И в этих белых стенах я утратила главное.
Боялась, что это насовсем, и от этого так не хотелось возвращаться.
Я не могла писать.
Когда наступают такие моменты, это всегда гложет. Особенно, если появляется необходимость.
Я смотрела на это безобразие, обволакивающее со всех сторон, и некоторая часть меня пыталась вытолкнуться наружу. Но врачи-манекены были настолько упёрты, что продолжали держать меня здесь.
Все эти трубки из моих вен, непонятная электрическая штуковина на животе ( мне казалось, будто она высасывает из меня все внутренности, а затем связывает в узелок ). Напомаженные халаты и зелёненькие намордники, почти что космонавтские очки и всякие железные приборчики, по типу щипцов, скальпелей, незамысловатых палочек и бесполезных крючков. Они окружили меня словно мишень, и каждый так и норовил опробовать на мне свой инструмент.
Я знала, что они воспринимают меня как аморфную амёбу, не иначе, над которой каждый в праве произвести свой опыт.
Они наверняка заметили, что мои глаза, набравшись полной силы внушения и гипноза кричали им оставить меня в покое. Но они оказались хитрее и проворнее моей боли, которая не позволяла мне себя защищать. Понимая всю ничтожность и беспомощность своего положения, я смиренно опустила веки и жестом правой руки дала им понять, что сдаюсь. Они победили и могут теперь делать со мной всё, что угодно. Лекарство подействовало и я уснула.
Спокойной ночи, придурки!
Надеюсь вы, а именно ты, молодой практикант, что лишь на четвёртый раз удосужился попасть в цель и всадить в меня эту десяти сантиметровую иглу, воспитан в хороших традициях правильным мальчиком, и догадаешься разбудить меня свежим завтраком в постель.