Это пугач хохочет,
кружа над погостом пустым.
Это шепчутся ночью
о чём-то тревожном кусты.
Это ветер грохочет,
с деревьев срывая листы.
Это вырваться хочет,
взлетев, твоё имя – Устим.
Как мелькают мгновения –
словно стрелы покинули лук,
Наши жизни – лишь звенья
в бесконечности встреч и разлук.
Нет у памяти тленья,
у сердец одинаковый стук,
Человеком, не тенью
ты приходишь ко мне, Кармелюк.
Есть высокое право
не склоняться, как стебель травы,
Если в рабской державе
шеи гнут от Куры до Невы.
Пусть свободному нраву
нипочём не сносить головы,
Птицей вечная слава
вознесется над мигом молвы.
Ни Сибирью, ни плетью
не сломить, не заставить дрожать.
Если нужно – на свете
утвердимся ударом ножа.
Всех клеймом не отметить,
вновь из искорок вырвется жар,
Ярким пламенем светит,
панский дом пожирая, пожар.
Прорастает калина
жизни искоркой в серой золе.
Над землёю Устима
осыпается пух тополей…
И не раб, не скотина,
я колени склоняю к земле,
С благодарностью сына
светлой памяти, прадед, твоей.
*По семейному преданию одним из моих предков по линии матери (не прямым) был наш подольский бандит Устим Якимович Кармелюк, дважды бежавший из Сибири и убитый шляхтой в 1835 г. Мои тёти говорили, что в молодости мы даже были внешне похожи (портрет Тропинина). Природа со свойственным ей юмором пошутила, соединив в потомке кровь двух непримиримых врагов: малороссийского бандита-повстанца и небогатых шляхтичей...