Питалась чаща влагою озерной.
Являла суть свою то елью черной,
то белою березой. То с позором
гнала ветра со всех вершин (невольно,
признав, что слушать ей невмоготу
их свист и вопль), - то нежилась по склонам,
отвоевав у неба тишину,
почти неотличимую от стона.
То про себя чему-то улыбалась.
Оттенками зеленого сменялась
фактура благородного ковра
на протяженье всей лесной дороги.
Душа ничья проникнуть не могла
в тенета тайны за ее порогом,
хотя истоптан вдоль и поперек
был дерн бездельниками и грибниками,
все припасти стремящимися впрок,
опробовать и захватать руками.
Лес смешанный стеной стоял местами.
Сладчайшими пунцовыми сосцами
малины поздней – лес благоухал,
и тот, кто ею голод утолял, -
за трапезою не осознавал,
предавшись отдыху умом усталым, -
к чьей плоти ртом веселым припадал.
Но кто-то мудрый с богом отпускал
детей своих, смешных в большом и малом.
Платяляй.
Сентябрь, 1991 г.