Мокрая улица упирается в Москворецкий мост.
Вязаным шарфом ползет по ступеням свет.
Медленный ветер искусно вплетает в хвост
Голых деревьев обрывки дневных газет.
Под заголовком пугающим – рваная полоса,
Смазан небрежно проявленный негатив:
Смуглая женщина, в слипшихся волосах –
Яростный ветер; руины, Манильский залив!
Яблочным уксусом ночь отдает во рту.
Хочется крикнуть – язык превратился в кость.
Ветер врывается в ливень и на лету
Перешибает с хрустом планеты ось.
Палец, сведенный судорогой, стучит
Как в лихорадке по струнам экранных цифр.
«Только ответь! Пожалуйста, не молчи!
Господи, сделай так, чтобы он был жив…»
Сотней визгливых скрипок поют гудки.
Сердце гремит, заглушая курантов бой.
Только бы нить протянуть до его руки,
Впиться всем слухом в голос его живой.
Тысячей нервных скрипок ревут гудки,
Пишут симфонию плачущего моста.
Злую тревогу вымокшие сапоги
В землю вбивают с грязью. «… зачем он там?!»
Ветер, взбесившись, в легкие, как портвейн
В глотку, с дождем всю злость свою зачерпнул.
Город плюется сводками новостей,
Будто бы делает ставки: убить/вернуть.
Тихая вера таится в углу, как мышь.
Ветер читает письма ночных газет,
Гонит с бетонных порогов и желтых крыш
Тень затяжных московских дождей в рассвет.