Посвящается Рустему Слободину (в походе играл на мандолине)
По комнатам бродит народ суетливо,
Во всем ощущается скорбный момент.
В углу мандолина лежит сиротливо -
Не нужный теперь никому, инструмент...
Как часто в походе любимые руки
Ее извлекали из недр рюкзака.
И вот уже нежные, чистые звуки
Внимает таежная Лозьва-река.
Как радостно слышать в лесу мандолину!
Последний костер - впереди перевал.
Друзей голоса наполняют долину,
И ты, призадумавшись, им подпевал.
Кедровая ветка в огне догорала,
Над сонной лощиной стальная струна
Звучала в тот вечер, как будто рыдала,
Как будто бы все уже знала она.
И знала о том, что беда будет щедрой,
И где затаился неведомый враг,
И трое на склоне, и двое у кедра,
И этот глубокий, зловещий овраг...
Уснула в холодном пристанище Зина,
На взгорье, под кедром, костер догорал.
Неистовой скорбью стонала долина
Когда ты последним в снегу умирал.
Как страшен и немощен в жуткой постели
Навязчивых мыслей туманистый бег.
С мучительным стоном в истерзанном теле
Холодные пальцы царапают снег.
Прерывистой дымкой подернулись горы,
Затих и пурги раздирающий вой.
И лишь мандолины родной переборы
Как будто просились остаться с тобой.
Но звон колокольный, откуда-то свыше,
Тяжелым набатом идёт по земле...
А звук мандолины все тише и тише -
И все растворяется в сумрачной мгле.