«А потом рвал рубаху
И бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали!...
…И осталось лицо,
И побои на нём.
Ну куда теперь выйти с побоями?»
В.Высоцкий.
В стихах, прошедших раньше, я сказал,
Что в авторах больших произведений
Богов небесных сам я увидал
И описал без капельки сомнений.
Но чтоб уверенным мне в правде быть,
Что правильна моя разгадка эта,
Сим рассужденьем должен объяснить
Я жизнь и вне писателей сюжета.
«Булгаков»-«Бес» душой был «под водой» –
Незримый людям узких интересов.
Но «Голова» его – с самим «Балдой»
ВЕЛА БОРЬБУ посредством его «бесов».
И договор «Булгакова» с «Попом»
Был скрыт от всех пучиной стыдной тайны.
Но Аполлон-то ведал всё о том!
И он отнюдь не позволял случайных
Поступков в деле своему «Балде»,
Булгакова всегда читал с пристрастьем,
И вычислял легко, когда и где
«Попу» служил писатель, по несчастью.
Его «Отрубленная Голова»
«Из-под воды» смотрела сквозь туманы,
По прежнему ещё была жива
И сочиняла сложные романы
С двойным, тройным и даже больше дном.
И в них Атос «Попу» мостил дорогу.
И одного «Балду» они вдвоём
Уже наверняка угробить могут.
Чтоб дальше голословным мне не быть,
Не стать ещё клеветником на бога,
Инструкций тех его разоблачить
Обязан вслух теперь я хоть немного.
СОБЕЧЬЕ СЕРДЦЕ.
Итак, инструкция его одна
В «Собачьем сердце», в тексте заключалась,
В конце его романа. И она
«Преображенскому» предназначалась:
«Когда ленивый «Шарик» сеять хлеб
В твоих коммунах этих не захочет,
То поверни Россию прямо в НЭП.
А Швондер этот выговор схлопочет.
Тем ты своё поставишь дело так:
Иль ваша чистота эксперимента,
Которую блюдёт «Балда»-дурак,
Иль лопнет всей их скудной жизни лента,
Задушит страшный голод их. А он,
ВСЮ власть твою забравши в свои руки,
За всё ответит САМ. Таков закон.
И он на стороне твоей науки».
И ушлый «Поп» «свой взгляд на коммунизм»
Перевернул вверх дном в одно мгновенье.
И бедный «Шариков» опять садизм
Вновь претерпел – уже к ПЕРЕРОЖДЕНЬЮ.
На этом и закончился РОМАН.
А наша ЖИЗНЬ пошла совсем иначе.
Ведь этот НЭП – та мысль, что Великан
«Попу» подбросил, как свою задачу.
Не стоит даже время вычислять,
Когда его роман ОПУБЛИКОВАН,
Когда стал НЭП. Он слово мог сказать
Во сне, чрез ПОДСОЗНАНИЕ «Попово»,
Когда Каплан ранением снесла
В беспамятство его у Михельсона.
Работка эта тонкая была!
А в злобной пропаганде сколько звона!
И здесь я, звонкой мыслию звеня
И логикой живой вооружённый…
* * *
Но кто-то грубо вдруг прервал меня
И ясно слышу голос раздражённый:
– С чего же нагло взял ты, что писал
М.А. Булгаков книги-наставленья?
– А я его героев узнавал,
В романах тех, почти без напряженья.
И аналогий в людях длинный ряд
Я проводил по всем его героям.
И поневоле видел цепкий взгляд,
Что мы ИСТОРИЮ с тобой здесь роем.
– Но почему же ты тогда решил
Что здесь не жизни нашей отраженье,
А инструктаж «Попу»?
– А он грешил
В своих сюжетах неким ОТКЛОНЕНЬЕМ.
Поскольку Швондер для меня – «Балда»,
«Поповна» – это горничная Зина,
«Попёнок» – ушлый Шариков, тогда
Преображенский – «Поп». Вот половина
Его героев, названных у нас.
Ну, «Попадья» – так это Повариха,
И «бесов» хор над головой как раз,
«Балда» в кружке руководит им лихо.
И «Чёрта старого» легко найдём:
Атос-Булгаков. Сэкономя время,
Давайте-ка мы лучше поведём
Наш разговор об отклоненьях в теме.
Пусть я его героев угадал.
За нашей коль ИСТОРИЕЙ стремиться,
То вот какой бы в книге там финал
Романа должен был бы получиться.
Профессор, помните, уговорил
Помощника на это преступленье,
И Шарикова оный усыпил
Под душной маской за одно мгновенье,
И только сделал он прямой надрез
На черепе забритом Полиграфа –
Внезапно в целом доме свет исчез
И что-то тихо звякнуло у шкафа.
Потом, когда уж снова засиял
Свет ярко-ослепительный в палате,
То среди комнаты уже стоял
Сам Швондер в белом, докторском халате.
Профессор тут же в обморок упал
(В кино, как в жизни, верно отразили).
И страха, злобы бешенный оскал
Черты того доцента исказили.
Доцент собрался громко закричать,
Но скулы ему сводит, как от кляпа.
А Швондер прошипел ему: «Молчать!»
И скальпель подхватил стальной у шкапа.
И эта сталь холодная горит
В его руке под лампою без тени.
«Вон!» – рявкнул Швондер. Этот страшный вид
Доцента мигом бросил на колени.
Он быстро дробной рысью проскакал
К дверям. А злобный Швондер где-то рядом,
Большой зажавши скальпель, как кинжал,
Его кровавым провожает взглядом.
Потом закрыл он осторожно дверь.
Профессор в обмороке тихо стонет.
А на столе тот спящий полузверь
Под фонарём в лучах слепящих тонет.
Он быстро нить суровую схватил
И через край, спеша, суровой ниткой
Разрез на голове его зашил,
Как будто сам хирург был, доктор прыткой.
И Швондер тут, прищурившись хитро,
Важнейшее ещё затеял дело:
Обшарил быстро ящички бюро
Бесшумно, споро, ловко и умело.
И в нижнем, дальнем ящичке стола,
Под толстой стопкой «разные заметки»,
Учуял будто важные дела.
И выпустил на свет из тесной клетки
Секретный, сразу видно, документ –
Письмо-инструкцию тому доценту,
Что должен сделать дальше сей доцент,
Согласно предрешённому моменту –
Как Полиграфа снова обратить
Опять в «собаку» – и уже навечно.
И Швондер, знамо, это допустить –
Сыграть назад, – не мог уже, конечно.
Ведь это подлый значило обман
Всех, звал кого «профессор» за собою.
И Швондер запихал в большой карман
Письмо своей здоровою рукою.
А «зверю» свежий шов закрыл бинтом,
Подушечку под головой поправил
И, «оживив» его нашатырём,
Увёл. Профессора ж лежать оставил.
Профессор же, очухавшися, сел
И комнату свою найдя пустою,
Рванул скорей к бюро – и побелел,
Тряся от злости рыжей бородою…
И подлечившись, ушлый Полиграф
В квартире шефа получил прописку,
Стал жить с сознаньем, что он нынче – граф
(«Ужо, достану суку-машинистку!»)…
Вам дальше интересно продолжать?
Мне – нет. Историю я нашу знаю.
И я не призван сказки сочинять,
Чужие мысли только раскрываю.
Я не писатель вовсе, а толмач
(Фамилия, увы, моя такая),
И мысли эти, что несутся вскачь,
Не сочиняю я, а лишь читаю.
РОКОВЫЕ ЯЙЦА.
Второй момент придумал старый «Бес»,
Развив вперёд «Поповскую» идею:
КАК сделать лучше, чтобы техпрогресс
В мозгах «рабочих» был бы поживее:
«Случись в «мозгах куриных» этих мор,
Подкинь тайком ты «Яйца роковые» –
«Подкидышей» своих пусти на двор,
Пусть создадут они им «дни златые».
«Морозом жизни», знамо, их убьёт,
Но кладки «Яиц» просто драгоценных –
ИДЕЙ! – тот «страус» быстро нанесёт
И техпрогресс в стране взлетит мгновенно.
А будешь у себя иметь прогресс –
Страну свою накормишь и поднимешь
Молниеносно. И твоих чудес
Экономических уж не отнимешь».
(Поэтому наш мудрый Аполлон
На физику Земли и замахнулся:
«Попу» подножку в этом ставил он –
И Ленин с техпрогрессом растянулся.)
Вот самый маленький реестр из дел,
Что подсказал «Попу» М.А. Булгаков,
В Россию что ВСЛЕД ФЕБУ «прилетел».
Но в деле всё ж не преуспел, однако.
МАСТЕР И МАРГАРИТА.
И вот тогда он начал свой роман,
Который нынче главным почитаем.
Исусом преданным в романе дан
И в Мастере черты его встречаем.
Роман касался очень важных дел:
Что сделать должен в укрепленье славы,
Когда бы Сатана сам прилетел
И овладел Российскою державой.
(Вы помните, перчатку тот швырнул
На Полигоне в ноги Выбегалле?
Для этого он и в Кольцо нырнул
В «Стажёрах», в самом повести финале.)
«Пилат летел к концу», он счастлив был,
Но завершил когда своё творенье –
Тревогу странную он ощутил
И ощутил он на себя давленье.
Ведь Сатана-Воланд сюда прибыл
Во тридцать первом. «Меры по роману»
Он принял – «кислород он перекрыл»
И тяжко стало жить здесь Великану.
Давление так было велико,
И так те силы начали стараться,
Что сам любитель песни «Сулико»
Был вынужден за автора вступаться:
В театре регулярно «Турбиных»
Желал смотреть великий вождь народа.
Но это значит, что мы не должны
На власти вешать все его невзгоды.
Писателя давили, НЕСМОТРЯ
На явную поддержку верхней власти!
Да, Мастер там сошёл с ума не зря,
Могучие там бушевали страсти!
– Но отчего решил, что сам Воланд
Оказывал на Мастера давленье?
– Да, от него не слышим мы команд,
Чтоб задавить сиё произведенье:
Ведь он ещё мальчишкой на Земле
И во «второй сигнальной» лишь лепечет.
Но в «уровне втором», в эфира мгле –
Вот там он громы-молнии и мечет!
Во-первых, это выгодно ему,
Чтобы роман тот не публиковался.
Но ничего не надо самому
Мессиру делать, чтоб осуществлялся
Его коварный замысел. И он
Не хочет дать пути разоблаченьям,
КАК будет план его осуществлён
По «Варьете» и прочим «развлеченьям».
На том на свете получил ответ
Воланд (иль «Тень») и вставил в свою схему.
И хоть Атоса не узнал секрет,
Он всё же задал референту тему:
«План Ленуаллы в общем, утверждён
И отдана на век ему Россия.
И убыл он уже на Полигон,
Вот тут, Атос, дела у нас какие.
Так разработай мне такой «маршрут» –
В обход, конечно, темы Ленуаллы, –
На случай, коль дела его пойдут
В России с революцией в завалы.
Вот тут и должен буду я прийти.
И взяв страну Россию в свои руки,
Дела по ней во славу провести
Тогда экономической науки.
И вот тогда за дело я возьмусь,
Когда оно совсем падёт без славы,
Тогда в моих руках чтоб стала Русь
Большой экономической державой.
Что ж за «маршрут» такой на этот раз
Той «Тени-Сатане» он разработал,
Пока не получил Атос приказ
Спуститься в наши русские болота?
Сначала, будто волхв, «поёт» Атос
Про подвиги былые Генерала,
Как был решён труднейший им вопрос
И что успел он сделал до начала:
«В веках тебя прославят, так и знай,
Как снял ты с мира мощню угрозу:
«Управил» ловко, «с маслом», «под трамвай»
Урана, то есть «Мишу Берлиоза», –
Своим умом сумел Воланд занять
«Квартиру» в небесах того Урана:
Тебе теперь всегда «командовать
Парадом» в этом Мире неустанно.
«Домоуправа» И.О. заменил
Со всей его командой очень чисто:
Наш Посейдон лишился своих сил
И пишет свои сказки про артиста.
И в ту «Квартиру» в небе смог вселить
Своих людей-чертей ты для начала.
И будет всем теперь руководить
Твой верный раб – «Коровьев»-Ленуалло.
Ведь ты для Мира нынче – сама власть.
И будет этот раб тебе послушен,
Своих лишь только полномочий часть
Отдай им, в этом будь великодушен.
А Ленуалло – тот ещё пострел.
И смело можешь ты ему доверить
Ведение твоих текущих дел –
Он совладает с ними в полной мере.
Теперь же слушай, что ещё тебе
В «квартире» той Московской сделать надо,
Чтоб на всей Земле, в твоей борьбе
Была тебе победа и отрада.
Ты Лермочкина Михаила сплавь
На Материк за делом будто срочно
И без него его Европой правь,
И не пускай назад его нарочно.
Потом в Руси свободу людям дашь:
«Свои ловите, люди, интересы!»
Но так, чтоб власти «Красный Карандаш»
Держал в своих руках сии процессы.
И дольше чтоб твои директора
Хозяями в стране не становились,
А чтобы «пели» с ночи до утра:
Вкруг касс фабричных бойко суетились.
И чтоб тебе создать свой «средний класс»,
Построй скорей заманчивые с виду,
С старинных пор успешные у нас
Финансовые эти пирамиды.
Так оберёшь ты быстро весь народ,
Чтоб у чертей явились капиталы,
Которые и «пустят в оборот»
Твои давно отпетые нахалы.
А в остальном же, Воланд, положись
В России на «Фагота»-Ленуалло.
Употребит с охотой эту жисть
На все дела под Воланда началом.»
Такой его «извозчика маршрут».
Но в чём Гермеса тонкие, расчёты,
Что те дороги быстро приведут
Воланда-Сатану в его «болото»?
А в том, что он же рекомендовал
Дать ключ от жизни нашей всей России
В ручищи всяких-разных Леннуалл,
А так же с Азазеллами своими.
* * *
А во-вторых, сам Мастер описал
Из дома скорби сцену возвращенья:
– Я сжёг ту рукопись, – он сам сказал. –
Закончились на этом злоключенья. –
Воланд в ответ:
– Не даром говорят –
И у меня в той правде нет сомненья, –
Что рукописи, Мастер, не горят.
Эй, Бегемот, подай произведенье! –
А на романе важно восседал
С усами золочёными Котяра.
И он незамедлительно подал
Мессиру злополучны экземпляры.
Но ведь известно: ни один из слуг
Не шевельнёт ни чем без повеленья.
И оказался «под хвостом» не вдруг
Роман: Мессир принял своё решенье.
А как попал к нему – то не вопрос:
ПОТУСТОРОННИ эти экземпляры,
Которые Мессиру САМ принёс
ПЕРЕД своим рожденьем. И не даром.
Теперь же он отнекиваться стал:
«Я сжёг, что написал для вас когда-то».
Но в сети крепкие к тому попал:
«Вот подпись, а вот труд ваш тароватый!».
Была сильна невидимая власть
«Крючёчного» транслятора Мессира,
За всеми слежка тщательно велась
И сеть его натянута над миром.
Что Мастер на Земле – он это знал:
Заданье тот имел официально.
И о намереньях – подозревал
И принял меры: задавить буквально.
И вот, увидя, что ни впереди,
Ни позади себе не видит дали,
«Рубаху рвал свою он на груди»
И ныл в сердцах, что «все его продали».
(Один «братан-подкидыш» так сказал
И я с «братаном» полностью согласен).
Ну а теперь большой «девятый вал
Пилатчины» уже всем безопасен.
ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАН.
Стругацкие, про «бога» написав –
Как «трудно было богу в Арканаре», –
Атоса переоценили нрав
И так про «Будаха» нам написали:
«Он ВЫНУЖДЕН создать был этот «яд»,
«Отраву» «королю из Арканара».»
Но у Толстого А. другой был взгляд
И нам Дюма писал отнюдь недаром
Про тайные дела его вдвоём:
Трудился для «Попа» он ДОБРОВОЛЬНО,
Он ВЫГОДОЙ был связан с Ильичом
И был он до поры весьма довольным.
Ну а Булгаков-то писал и сам
В своём большом «Романе театральном».
Признался там он: «мёд тёк по усам»
В его «пиру» мечтально-обещальном,
Когда его там «Ильчин» «соблазнял»,
А тот ему и не противоречил
И сам тогда всерьёз воспринимал
Его те соблазнительные речи.
Так что к решению своему «нырнуть
В зелёный Лес» писать свою «отраву»
Не принуждён он был тогда ни чуть,
А ждал всегда себе за это славу.
И «гонорар» тогда он торговал
За «пьесу», где так много было шума,
Какой ему никто не обещал –
Он сам себе его в мечтах придумал.
* * *
Гермес же сам совсем «не ко двору»
В «Европе» в небе нашем «затесался»
«…И посреди из двух враждебных групп
Как раз невольно сам и оказался.
Но не смотря на то, что сразу с двух
Сторон всегда мне сыпались удары,
Мой факел жизни вовсе не потух, –
Потом в романе написал недаром. –
Лишь на «костюм» мой бегло бросив взгляд,
Меня буржуи разом прогоняли
Туда; где был лишь пролетариат,
Меня за своего не признавали:
На том «костюме» сером у меня
«Пятно сидит революционера».
И эту грязь и жир его кляня,
Пришлось менять своей работы сферу.
Но сами пролетарии сии
Меня «с моей квартиры выселяли»
На том одном лишь основании,
Что тоже не своим меня считали:
На мне же всё же был-таки «костюм»!
У них же его нету и в помине.
И не по пролетарскому мой ум
Был развит в сей занюханной пустыне…»
* * *
В «Театре» том второй директор стал,
«Пытать» его по «пьесе», хоть не грубо.
И вот тебе теперь, пожалуйста:
Здесь Сатана раскатывает губы,
Чтобы Атоса снова «поиметь».
И вот он, прицепив свои погоны,
Заманивает снова его в сеть,
Имея план вполне определённый.
И тоном этим полуприказным
К Атосу Гений снова обратился:
«Да, верно, тяжело быть рядовым,
Я за тебя, брат, очень огорчился.
А я, как видишь, стал уж Генерал,
Начальник снова с ролью здесь сугубой…
Теперь моим помощником бы стал?
– «Извозчик» что ли?
– Ну, зачем так грубо?
Нет, скажем, референтом, например,
По специальным каверзным вопросам.
Ты ж генеральский был давно курьер,
Когда ты только стал у нас Атосом.»
И чтобы вес словам своим придать,
Добавил веско: «Только ты не думай,
Что наш Директор сам не может знать,
Твоей борьбы за власть большого шума.
– Ну что ж, не возражаю, – пробурчал
Ему в ответ Атос, слегка угрюмо.
Но Гений этак мягко продолжал:
– Нет, ты, Атос, плохого не подумай,
Но только это «ладно» мало мне.
Вот, распишися здесь в «Распоряженье»,
Что был ты ознакомлен с ним вполне
И добровольно это соглашенье. –
Атос «Распоряженье» прочитал,
Присвистнул: «Целых десять раз «обязан»,
Пять раз ещё «без права» насчитал,
«Имеет право» же – вообще ни разу.»
И подпись ставя, тихо проворчал:
«Полегче сделать это не могли бы?
Я ж годы там недаром проторчал…
– А что, Атос, у вас есть где-то выбор?»
2003г.