Вот растение чудное посадила я!
Вырос венчик, стебелёчек, сборочки-края…
Чуть заметен стебелёчек, – а зелёный лист
Сборками растёт-хлопочет… Что тут за каприз?
Что за ушки, что за рюшки? И сказала я:
«Не спеши, росток, послушай: ты не сборь края,
Ты, салат, расти ровнее: стебель в рост пусти,
А потом уж ты сумеешь листья нарастить!
А не то, смотри, придётся вырасти кривым:
Лист сминается и вьётся, стебелёк за ним
Подрасти не успевает… Ты не торопись!
Ты, о стебле забывая, гонишь новый лист!»
А салат сказал: «Умна-то, я смотрю, Марьям!
Учит, как расти салату… Я учён и сам!
Ты взяла бы, посмотрела на свои стихи…
Новый листик то и дело, новый бег строки…
А опора, где опора? Стебель где в стихах?
Твой любимый? – Вот умора! Твой красавец? – Ах!
Ботлих летом навещал он, – да забыл о том.
Ты ж об этом написала виршей целый том!
Невеликий стебелёчек у тебя в стихах!
Только месяц, между прочим, был здесь вертопрах!
Ты ж себе пообещала ждать его сто лет…
Ты ж поэму написала, где основы нет!
Только сборочки да рюшки, только – «я люблю…»
А послушать-то, послушать!»
«Замолчи, молю!» –
Закричала я салату, – «Замолчи совсем!
Вот тебя, такого гада, срежу с грядки, съем!»
…Закручинился, заохал, завздыхал салат:
«Ведь я прав, – сказал неплохо; прав я, хоть и гад!»
Я сказала со слезами: «Помолчи, молю!
Я паршивца в наказанье завтра не полью…»
…Вот растение чудное посадила я!
Вырос венчик, стебелёчек, сборочки-края…
Чуть заметен стебелёчек, – а зелёный лист
Сборками растёт-хлопочет: чудо и каприз…