Забирай и в путь пускайся -
В лес полянский отправляйся;
Там пещера есть сырая,
В ней живёт колдунья злая.
Как придёшь ты к той карге,
Так скажи кривой Яге:
" Шёл я, шёл, да заплутал,
И дорогу потерял,
Подскажи мне путь, бабусь,
Без тебя не обойдусь".
Нагутарь что в ум придёт,
Что поганую проймёт.
Станет ведьма суетится -
Предлагать поесть, помыться,
Приглашать заночевать;
Будет печку разжигать,
И вот тут - достань ты дудку,
Дунь разочек в самогудку,
А уж там мои дела -
Чтоб старуха в пляс пошла;
Я ей весело сыграю,
До упада загоняю.
Когда свалится без сил -
Ты хватай и в печь неси,
И кидай её в хайло -
Пусть в золу сгорает зло!
Как она испепелится:
Так я стану вновь девицей».


  Ч А С Т Ь   Т Р Е Т Ь Я

Вставали многие восходы,
Дождями злились непогоды,
Во тьму вечорицы сгорали
И ночи страхами терзали,
Сжигало солнце потом едким;
Встречал простор селеньм редким;
Гнались кочевники погоней -
Дышали прямо в спину кони:
Но, слава Велесу и Чуру! -
Хранили и живот и шкуру.
То прямоезжими путями,
То непролазными лесами,
То повдоль рек, то степью голой,
Погодой хмурой и весёлой,
Шагал в Куявию Демьян,
В страну далёкую полян.
И вот пришёл он в бор дремучий,
Где, жуть-кошмар, туман пахучий,
Где жадно страх и муть витают,
Где змеи с веток повисают,
Где серый зверь не пробегал,
Где чёрный ворон не летал,
Где только дятел стуком дробным
Тревожит мрак седой загробный.
Пещеру в той глуши нашёл;
Под своды мутные зашёл.
Пред ним горбатая старуха,
Демьян кричит ей громко в ухо:
- «Бабуся, здравься! Гой еси!
Прими прохожего – спаси:
Плутал по лесу, заблудился,
Не чую ног, как притомился,
Позволь чуток передохнуть
И укажи дальнейший путь».
Колдунья гостя привечает,
Шипя беззубо, отвечает:
-  «Здоров, касатик! Здравствуй, милай!
Куды-ж пойдёшь, коль нету силы?
Я накормлю и постелю.
Сейчас, вот печку растоплю;
А то уж скоро ночь кромешна…
Ты отдыхай пока, сердешнай».
Хозяйски бабка завертелась.

Как только печка разгорелась,
Демьян достал тихонько дудку,
В неё подул... и самогудка
Тут заиграла плясовую,
Весёлую, да озорную:

               *
Ты дуди, играй, погуд,
Ноги сами в пляс идут,
Ай люлюшеньки идут,
Плясовую ножки бьют.

Руки, хлопайте задороней,
Ноги, бейте разговорней,
Ай люлюшеньки бойчей,
Веселее, горячей.
 
Ты пляши, не отдыхай,
Топочи и приседай,
Ай люлюшеньки до смерти,
До упаду, круговерти.
               -----

Карга задёргала плечами,
Да затаращилась очами,
Руками бойко заводила
И подбородком закрутила,
Затопотала, повела...
И, ну - вприсядочку пошла!
Она натужится, кряхтит,
Ногами брыкает, кричит:
- «Ой, молодец, уйми дуду!
Ой, упаду я, пропаду!
Ой, сердце, ноженьки, спина!
Ой, уплясалась я сполна!».
А дудка знай себе поёт
И передышки не даёт:
- «Узнай же, мерзкая Яга,
Узнай же, злобная карга,
Как гадким ядом колдовать,
Как девиц в реки скидавать!».

Плясала шельма, приседала,
Пока без силы не упала;
Взгляд полудикий закатила,
И дух поганый испустила.
Взял Кучка мёртвую старуху
За космы длинные и брюхо,
И Ведьму Киевскую злую
Забросил в печку огневую:
Сгорела вся она дотла -
Осталась чёрная зола.

Дуду в посуду с ключ-водою
Демьян закинул... и такое
Тут началось! - и дым, и звуки,
Как будто всё стонало в муке,
Роились искры, громы бились,
И камни шумные валились...

Как всё рассеялось, пропало,
У Кучки сердце застучало:
Пред ним целёхонька, жива
Стоит красавица Москва!!!
Они-то плача обнимались,
Они-то жарко целовались!
Каменья, злато собирали,
В ступу крылатую кидали;
И в ступе той, быстрей метели,
В родную землю улетели.

Демьян потом из той пещеры
Возил сокровища без меры.
Москва женой при нём жила
И жизнь их счастливо текла.
Вождём в селенье Кучка стал,
А местность всю Москвой назвал.
С тех пор здорова и жива
Стоит Москва, течёт Москва!
                - - -

Вот и закончилась рассказка;
Быть может - быль, а может - сказка?
Но только есть в ней шепоток -
Он для внимательных урок.

                ----------------