СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ...
ВСТУПЛЕНИЕ
СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ – это, на мой взгляд, одно из самых загадочных, оригинальных и, безусловно, уникальных произведений А.С. Пушкина. А раз это так, - то есть налицо загадочность, оригинальность и уникальность пушкинской «Сказки о царе Салтане»! - то А. С. Пушкин как-то заранее подготовился, - и не только по моему мнению! - к творческому соревнованию, 29-го августа 1831 года, с поэтом В.А. Жуковским. Поэтому и прошу запомнить сказанное мною, о поэте, по его работе над только что названной СКАЗКОЙ. Сама же хронологическая канва работы поэта по созданию «Сказки о царе Салтане…» такова.
Как видно из общей пушкинианы, «он начал работу, над названной сказкой, в 1822 году, ещё в Кишиневе». Вот именно здесь и начинает уже отчетливо проглядываться заблаговременная, - если можно так выразиться! - подготовка поэта к созданию только что названной СКАЗКИ! И не менее отчетливо видно, что «Сказку о царе Салтане» поэт начал создавать практически чуть ли не совместно - с его «Заметками по русской истории XVIII века», ДАТИРОВАННЫМИ Пушкиным, как вы уже знаете по пушкиниане, 2-го августа 1822 года (смотрите А.С. Пушкин. ПСС в шести томах. Том шестой. ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА. С. 11. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА. Москва. 1950 год). А из только что сказанного о пушкинских «Заметках…» следует логическое умозаключение, а именно: будущая «Сказка о царе Салтане» будет иметь, у поэта, ярко выраженную острокритическую направленность против самозваной Екатерины II. И не только, как я надеюсь показать вам в дальнейшем, против неё, но и… против Павла I и… некоторых других исторических личностей (к примеру, против Александра I и Николая I).
«В 1824 году он снова, гораздо подробнее, записал её со слов няни». А это, как вы уже знаете по моим исследовательским статьям, начало создания, поэтом, своего ПЕРВОГО труда по Истории России: создание, им, «Бориса Годунова». И начало создания сценической трагедии, в которую поэт ввёл, как вы уже тоже знаете по моим публикациям, как «вещий сон» Григория Отрепьева в сцене «Ночь. Келья в Чудовом монастуре», так и концовку своего драматического произведения через строку: «Да здравствует царь Дмитрий Иванович» (я постараюсь проверить названную запись, если не забуду, и по статье текстолога М. К. Азадовского). И это свершилось, то есть при только что выделенном призыве восхваления самозванца, - въезжающего в Москву! - тоже при только что состоявшей кровавой расправе, заговорщиками, над сыном и женой царя Бориса Годунова (смотрите концовку пушкинского произведения)!
«В 1828 году Пушкин начал перелагать эту запись в стихи, но написал только первых четырнадцать стихов». А это, как вы уже тоже знаете по моим исследовательским работам, и начало работы, поэта, над «Пиковой дамой», являющейся ТРЕТЬИМ, - и ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫМ, к тому же! – трудом поэта по Истории России. И его создание в 1828 году в ускоренном темпе, - как вы уже тоже знаете по моим публикациям! - своего ВТОРОГО труда по Истории России: поэмы «Полтава». Труда, в котором отчетливо видны: как РЕАЛЬНЫЙ ДИАЛОГ Марии с Мазепой, так и ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ФРАГМЕНТ, тоже ДИАЛОГА Мазепы с Марией-привидением. А эти фрагменты отчетливо отразятся, у поэта, в третьей и в пятой главах его повести… «Пиковая дама»!
«Полностью сказка была написана только в 1831 году (датирована поэтом 29 АВГУСТА) в порядке своего рода творческого СОРЕВНОВАНИЯ с В. А. Жуковским» (Смотрите Избранные сочинения А. С. Пушкина, том первый. Москва. Художественная литература. 1980 год. С. 790). Так пишут… пушкинисты! Об этом я попытаюсь поговорить в предлагаемой статье, если не забуду, значительно позже.
И ещё одно. А раз это именно так, то, наверное, я уже имею право дать обозначенную ОЦЕНКУ-ВЫВОД только что названного произведения Пушкина не только как поклонник творчества Великого поэта, но и как исследователь его тайного наследия. Кроме того, и как исследователь, уже создавший для читателей, - и российской общественности, - две статьи по пушкинским «сказкам». Это, чтобы не быть голословным, статьи: «Сказка о рыбаке и рыбке» и «Сказка о золотом петушке». А это – не так уж и простое дело, ибо пушкинские «сказки» требуют к себе не только повышенного, - и неустанного, замечу! - внимания, но и какие-то вполне определенные способности по объективному раскрытию их тайного смысла и сути.
Здесь же замечу, что к анализу пушкинских «сказок» у меня близко подходит и исследовательская статья «У лукоморья дуб зеленый. Введение в тайны Пушкина», в которой и появляются у поэта, во всём своём блеске, «ТРИДЦАТЬ ВИТЯЗЕЙ ПРЕКРАСНЫХ (страница 434. Том первый. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА. Москва. 1980 год). Можете прочитать только что названные работы на моей авторской странице на обоих порталах российского Литературного клуба. Или по следующей ссылке на Прозе ру: http://www.proza.ru/2013/03/15/125 . Я же, чтобы не начать движение «с места и в галоп» (или в карьер!), - что мне в предлагаемой работе, скорее всего, не понадобится! – специально выделю следующее.
«Дуб зеленый» есть, у А. С. Пушкина, не только в стихотворном ВВЕДЕНИИ «У лукоморья дуб зеленый» к его второму, 1828 года, изданию поэмы «Руслан и Людмила», но находится и в его «СКАЗКЕ О ЦАРЕ САЛТАНЕ». Вот факт-свидетельство тому: «Дуб зеленый над холмом» (смотрите эту строку в строфе VIII-ой, по моему СЧЕТУ, предлагаемой «сказки» поэта; приложение № 1; названная строка выделена у меня в восьмой строфе через укрупненный шрифт ДУБ ЗЕЛЕНЫЙ НАД ХОЛМОМ).
К чему только что обозначенное приводит? А приводит, кратко, к тому, что все разбираемые здесь пушкинские «сказки» не только связаны между собой, но и напрямую связаны - с его тайной «Пиковой дамой» и… с её окружением. Так, в качестве факта-примера, 30-ть ВИТЯЗЕЙ ПРЕКРАСНЫХ напрямую связаны у поэта, как вы уже знаете по моей статье «Сказка о рыбаке и рыбке», с 33-мя БОГАТЫРЯМИ предлагаемой «Сказки о царе Салтане».
Пример из только что указанной пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке»: «Жили они в ветхой землянке ровно ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА» (Для того, чтобы рельефно выделить только названную взаимосвязь, поэт вводит, в только что указанную «Сказку», и следующие строки: «Удивился старик, испугался: Он рыбачил ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА И не слыхивал, чтоб рыба говорила»). Другими словами, повторяет ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА – два раза!
Особо замечу, что окончательный разговор по теме ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА у меня произойдёт, наверное, в конце моего исследования разбираемой, здесь, «Сказки о царе Салтане». Если же забуду о только что обозначенном разговоре, - могу забыть из-за множества мелких тем в своём исследовании! - то знайте СЛЕДУЮЩЕЕ. Именно через повторение ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА, два раза, поэт и переводит своих витязей, количество которых 30, и богатырей, количество которых 33, в ГОДЫ или… в ЛЕТА. Итак, 33 богатыря разбираемой «сказки» напрямую связаны у поэта: с 1833-м ГОДОМ, в котором поэт и создал «Пиковую даму». Кроме того, 1833-й год это год, к которому поэт создал и свой ВТОРОЙ портфель из тайных произведений.
ВСТАВКА
И маркировку, или запечатление, поэтом, - если продолжить развитие только что изложенного, выше, вывода до его логического завершения! - своего АВТОРСТВА на только что указанную «Сказку о рыбаке и рыбке». Замечу, что ввожу это понятие, в своё многолетнее исследование, впервые.
Такую же маркировку поэт даст через «тридцать трёх богатырей», - как вы, наверное, догадываетесь и сами! - и в «Сказке о царе Салтане». Тайно укажет он своё авторство, - через календарь, равный 33-м дням, и 1833 год! – и в Пиковой даме».
Укажет он своё авторство и в «Сказке Е. Пугачева об орле и вороне» через ТРИДЦАТЬ ТРИ ГОДА жизни орла, через что авторство Пушкина распространится, специально отмечу это обстоятельство, и на всю его повесть «Капитанская дочка».
Тайно он укажет своё авторство даже в сказке «Конёк-горбунок» через «ТРАДЦАТЬ КОРАБЛЕЙ», лихо выплывающих, как вы знаете по названной «сказке», изо рта кита-царя. Если же мне позволит здоровье создать самостоятельную статью об авторстве Пушкина над сказкой «Конёк-горбунок», по настоящее дни принадлежащее П.П. Ершову, то я буду считать, что свой многолетний труд, - по исследованию тайного наследия А.С. Пушкина – логически законченным.
А факты по авторству «Конька-горбунка» А.С. Пушкина, а не П.П. Ершова, в современной пушкиниане, замечу, уже есть. Это, к примеру, ГИПОТЕЗА пушкиниста Александра Лациса: «В статье Лациса («Верните лошадь!») излагалась гипотеза о пушкинском авторстве «Горбунка», и сам факт, что «Конёк-Горбунок» – пушкинская сказка, так поразил меня, что я написал рецензию…» (Владимир Козаровецкий). Можете посмотреть статью Лациса по следующей характерной ссылке: http://gorbunock.narod.ru/01.htm.
Статья хорошо аргументирована не только по обстоятельствам опубликования «Горбунка», но и по вполне определенным действиями П.П. Ершова, анализом творчества П.П. Ершова и т.д. Попытку же А. Лациса создать новый текст тайной десятой главы «Евгения Онегина», из специально закодированных поэтом вполне определенных предложений этой главы, я считаю неудачной.
Существуют доказательства авторства Пушкина по созданию «Конька-горбунка» и у самого В. Козаровецкого. Однако с доказательствами только что указанного авторства надо, при низкой оценке, Козаровецким, самого Пушкина, - а они таковы: «Наше всё», «Пушкин – величайший мистификатор» и прочее! - ещё тщательно разбираться. Во всяком случае, подходить к его доказательствам авторства «Конька-горбунка» Пушкиным с повышенным и неустанным, к тому же, вниманием. Пушкин никогда не был мистификатором! Создавать тайную, но объективную, Историю России его заставила сама жизнь. К примеру: враждебное отношение к нему и к его творчеству Александра I с последующими двумя ссылками.
Не менее враждебные действия Николая I к поэту и к его свободолюбивому творчеству, приведшие, в конце концов, только что названного императора не только к организации и проведению заговора против поэта, но и к политической расправе над непокорным поэтом. Если же я когда-нибудь соберусь написать статью об авторстве «Конька-горбунка» Пушкиным, то обязательно поговорю и о работах В. Козаровецкого. Другими словами, дам вполне определенную оценку и его работам по раскрываемой вам, здесь, тематике.
Как есть, кстати, работы и обратной направленности, то есть что авторство над «Коньком-горбунком» принадлежит П.П. Ершову, а не Пушкину. Вот что преподносит нам Википедия по следующей длиной, по величине, ссылке: http://ru.wikipedia.org/wiki/-. Другими словами, статья или работа, в которой дан и раздел «Другие версии авторства в «сенсационном литературоведении». Так что случай с Владимиром Козаровецким - не так уж и единичен. Вот его, то есть раздела, смысловая суть:
«Большинство учёных признаёт «Конька-Горбунка» произведением Ершова, ссылаясь на свидетельства, как современников, так и самого писателя. С 1990-х годов в печати появляются не принятые научным сообществом версии в духе так называемого «сенсационного литературоведения»[7], приписывающих «Конька» другим авторам, чаще всего А. С. Пушкину (Александр Лацис, Владимир Козаровецкий, Вадим Перельмутер): якобы текст первого издания «Конька-Горбунка» написал Пушкин, а потом «подарил» авторство Ершову, осуществив, таким образом, литературную мистификацию[8][9]. Поводом для сокрытия авторства якобы стало желание Пушкина избежать строгостей цензуры, а также получить заработок, о котором не знала бы жена. В последнее время с поддержкой этой версии выступили лингвисты Л. Л. и Р. Ф. Касаткины, усмотревшие в «Коньке-Горбунке» отражение знакомых Пушкину (но не Ершову) псковских диалектизмов. Ершову в этой версии принадлежит только поздняя переработка изданий 1856 и 1861 г., подаваемая сторонниками пушкинского авторства как искажение. Некоторые издательства (например, М.: Казаров, 2011), издавая книгу, автором указывают А. С. Пушкина.
Существует также версия, приписывающая авторство произведения музыканту и композитору Николаю Девитте[10].
Данные версии в литературоведении используют теорию заговора и основываются на игнорировании или искажении фактов[7]. Причиной их возникновения является свидетельство Смирдина, согласно которому Пушкин «просмотрел» Конька-Горбунка, особо отредактировав первые четыре строки (см. выше), а также тот факт, что Ершов создал своё самое выдающееся произведение в 19 лет, а потом не написал ничего сопоставимого». Однако я несколько увлекся текущей тематикой.
Поэтому особо отмечу, что А.С. Пушкин и самого П.П. Ершова с искрометным юмором превратил, в названной «сказке», в ерша-драчуна! Что тоже говорит об авторстве «Горбунка» А.С. Пушкиным! И чем я, обратив внимание на только что выделенное художественное обстоятельство в «Коньке-горбунке, не раз - восхищался! Вот, в качестве примера-факта, хотя бы небольшой отрывок о ерше-драчуне:
«Вдруг дельфины услыхали, Недалёко на пруде Крик неслыханный в воде. В пруд дельфины завернули И на дно его нырнули, – Глядь: в пруде, под камышом, Ёрш дерется с карасём. "Смирно! Черти б вас побрали! Вишь, содом какой подняли, Словно важные бойцы!" – Закричали им гонцы. "Ну, а вам какое дело? – Ёрш кричит дельфинам смело. – Я шутить ведь не люблю, Разом всех переколю!" – "Ох ты, вечная гуляка, И крикун, и забияка! Всё бы, дрянь, тебе гулять, Всё бы драться да кричать. Дома – нет ведь, не сидится!.. Ну, да что с тобой рядиться, – Вот тебе царёв указ, Чтоб ты плыл к нему тотчас". Тут проказника дельфины Подхватили под щетины И отправились назад. Ёрш ну рваться и кричать: "Будьте милостивы, братцы! Дайте чуточку подраться. Распроклятый тот карась Поносил меня вчерась При честном при всем собранье Басурманской разной бранью…».
Кстати, подобный же восторг я испытал, когда осознал, что первые две строки «Сказки о золотом петушке» Чародей словесности напрямую связал… с первой игрой Германна-Павла I с Чекалинским. Вот факты и… только факты! Первые две строки названной сказки таковы: «Негде, в ТРИДЕВЯТОМ царстве, В тридесятом государстве». А вот как первая строка отражена Гением в шестой главе в первой игре Германна с Чекалинским: «Он стал метать. Направо легла ДЕВЯТКА, налево ТРОЙКА». Как видите уже и сами, преобразование получилось у А.С. Пушкина, - на основе, особо отмечу, СОЗВУЧИЯ! - наигениальнейшим!
Пояснение В.Б. – Сказочное выражения первой строки: «В тридевятом царстве» имеет смысл длинного ряда, заканчивающегося 39-м, то есть очень далеким, царством. Интересна у поэта и следующая строка: «В ТРИДЕСЯТОМ государстве», прямо указывающая, у Чародея словесности, что его «Пиковая дама» имеет влияние не только на 1833 год (смотрите об этом выше и ниже), но влияет, у поэта, и на 1830-й год! Да и авторство поэта вновь подчеркивает. Ибо сказочное выражение «В тридесятом государстве» означает, через его прямой смысл, тридцатое государство.
Другие сказки поэта, - а их у него, с учетом уже раскрытых мною сказок, целый цикл: Сказка о попе и о работнике Балде; Сказка о мертвой царевне и семи богатырях это, всего лишь, добавление к только что обозначенному циклу! – я, в целях сокращения объема предлагаемой работы, рассматривать не буду.
КОНЕЦ ВСТАВКИ
И связан, только что названный, перед ВСТАВКОЙ, 1833-ий год, если продолжить основную тему: с КАЛЕНДАРЁМ «Пиковой дамы», равным 33-м ДНЯМ. И связан, если продолжить перечисление: с его дневником за 1833-35 годы, начатый поэтом в день «Святой Екатерины». С его, через «Сказку об орле и вороне», «Капитанской дочкой», в которой орёл живёт, у поэта, 33 года; и т.д.
«ТРИДЦАТЬ же витязей прекрасных» напрямую связаны у поэта, как вы уже знаете по моим статьям и книгам, с 1830-м годом. Годом создания, поэтом, своего первого ПОРТФЕЛЯ с его тайными произведениями. Через само же стихотворное ВВЕДЕНИЕ «У лукоморья дуб зеленый», который прологом, - специально отмечу это обстоятельство! – не является, поэт и поэму «Руслан и Людмила» уже тоже относит – к первому своему ПОРТФЕЛЮ, состоящему, как вы уже знаете, из его тайных произведений.
А тайны в поэме «Руслан и Людмила» - тоже есть! Как вы уже знаете по моим современным статьям: за «карлой за спиною» таится, у поэта, его могущественный недруг Карл Нессельроде; за «карлицей» или «Наиной» - его жена М.Д. Нессельроде; и прочее.
ХХХ
Или, - если активно и коренным образом перефразировать модный и известный, в советское время, большевистский лозунг: «Мы говорим Ленин, подразумеваем партия, мы говорим партия, подразумеваем Ленин»! - под 30-тью ВИТЯЗЕМИ я сразу же подразумеваю 1830-й ГОД, к которому поэт и создал свой первый ПОРТФЕЛЬ или целый ряд своих тайных произведений. Говоря же о 1830-ом ГОДЕ, я сразу подразумеваю «30-ть ВИТЯЗЕЙ прекрасных», находящихся в том или в другом произведении Пушкина.
По такому же принципу можно создать, в моей статье, и разговор о 33-х богатырях! Ибо под 33-м БОГАТЫРЯМ я сразу же подразумеваю 1833-й ГОД, к которому поэт и создал свой ВТОРОЙ портфель или тоже целый ряд своих тайных произведений. Говоря же о 1833-м ГОДЕ, я сразу подразумеваю «33-х БОГАТЫРЕЙ», находящихся в том или в другом произведении Пушкина. Вот по только что раскрытому вам ПРИНЦИПУ я легко определяю, к настоящему времени, и первое и второе.
И здесь же находится единственная в тайном творчестве поэта, особо отмечу эту особенность, точка соприкосновения СЛОВА с ЧИСЛОМ, чётко выражающая соприкосновение ВИТЯЗЕЙ и БОГАТЫРЕЙ с 1830-ым и, соответственно, с 1833-м ГОДАМИ или Летами. Само же ОБНАРУЖЕНИЕ пушкинских криптограмм, при моём поиске, происходит, как правило: через пушкинское преувеличение чего-то; через их необычный, для пушкинского текста, вид и смысловое содержание; через небольшую, к сожалению, мою способность обнаруживать пушкинские криптограммы; и так далее, и так далее. Однако, возвратимся к прерванной, выше, основной, на данный момент, теме.
ХХХ
Попытаюсь кратко изложить, здесь, и ГЛАВНУЮ смысловую суть КАЛЕНДАРЯ «Пиковой дамы», о котором я уже дал, в своих статьях и в книгах, не только саму суть его построения, - особо отмечу: через ПОЛНЫЙ текст пушкинского шедевра! – но и дал, уже в современных статьях, некоторые его особенности, которые я ранее – не заметил. А о них вы можете прочитать в моей статье «Раскрыты тайны тройки, семёрки и туза! Конец», по ссылке: http://www.proza.ru/2013/06/20/1245 , пункт 2, подпункт «А» (если есть желание, то можете прочитать и подпункт «Б»).
ГЛАВНАЯ же смысловая суть пушкинского КАЛЕНДАРЯ «Пиковой дамы» заключена в том, для простоты объяснения дам в статье только его прямой, то есть ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫЙ, вариант, что его ДНИ, - количество они выражены через число тридцать три! - последовательно РАССЫПАНЫ, - или, точнее, рассредоточены! - по всему тексту пушкинской повести. За исключением, разумеется, ЗАКЛЮЧЕНИЯ «Пиковой дамы».
Предлагаемая статья нацелена у меня, как вы уже знаете из выше изложенного материала, на исследование пушкинской «Сказки о царе Салтане». Поэтому уже наступило время обязательно обозначить следующее. По только что раскрытому принципу, - принципу, раскрывающему последовательное рассредоточение ДНЕЙ в тексте «Пиковой дамы»! – построены, у поэта, и СЕМЬ упоминаний, им, появления, в его «Сказки о царе Салтане», 33- богатырей. Смотрите: ПЕРВУЮ ЧАСТЬ статьи «Сказка о царе Салтане», ПРИЛОЖЕНИЕ № 2. Более подробно только что обозначенный вопрос будет рассмотрен, мною, значительно позже.
Чуть не забыл, я, и СКАЗКУ, находящуюся в пушкинской повести «Капитанская дочка», о вороне и об орле. А она, через пушкинский текст КОНЦОВКИ 11-ой главы повести «Капитанская дочка», такова: «Однажды орёл спрашивал у ворона: скажи, ворон-птица, отчего живешь ты на белом свете ТРИСТА ЛЕТ, а я всего-навсе ТРИДЦАТЬ ТРИ ГОДА?».
Пояснение В.Б. – И ворон не живет - ТРИСТА ЛЕТ, да и орёл не доживает до ТРИДЦАТИ ТРЕХ ЛЕТ! А дело, здесь, не столько в пугачевской «Сказки», сколько в прямом указе А. С. Пушкина, что второй его ПОРТФЕЛЬ из тайных произведений, - к которому поэт относит и повесть «Капитанская дочка», законченную поэтом 19-го октября 1836 года! - приурочен, им, к 1833 году. Продолжение же пугачевской Сказки чётко указывает на примененную поэтом, в Сказке Емельяна Пугачева, гиперболу или преувеличение! Триста лет в девять раз, с небольшим математическим «хвостиком», больше жизни орла, равной тридцати трём годам по Сказке Емельяна Пугачева.
Вот окончание КАЛМЫЦКОЙ сказки с выделением, в ней, только что указанного преувеличения: «Ворон стал клевать да похваливать. Орел клюнул раз, клюнул другой, махнул крылом и сказал ворону: нет, брат ворон; чем ТРИСТА ЛЕТ питаться падалью, лучше раз напиться живой крови, а там, что бог даст»!
ХХХ
И ещё одно ПОЯСНЕНИЕ по «Сказке об орле и вороне», которое у меня созрело давно, но я, одновременно раскрывающий в своих статьях многочисленные темы, как-то умудрялся пропускать предлагаемую вам, сейчас, тему. А его, пояснения, смысл, если говорить о нём кратко, сводится, у меня, к двум смысловым аспектам. И ПЕРВЫЙ, из них, имеет следующий смысл.
ТРИСТА ЛЕТ жизни ворона напрямую связаны, у А.С. Пушкина, с проигрышем Анной Федотовной ТРИСТА ТЫСЯЧ герцогу Орлеанскому. Это обстоятельство легко определяется через схему игры, у королевы, молодой графини, главный смысл которой: ставка – ставка – ставка. Вот сам факт, взятый мною из первой главы «Пиковой дамы»: «Она выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей СОНИКА, и бабушка отыгралась совершенно». Как видите уже и сами, триста тысяч здесь через СОНИК, - именно он раскрывает схему игры Анны Федотовны: ставка – ставка – ставка! - налицо.
Подтверждает выигрыш молодой Анны Федотовны и последующая запись поэта в той же главе пушкинского шедевра. А она такова: Литературный герой Чаплицкий, за которым скрывается, как вы уже знаете по моим книгам и современным статьям, молодой Павел, «…однажды в молодости своей проиграл - помнится Зоричу – около ТРЕХСОТ ТЫСЯЧ».
А Зорич, как вы уже тоже знаете по моим исследовательским работам, племянник акушерки Зорич, отравившей, при родах, первую жену Павла, вздумавшей создать партию при екатерининском дворе и посадить Екатерину II «в крепость или в монастырь». В этом главный смысл появления Зорича в первой главе «Пиковой дамы»! И, через него, Павла и его первой жены. Здесь же отмечу, что схема игры Чаплицкого против Зорича, за которым стоит у поэта Екатерина II с Потёмкиным (или с Григорием Орловым), уже другая. Это: ставка – пароли – пароли-пе. Или: ставка – удвоение ставки – учетверение ставки.
Вот сам факт раскрываемой, здесь, игры: «Чаплицкий поставил на первую карту пятьдесят тысяч и выиграл СОНИКА; загнул ПАРОЛИ, ПАРОЛИ-ПЕ, - отыгрался и остался ещё в выигрыше» (далее рассматривать интересную, во многих отношениях, тему я, в целях сокращения объёма предлагаемой статьи, не буду).
Не менее важен и ВТОРОЙ АСПЕКТ предлагаемой, сейчас, темы. Попытаюсь тоже раскрыть его, к сожалению, кратко. Основной же смысл, его, таков. Пушкинисты прошлых лет за герцогом Орлеанским выводят - совершенно другого Орлеанского! Вот несколько размытый, пушкинистами прошлого времени, факт: «Ришелье – маршал Франции, выдвинувшийся при герцоге ОРЛЕАНСКОМ и ЛЮДОВИКЕ XV».
А за образом герцога Орлеанского у поэта скрыт уже известный всему интернетовскому миру герцог Филипп Эгалите. Или герцог, до 1785 года, Шартрский, который коварно, двоедушно и всегда лицемерно водя дружбу с французской королевой Марией Антуанеттой* и с королем Франции Людовиком XVI, мастерски подвел их обоих, во времена «Великой» французской революции, - специально отмечу: организованной английскими масонами! - к гильотине. Вот хотя бы небольшая статья о Филиппе Эгалите, взятая мною из энциклопедии Википедия. Можете прочитать её по следующей ссылке: http://ru.wikipedia.org/wiki/Филипп_Эгалите . В 1771 году герцог Филипп Эгалите стал, тоже специально отмечу, Великим Мастером Великого Востока Франции.
Пояснение В.Б. - *Мария Антуанетта - французская королева, жена Людовика XVI. Младшая дочь знаменитой австрийской императрицы Марии-Терезии и императора Франца I. Франц I - правитель Священной Римской империи, уничтоженной Наполеоном. Знаменитая династия Габсбургов. Вот что мы читаем в статье «Монархи Европы. Судьбы династий» о названной династии: Муж Марии-Терезии, Франц I Стефан Лотарингский (1708-1765), был избран в 1745 г. императором Священной Римской империи. Так была основана Габсбург-Лотарингская линия австрийского дома, хотя до самого конца династии в 1918 г. её представители продолжали называть себя Габсбургами». Можете прочитать статью по следующей ссылке http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Mon_Evr/24.php .
ХХХ
В продолжение же возникшей темы специально отмечу, - тоже, к сожалению, кратко! - следующее. Ранее в своих исследовательских статьях я писал, что герцог Филипп Эгалите ставший, в 1771 году, Великим Мастером Великого Востока Франции, организовал для Екатерины II в 1773 году, через польскую верхушку и русских масонов, два «сюрприза»: так называемую «княжну Тараканову» и бунт Е. Пугачева. Потому Екатерина II и крупно ему, - в «Пиковой даме»! - проиграла!
В настоящее время я всё больше и больше склоняюсь к следующей трактовке. Проиграть-то, в начале игры с масонами, действительно проиграла. Но потом, все же, отыгралась: как за счет поимки, через Алексея Орлова, названной «княжны», так и за счет жестокого подавления названного бунта. Это – моя старая трактовка раскрываемых, здесь, исторических событий.
Новая же трактовка событий такова. «Совершенно отыгралась», Екатерина II: и за счет своей дружбы с Сен-Жерменом; и, особенно, с прусским королем Фридрихом «Великим»; и, тоже особенно, с английскими дипломатами! И, уже особо отмечу, за счет разгрома русских масонов: А. Радищева, Новикова, Княжнина и других. О чем и Пушкин пишет в своих «Заметках по русской истории XVIII века». Но и это – далеко не всё!
Самое же интересное, что, - вполне возможно случилось в Истории! – герцог Филипп Эгалите погиб в 1793 году на гильотине не из-за своего сына, а из-за стараний в этом вопросе, английских дипломатов, графа Сен-Жермена, прусского короля Фридриха II и… Екатерины второй! Чтобы вы отчетливо понимали мною сказанное, все же дам всего одно предложение из указанной, выше, статьи. А оно, по статье «Филипп Эгалите», таково: «Однако в течение того же 1793 года гражданин Эгалите погиб сам: во время Революционных войн его сын, бывший герцог Шартрский Луи-Филипп, оказался замешанным в заговор генерала Дюмурье и изменил революции, покинув страну, что привело к аресту, осуждению и казни Эгалите-отца».
Почему я выдвинул такое предположение? Да потому, что не совсем, - и не всегда! – доверяю авторам, создающим, через интернет, статьи, созданным, как вы уже знаете по моим исследовательским статьям, Западом. Мой довод, в качестве факта: англичане приняли самое активное участие в организации и проведении только что указанной французской революции, что авторы через интернет, в целом ряде статей, отрицают. Однако пора возвращаться к основной теме (чтобы и её завершить!).
ХХХ
После исследования пугачевской сказки, приведу вам и такой факт: 30-ть витязей, как и богатыри, - количество которых 33, - основаны, Пушкиным-историком, на исторической реальности. Этот факт я впервые выделил в статье «Сказка о рыбаке и рыбке. Новая редакция» (смотрите её на моей авторской странице). Поэтому и дам своё открытие через следующий отрывок из только что названной статьи.
А он таков: <<И, коротко, о числе «33», ярко фигурирующем через пушкинский КАЛЕНДАРЬ, как вы уже знаете по моим статьям и книгам, и в «Пиковой даме». Оно (то есть число 33) здесь у поэта, в общем-то, не вписывается в 34-х летнее правление Екатерины-самозванки. Ибо органично вписывается в то обстоятельство, что Екатерина II захватила власть в России именно тогда, когда её «стукнуло» - 33 года! Математический факт, тому: 1729 + 33 = 1762 год (год екатерининского переворота!), где 1729 – год рождения Екатерины II.
Чрезвычайно важно, здесь, и то обстоятельство, что оно имеет отношение - и к 33-м богатырям. Имеет отношение к 33-м богатырям пушкинской «Сказки о царе Салтане». Другими словами, поэт ввёл, в «Сказку о царе Салтане», 33-х богатырей и для того, чтобы создать потом, то есть уже в 1833 году, «Сказку о рыбаке и рыбке». И… «Пиковую даму»!>>. А в 1834 году поэт создал – СКАЗКУ О ЗОЛОТОМ ПЕТУШКЕ. Особо отмечу, что только что названные две СКАЗКИ Пушкин опубликует - в 1835 году.
Здесь вольно или невольно, но приходишь к расширенному ВЫВОДУ. Чем чуть раньше (смотрите выше), но тоже объективному, специально замечу, выводу. А он, то есть расширенный вывод, у меня таков: практически все тайные произведения Пушкина, в том числе и его «История Пугачева», оригинальны и, разумеется, уникальны.
Остается только отметить, что в предлагаемой статье СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ я с особенностями многих тайных пушкинских произведений даже не войду в контакт. Почему? Да потому, что задачи предлагаемой статьи СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ - совершенно другие.
Закончить же ВСТУПЛЕНИЕ к предлагаемой статье я намереваюсь следующим образом. Буквально на днях я проанализировал - ЧЕТЫРЕ пушкинские криптограммы. Другими словами, зафиксировал их (только что обозначенных криптограмм) количество появления - в пушкинском тексте «Сказки о рыбаке и рыбке». Они изложены мною в ПРИЛОЖЕНИИ к пушкинской СКАЗКЕ О РЫБАКЕ И РЫБКЕ. И вот что у меня получилось, с помощью простейшей алгебры, в итоге сложения только что указанного количества обозначенных выше пушкинских криптограмм: 2 + 3 = 5. 5 + 15 = 20. 20 + 27 = 47. Только обязательно прочитайте само ПРИЛОЖЕНИЕ к пушкинской СКАЗКЕ О РЫБАКЕ И РЫБКЕ. Иначе – ничего не поймете!
Всё-таки дам краткое пояснение по только что изложенным пушкинским криптограммам, так как только единицы читателей следуют указаниям автора! А моё пояснение таково (смотрите моё краткое пояснение по следующей ссылке: http://www.proza.ru/2013/04/20/730) . Пушкин выделил ТРИДЦАТЬ ЛЕТ и ТРИ ГОДА – это первая пушкинская криптограмма – два раза. Злобный же характер Екатерины «Великой», или же СВАРЛИВОЙ БАБЫ, поэт выделил нам в «сказке» - три раза (Вторая пушкинская криптограмма). Тогда при сложении получается: 2 + 3 = 5.
На ВТОРОМ МЕСТЕ у Пушкина «золотая рыбка», выделенная поэтом, - через повторы, специально существующие у Пушкина в сказке! - в тексте «сказки» - 15-ть раз (Третья пушкинская криптограмм). В итоге же сложении получается: 5 + 15 = 20.
ПЕРВОЕ же МЕСТО занимает у Пушкина, - как и должно! - СТАРУХА. Старуха, которая ярко засияет, у поэта, и в «Пиковой даме». Факт: «Старуха! – закричал он в ужасе» (смотрите концовку шестой главы пушкинского шедевра). Она появляется у поэта в «сказке», через специальный повторы, 27 раз (Четвертая пушкинская криптограмма). В итоге же сложении получается: 20 + 27 = 47. Всё о только что названных криптограмм поэта вы сможете прочитать по только что указанной ссылке: http://www.proza.ru/2013/04/20/730 .
А 47 (тысяч, если вспомнить пушкинский текст ШЕСТОЙ ГЛАВЫ «Пиковой дамы»), дорогие мои друзья, не что иное, как наследственная сумма Германна-Павла I, с которой он и пытался обыграть БОГАТЫХ игроков во главе со «славным Чекалинским»! Другими словами, здесь стремительно раскрывается, перед нами, огромный исторический пласт «Пиковой дамы». Более подробно о названном пласте вы можете прочитать в статье «5. Пушкинские карты» по следующей ссылке: http://www.proza.ru/2010/04/30/1368 .
Или, - что лучше! - по статье «Раскрыты тайны тройки, семёрки и туза. Конец». Ссылка: http://www.proza.ru/2013/06/20/1245 . Сама же ПЕРВАЯ статья называется у меня, повторюсь: «5. Пушкинские карты» (смотрите её по ссылке: http://www.proza.ru/2010/04/30/1368) . В названной статье есть и ПОДПУНКТ «Тройка, семерка, туз». Поэтому можете ДОЧИТАТЬ названную статью, с только что названного подпункта, до КОНЦА.
А в только что обозначенном подпункте есть и ПОДТВЕРЖДЕНИЕ, главная смысловая суть которого выглядит у меня, в только что указанной статье, так: «Прибавьте, теперь, к 1754 году, году рождения Павла I, только что выделенную, выше, наследственную сумму 47 (Тысячи, здесь, разумеется, не причём!). Тогда, перед вами, и засияет, - вдруг! - именно год Александровского переворота. Вот математическое подтверждение этому, да и сам - математический факт: 1754 + 47 = 1801 год. И там, то есть в статье «5. Пушкинские карты», тоже есть материал, над которым стоит задуматься - будущим профессиональным пушкинистам.
Я же перейду к ОСНОВЕ моего исследования в предлагаемой статье. Другими словами, дам вам в Приложении № 1 сам текст пушкинской «Сказки о царе Салтане…», а в Приложении № 2 зафиксирую вам, по самому тексту пушкинской «Сказки о царе Салтане…», СЕМЬ упоминаний поэта о 33-х богатырях. Ибо и этот факт будет иметь, у меня, продолжение.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Приложение № 1
РВБ: А.С.Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах.
Версия 2.2 от 30 января 2002 г.
СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ,
О СЫНЕ ЕГО СЛАВНОМ И МОГУЧЕМ БОГАТЫРЕ
КНЯЗЕ ГВИДОНЕ САЛТАНОВИЧЕ
И О ПРЕКРАСНОЙ ЦАРЕВНЕ ЛЕБЕДИ
ПЕРВАЯ СТРОФА
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
«Кабы я была царица, —
Говорит ее сестрица, —
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
«Кабы я была царица, —
Третья молвила сестрица, —
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».
ВТОРАЯ СТРОФА
Только вымолвить успела,
Дверь тихонько заскрыпела,
И в светлицу входит царь,
Стороны той государь.
Во всё время разговора
Он стоял позадь забора;
Речь последней по всему
Полюбилася ему.
«Здравствуй, красная девица, —
Говорит он, — будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября.
Вы ж, голубушки-сестрицы,
Выбирайтесь из светлицы,
Поезжайте вслед за мной,
Вслед за мной и за сестрой:
Будь одна из вас ткачиха,
А другая повариха».
ТРЕТЬЯ СТРОФА
В сени вышел царь-отец.
Все пустились во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Салтан за пир честной
Сел с царицей молодой;
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних.
В кухне злится повариха,
Плачет у станка ткачиха,
И завидуют оне
Государевой жене.
А царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой ночи понесла.
IV СТРОФА
В те поры война была.
Царь Салтан, с женой простяся,
На добра-коня садяся,
Ей наказывал себя
Поберечь, его любя.
Между тем, как он далёко
Бьется долго и жестоко,
Наступает срок родин;
Сына бог им дал в аршин,
И царица над ребенком
Как орлица над орленком;
Шлет с письмом она гонца,
Чтоб обрадовать отца.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Извести ее хотят,
Перенять гонца велят;
Сами шлют гонца другого
Вот с чем от слова до слова:
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверюшку».
ПЯТАЯ СТРОФА
Как услышал царь-отец,
Что донес ему гонец,
В гневе начал он чудесить
И гонца хотел повесить;
Но, смягчившись на сей раз,
Дал гонцу такой приказ:
«Ждать царева возвращенья
Для законного решенья».
VI СТРОФА
Едет с грамотой гонец,
И приехал наконец.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Обобрать его велят;
Допьяна гонца поят
И в суму его пустую
Суют грамоту другую —
И привез гонец хмельной
В тот же день приказ такой:
«Царь велит своим боярам,
Времени не тратя даром,
И царицу и приплод
Тайно бросить в бездну вод».
Делать нечего: бояре,
Потужив о государе
И царице молодой,
В спальню к ней пришли толпой.
Объявили царску волю —
Ей и сыну злую долю,
Прочитали вслух указ,
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмолили, покатили
И пустили в Окиян —
Так велел-де царь Салтан.
СЕДЬМАЯ СТРОФА
В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
Словно горькая вдовица,
Плачет, бьется в ней царица;
И растет ребенок там
Не по дням, а по часам.
День прошел, царица вопит...
А дитя волну торопит:
«Ты, волна моя, волна!
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь,
Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли —
Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!»
И послушалась волна:
Тут же на берег она
Бочку вынесла легонько
И отхлынула тихонько.
Мать с младенцем спасена;
Землю чувствует она.
Но из бочки кто их вынет?
Бог неужто их покинет?
Сын на ножки поднялся,
В дно головкой уперся,
Понатужился немножко:
«Как бы здесь на двор окошко
Нам проделать?» — молвил он,
Вышиб дно и вышел вон.
VIII СТРОФА
Мать и сын теперь на воле;
Видят холм в широком поле,
Море синее кругом,
ДУБ ЗЕЛЕНЫЙ НАД ХОЛМОМ.
Сын подумал: добрый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук,
Со креста снурок шелковый
Натянул на лук дубовый,
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины.
ДЕВЯТАЯ СТРОФА
К морю лишь подходит он,
Вот и слышит будто стон...
Видно на море не тихо;
Смотрит — видит дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет...
Тот уж когти распустил,
Клёв кровавый навострил...
Но как раз стрела запела,
В шею коршуна задела —
Коршун в море кровь пролил,
Лук царевич опустил;
Смотрит: коршун в море тонет
И не птичьим криком стонет,
Лебедь около плывет,
Злого коршуна клюет,
Гибель близкую торопит,
Бьет крылом и в море топит —
И царевичу потом
Молвит русским языком:
«Ты, царевич, мой спаситель,
Мой могучий избавитель,
Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,
Что стрела пропала в море;
Это горе — всё не горе.
Отплачу тебе добром,
Сослужу тебе потом:
Ты не лебедь ведь избавил,
Девицу в живых оставил;
Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду:
Ты найдешь меня повсюду,
А теперь ты воротись,
Не горюй и спать ложись».
ДЕСЯТАЯ СТРОФА
Улетела лебедь-птица,
А царевич и царица,
Целый день проведши так,
Лечь решились на тощак.
Вот открыл царевич очи;
Отрясая грезы ночи
И дивясь, перед собой
Видит город он большой,
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей.
Он скорей царицу будит;
Та как ахнет!.. «То ли будет? —
Говорит он, — вижу я:
Лебедь тешится моя».
Мать и сын идут ко граду.
Лишь ступили за ограду,
Оглушительный трезвон
Поднялся со всех сторон:
К ним народ навстречу валит,
Хор церковный бога хвалит;
В колымагах золотых
Пышный двор встречает их;
Все их громко величают
И царевича венчают
Княжей шапкой, и главой
Возглашают над собой;
И среди своей столицы,
С разрешения царицы,
В тот же день стал княжить он
И нарекся: князь Гвидон.
XI СТРОФА
Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах.
Корабельщики дивятся,
На кораблике толпятся,
На знакомом острову
Чудо видят наяву:
Город новый златоглавый,
Пристань с крепкою заставой;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их он кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали соболями,
Чернобурыми лисами;
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана...»
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
От меня ему поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
С берега душой печальной
Провожает бег их дальный;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь печально отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает,
Одолела молодца:
Видеть я б хотел отца».
Лебедь князю: «Вот в чем горе!
Ну, послушай: хочешь в море
Полететь за кораблем?
Будь же, князь, ты комаром».
И крылами замахала,
Воду с шумом расплескала
И обрызгала его
С головы до ног всего.
Тут он в точку уменьшился,
Комаром оборотился,
Полетел и запищал,
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корабль — и в щель забился.
ДВЕНАДЦАТАЯ СТРОФА
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
К царству славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце
С грустной думой на лице;
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят
И в глаза ему глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
В море остров был крутой,
Не привальный, не жилой;
Он лежал пустой равниной;
Рос на нем дубок единый;
А теперь стоит на нем
Новый город со дворцом,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами,
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду;
Молвит он: «Коль жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.
«Уж диковинка, ну право, —
Подмигнув другим лукаво,
Повариха говорит, —
Город у моря стоит!
Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Вот что чудом-то зовут».
Чуду царь Салтан дивится,
А комар-то злится, злится —
И впился комар как раз
Тетке прямо в правый глаз.
Повариха побледнела,
Обмерла и окривела.
Слуги, сватья и сестра
С криком ловят комара.
«Распроклятая ты мошка!
Мы тебя!..» А он в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
XIII СТРОФА
Снова князь у моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?« —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает;
Чудо чудное завесть
Мне б хотелось. Где-то есть
Ель в лесу, под елью белка;
Диво, право, не безделка —
Белка песенки поет,
Да орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Но, быть может, люди врут».
Князю лебедь отвечает:
«Свет о белке правду бает;
Это чудо знаю я;
Полно, князь, душа моя,
Не печалься; рада службу
Оказать тебе я в дружбу».
С ободренною душой
Князь пошел себе домой;
Лишь ступил на двор широкий —
Что ж? под елкою высокой,
Видит, белочка при всех
Золотой грызет орех,
Изумрудец вынимает,
А скорлупку собирает,
Кучки равные кладет
И с присвисточкой поет
При честном при всем народе:
Во саду ли, в огороде.
Изумился князь Гвидон.
«Ну, спасибо, — молвил он, —
Ай да лебедь — дай ей боже,
Что и мне, веселье то же».
Князь для белочки потом
Выстроил хрустальный дом,
Караул к нему приставил
И притом дьяка заставил
Строгий счет орехам весть.
Князю прибыль, белке честь.
ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ СТРОФА
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого:
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы конями,
Всё донскими жеребцами,
А теперь нам вышел срок —
И лежит нам путь далек:
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана...»
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
Да скажите: князь Гвидон
Шлет царю-де свой поклон».
XV СТРОФА
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит...
Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль — и в щель залез.
ШЕСТНАДЦАТАЯ СТРОФА
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана —
И желанная страна
Вот уж издали видна;
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с Бабарихой
Да с кривою поварихой
Около царя сидят,
Злыми жабами глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо,
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит
С златоглавыми церквами,
С теремами да садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка там живет ручная,
Да затейница какая!
Белка песенки поет,
Да орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Слуги белку стерегут,
Служат ей прислугой разной —
И приставлен дьяк приказный
Строгий счет орехам весть;
Отдает ей войско честь;
Из скорлупок льют монету,
Да пускают в ход по свету;
Девки сыплют изумруд
В кладовые, да под спуд;
Все в том острове богаты,
Изоб нет, везде палаты;
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Если только жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.
Усмехнувшись исподтиха,
Говорит царю ткачиха:
«Что тут дивного? ну, вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно молвить справедливо!»
Гости умные молчат,
Спорить с нею не хотят.
Диву царь Салтан дивится,
А Гвидон-то злится, злится...
Зажужжал он и как раз
Тетке сел на левый глаз,
И ткачиха побледнела:
«Ай!» и тут же окривела;
Все кричат: «Лови, лови,
Да дави ее, дави...
Вот ужо! постой немножко,
Погоди...» А князь в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море прилетел.
XVII СТРОФА
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает —
Диво б дивное хотел
Перенесть я в мой удел».
«А какое ж это диво?»
— Где-то вздуется бурливо
Окиян, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Князю лебедь отвечает:
«Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя,
Это чудо знаю я.
Эти витязи морские
Мне ведь братья все родные.
Не печалься же, ступай,
В гости братцев поджидай».
ВОСЕМНАДЦАТАЯ СТРОФА
Князь пошел, забывши горе,
Сел на башню, и на море
Стал глядеть он; море вдруг
Всколыхалося вокруг,
Расплескалось в шумном беге
И оставило на бреге
Тридцать три богатыря;
В чешуе, как жар горя,
Идут витязи четами,
И, блистая сединами,
Дядька впереди идет
И ко граду их ведет.
С башни князь Гвидон сбегает,
Дорогих гостей встречает;
Второпях народ бежит;
Дядька князю говорит:
«Лебедь нас к тебе послала
И наказом наказала
Славный город твой хранить
И дозором обходить.
Мы отныне ежеденно
Вместе будем непременно
У высоких стен твоих
Выходить из вод морских,
Так увидимся мы вскоре,
А теперь пора нам в море;
Тяжек воздух нам земли».
Все потом домой ушли.
XIX СТРОФА
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете?
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
Торговали мы булатом,
Чистым серебром и златом,
И теперь нам вышел срок;
А лежит нам путь далек,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану.
Да скажите ж: князь Гвидон
Шлет-де свой царю поклон».
ДВАДЦАТАЯ СТРОФА
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь, а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Князь опять: душа-де просит...
Так и тянет и уносит...
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в щель забился.
XXI СТРОФА
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит, весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят —
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге —
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А сидит там князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Коли жив я только буду,
Чудный остров навещу
И у князя погощу».
Повариха и ткачиха
Ни гугу — но Бабариха
Усмехнувшись говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди из моря выходят
И себе дозором бродят!
Правду ль бают, или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?
Вот идет молва правдива:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выплывает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Молвить можно справедливо,
Это диво, так уж диво».
Гости умные молчат:
Спорить с бабой не хотят.
Чуду царь Салтан дивится —
А царевич хоть и злится,
Но жалеет он очей
Старой бабушки своей:
Он над ней жужжит, кружится —
Прямо на нос к ней садится,
Нос ужалил богатырь:
На носу вскочил волдырь.
И опять пошла тревога:
«Помогите, ради бога!
Караул! лови, лови,
Да дави его, дави...
Вот ужо! пожди немножко,
Погоди!..» А шмель в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ СТРОФА
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает:
Люди женятся; гляжу,
Неженат лишь я хожу».
— А кого же на примете
Ты имеешь? — «Да на свете,
Говорят, царевна есть,
Что не можно глаз отвесть.
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает —
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
Сладку речь-то говорит,
Будто реченька журчит.
Только, полно, правда ль это?»
Князь со страхом ждет ответа.
Лебедь белая молчит
И, подумав, говорит:
«Да! такая есть девица.
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнешь,
Да за пояс не заткнешь.
Услужу тебе советом —
Слушай: обо всем об этом
Пораздумай ты путем,
Не раскаяться б потом».
Князь пред нею стал божиться,
Что пора ему жениться,
Что об этом обо всем
Передумал он путем;
Что готов душою страстной
За царевною прекрасной
Он пешком идти отсель
Хоть за тридевять земель.
Лебедь тут, вздохнув глубоко,
Молвила: «Зачем далёко?
Знай, близка судьба твоя,
Ведь царевна эта — я».
Тут она, взмахнув крылами,
Полетела над волнами
И на берег с высоты
Опустилася в кусты,
Встрепенулась, отряхнулась
И царевной обернулась:
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Князь царевну обнимает,
К белой груди прижимает
И ведет ее скорей
К милой матушки своей.
Князь ей в ноги, умоляя:
«Государыня-родная!
Выбрал я жену себе,
Дочь послушную тебе,
Просим оба разрешенья,
Твоего благословенья:
Ты детей благослови
Жить в совете и любви».
Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слезы льет и говорит:
«Бог вас, дети, наградит».
Князь не долго собирался,
На царевне обвенчался;
Стали жить да поживать,
Да приплода поджидать.
XXIII СТРОФА
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Он их кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы недаром
Неуказанным товаром;
А лежит нам путь далек:
Восвояси на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному дарю Салтану;
Да напомните ему,
Государю своему:
К нам он в гости обещался,
А доселе не собрался —
Шлю ему я свой поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
Дома на сей раз остался
И с женою не расстался.
ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ СТРОФА
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна
К царству славного Салтана,
И знакомая страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости.
Гости видят: во дворце
Царь сидит в своем венце,
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят,
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка в нем живет ручная,
Да чудесница какая!
Белка песенки поет
Да орешки всё грызет;
А орешки не простые,
Скорлупы-то золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Белку холят, берегут.
Там еще другое диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор —
С ними дядька Черномор.
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А у князя женка есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает;
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
Князь Гвидон тот город правит,
Всяк его усердно славит;
Он прислал тебе поклон,
Да тебе пеняет он:
К нам-де в гости обещался,
А доселе не собрался».
ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ СТРОФА
Тут уж царь не утерпел,
Снарядить он флот велел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят царя пустить
Чудный остров навестить.
Но Салтан им не внимает
И как раз их унимает:
«Что я? царь или дитя? —
Говорит он не шутя: —
Нынче ж еду!» — Тут он топнул,
Вышел вон и дверью хлопнул.
XXVI СТРОФА
Под окном Гвидон сидит,
Молча на море глядит:
Не шумит оно, не хлещет,
Лишь едва, едва трепещет,
И в лазоревой дали
Показались корабли:
По равнинам Окияна
Едет флот царя Салтана.
Князь Гвидон тогда вскочил,
Громогласно возопил:
«Матушка моя родная!
Ты, княгиня молодая!
Посмотрите вы туда:
Едет батюшка сюда».
Флот уж к острову подходит.
Князь Гвидон трубу наводит:
Царь на палубе стоит
И в трубу на них глядит;
С ним ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
Удивляются оне
Незнакомой стороне.
Разом пушки запалили;
В колокольнях зазвонили;
К морю сам идет Гвидон;
Там царя встречает он
С поварихой и ткачихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
В город он повел царя,
Ничего не говоря.
ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ СТРОФА
Все теперь идут в палаты:
У ворот блистают латы,
И стоят в глазах царя
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Царь ступил на двор широкой:
Там под елкою высокой
Белка песенку поет,
Золотой орех грызет,
Изумрудец вынимает
И в мешочек опускает;
И засеян двор большой
Золотою скорлупой.
Гости дале — торопливо
Смотрят — что ж? княгиня — диво:
Под косой луна блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава,
И свекровь свою ведет.
Царь глядит — и узнает...
В нем взыграло ретивое!
«Что я вижу? что такое?
Как!» — и дух в нем занялся...
Царь слезами залился,
Обнимает он царицу,
И сынка, и молодицу,
И садятся все за стол;
И веселый пир пошел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Разбежались по углам;
Их нашли насилу там.
Тут во всем они признались,
Повинились, разрыдались;
Царь для радости такой
Отпустил всех трех домой.
День прошел — царя Салтана
Уложили спать вполпьяна.
Я там был; мед, пиво пил —
И усы лишь обмочил.
29-го августа 1831 год
КОНЕЦ СКАЗКИ
ПРИЛОЖЕНИЕ № 2
-1-
ШЕСТНАДЦАТАЯ СТРОФА
Усмехнувшись исподтиха,
Говорит царю ткачиха:
«Что тут дивного? ну, вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно молвить справедливо!»
-2-
XVII СТРОФА
«А какое ж это диво?»
— Где-то вздуется бурливо
Окиян, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Князю лебедь отвечает:
«Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя,
Это чудо знаю я.
Эти витязи морские
Мне ведь братья все родные.
Не печалься же, ступай,
В гости братцев поджидай».
-3-
ВОСЕМНАДЦАТАЯ СТРОФА
Князь пошел, забывши горе,
Сел на башню, и на море
Стал глядеть он; море вдруг
Всколыхалося вокруг,
Расплескалось в шумном беге
И оставило на бреге
Тридцать три богатыря;
В чешуе, как жар горя,
Идут витязи четами,
И, блистая сединами,
Дядька впереди идет
И ко граду их ведет.
С башни князь Гвидон сбегает,
Дорогих гостей встречает;
Второпях народ бежит;
Дядька князю говорит:
«Лебедь нас к тебе послала
И наказом наказала
Славный город твой хранить
И дозором обходить.
Мы отныне ежеденно
Вместе будем непременно
У высоких стен твоих
Выходить из вод морских,
Так увидимся мы вскоре,
А теперь пора нам в море;
Тяжек воздух нам земли».
Все потом домой ушли.
-4-
XXI СТРОФА
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге —
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А сидит там князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
-5-
XXI СТРОФА
Повариха и ткачиха
Ни гугу — но Бабариха
Усмехнувшись говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди из моря* выходят
И себе дозором бродят!
Правду ль бают, или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?
Пояснение В.Б.- *Через строку «Люди из моря выходят» поэт обозначает 33-х богатырей; через строку же «И себе дозором бродят» А.С. Пушкин обозначает именно дозор, который гораздо меньше числа 33.
-6-
XXI СТРОФА
Там еще другое диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор —
С ними дядька Черномор.
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
-7-
ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ СТРОФА
Все теперь идут в палаты:
У ворот блистают латы,
И стоят в глазах царя
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Пояснение В.Б.- Через повторы фиксируется, по тексту пушкинской СКАЗКИ О ЦАРЕ САЛТАНЕ, семь упоминаний о 33-х богатырях. Этот факт будет иметь продолжение.
ПРИЛОЖЕНИЕ № 3
ОТРЫВОК
Время “Пиковой дамы” - эпоха первых железных дорог, пароходов; уже поговаривают о телеграфе, электричестве. Но стал ли мир умнее, свободнее? Или призраки его одолевают еще сильнее? Ведь если книга “новейшая”, - значит, перед нею были “новая”, “не очень новая”, “давняя”, “старинная”,.. Но главное - гадательные книги выходили, выходят, будут выходить; все это, очевидно, нужно очень многим.
Разумеется, Пушкин был далек от той задачи, которую современный лектор назвал бы “борьбой с суевериями”. Известно, что они ему самому не были чужды. Громадным, всеохватывающим умом он, может быть, пытается как раз понять, отчего “чертовщина” не чужда лучшим, просвещеннейшим людям? Кстати, заметим, что Германн - немец, инженер: новейшая профессия, культурнейшая нация...
В XIX веке подобные люди не веруют, “не имеют права” верить в чудеса, которые являлись дедам и прадедам. Зато простодушный предок, веривший в духов и ведьм, находил естественным разные невероятные совпадения (вроде появления Пиковой дамы и т. п.); привидение пятьсот лет назад было куда менее страшным, чем теперь! Просвещенный же потомок, твердо знающий, что духов нет, часто их боится поэтому куда больше. Слишком уверовав во всесилие новейшей мудрости, он вдруг теряется перед страшным, непонятным, давящим - тем, что обрушивается на него из большого мира и чего вроде не должно быть...
Правда, “для вольнодумцев XVIII века именно отказ от идеи божественного промысла выдвигал на первый план значение случая, а приметы воспринимались как результат вековых наблюдений над протеканием случайных процессов” (Ю. М. Лотман). Однако эта система далеко не всегда утешала, приходилась “по сердцу”. Пушкин не раз писал о распространенном грехе полупросвещения, то есть незрелого самообмана. “Новейшая гадательная книга” - одна из формул этого состояния ума и духа...
Вот сколько ассоциаций может явиться при медленном чтении первого эпиграфа; может... хотя все это необязательно, Пушкин не настаивает: в конце концов, он создал повесть о Пиковой даме, и первый эпиграф тоже о ней - вот и все...
Не таков ли и второй эпиграф, следующий сразу за первым? В печатном тексте он несколько изменился по сравнению с первым появлением в рукописи:
А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули - бог их прости! -
От пятидесяти
На сто,
И выигрывали
И отписывали
Мелом.
Так в ненастные дни
Занимались они
Делом.
Опять - легкий, веселый, “иллюстративный” эпиграф. Все просто, все понятно...
Только одно недоразумение: довольно быстро эти строки стали распространяться среди запрещенных, нелегальных стихотворений, и это длилось более двадцати лет, пока в 1859 году одна из вольных рукописей не достигла Лондона и не была опубликована в “Полярной звезде” Герцена и Огарева - печатном убежище всей крамольной рукописной литературы. Герцен, Огарев, а также те, кто прислал материал (по-видимому, из круга Тургенева, Анненкова), конечно, читали “Пиковую даму” и отлично знали второй эпиграф.
И все же вот под каким заглавием и в каком контексте он публиковался в Вольной русской типографии:
Стихотворения Рылеева и Бестужева.
Ты скажи, говори,
Как в России цари
Правят.
Ты скажи поскорей,
Как в России царей
Давят.
Как капралы Петра
Провожали с двора
Тихо.
А жена пред дворцом
Разъезжала верхом
Лихо.
Как в ненастные дни
Собирались они
Часто.
Гнули - бог их прости! -
От пятидесяти
На сто.
И выигрывали
И отписывали
Мелом.
Так в ненастные дни
Занимались они
Делом.
Как же быть, кто автор?
Пока что мы должны констатировать, что для определенной, весьма просвещенной части читателей пушкинского и послепушкинского времени строчки “Как в ненастные дни...” были частью сверхкрамольного, агитационного декабристского сочинения о том, как “давили” цари друг друга (лихо разъезжающая перед дворцом Екатерина - своего мужа Петра III, сторонники Александра I - “курносого злодея” Павла) ; напоминание, что эту “традицию” нужно продолжить. Действительно, размер, ритм, которым написаны разные куплеты этого сочинения, последовательно выдержан, он очень оригинален, его невозможно спутать с каким-либо другим, это настолько очевидно, что в конце прошлого и начале нашего века специалисты готовы были допустить:
1) что все опасные куплеты написал Пушкин;
2) что те же строки, включая и “ненастные дни”, сочинили поэты-декабристы Рылеев и Бестужев.
Однако гипотезы эти были быстро отброшены. Авторитетные свидетельства и списки подтвердили, что К.Ф. Рылеев и А.А. Бестужев в самом деле незадолго до 14 декабря создали несколько боевых, лихих агитационных песен*, в том числе “Ты скажи, говори...”. Но строки про “ненастные дни” там отсутствовали. Они рождаются несколько лет спустя, когда Рылеева уже давно не было в живых, а Бестужев находился в якутской ссылке.
Пояснение В.Б. *Вот куплет одной из них, который мне посчастливилось обнаружить в интернете:
<<Царь наш - немец русский -
Носит мундир узкий.
Ай да царь, ай да царь,
Православный государь!
К. Ф. Рылеев,А. А. Бестужев. "Агитационные песни">>.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Первый раздел
Удивительные открытия А.С. Пушкина
ВСТУПЛЕНИЕ
Прежде чем дать смысловую суть УДИВИТЕЛЬНЫХ ОТКРЫТИЙ, свершенных А.С. Пушкиным, попытаюсь хотя бы бегло пройтись по биографии Великого поэта, крепко связанной с его безграничной любовью к книгам. Особо отмечу, что он свою любовь к книгам даже выделил при последних минутах перед своей кончиной.
Вот что мы находим в «Записках доктора В.И. Даля», опубликованных П. Щеголевым в его книге «Дуэль и смерть Пушкина», книга первая: «Бодрый дух всё ещё сохранял могущество своё – изредка только полудрёмное забвение на несколько секунд туманило мысли и душу. Тогда умирающий, несколько раз, подавал мне руку, сжимал её и говорил: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше – ну пойдем!» Опамятовавшись, сказал он мне: «Мне было пригрезилось, что я с тобой лезу вверх по этим книгам и полкам, высоко и голова закружилась»7. Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать мою руку и, потянув ее, сказал: «Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе!» (с. 232).
А это есть, смею заметить, отражение, в присмертном бредовом состоянии поэта, его повседневной реальности: чуть ли не ежедневный, - и по несколько раз в день! – выход его на книжные полки библиотек: его бабушки в Захарово, в кабинет своего отца, в котором тоже находилось хорошая библиотека. В совсем юный возраст Пушкина входит и русская История. Это его походы с дядькой Никитой Тимофеевичем Козловым на осмотр древнего Кремля. Походы, при которых они поднимались и на колокольню Ивана Великого. Она приняла законченный вид при правлении Бориса Годунова.
При поступлении в Лицей многочисленные его посещения библиотеки Лицея; прочтение многочисленных книг, которые приносили в Лицей его однокурсники. И нашествие в 1812 году наполеоновских войск на Россию. А это самое сильное проявление Истории - как прошедшей яви или состоявшейся реальной действительности.
В 1818 году поэт, будучи болен, прочитал девять томов «Истории Государства Российского» историка Н.М. Карамзина. Что уже приведёт поэта, в скором времени, к критическому анализу, им, только что названного труда Н.М. Карамзина. И, пожалуй, то есть если рассматривать этот вопрос в более ШИРОКОМ ФОРМАТЕ, приведёт поэта не только к названному анализу, но уже приведёт и к мысли, главная суть, которой: создать объективную Историю России, принципиально отличную от Истории Карамзина.
Пушкинисты, - да и я, к сожалению как поддавшийся их влиянию! - по настоящее время считают, что замысел по созданию «Бориса Годунова» возник, у поэта, в южной ссылке. А фактально свидетельствует только что выделенному моему утверждению – сама ХРОНОЛОГИЯ создания, поэтом: «Бориса Годунова», «Полтавы» и «Пиковой дамы».
Поэтому обязательно отмечу, «Бориса Годунова» поэт начал создавать в декабре 1824 года, закончил работу над ним 7-го ноября 1825 года. Поэма «Полтава» написана поэтом в октябре 1828 года. И, при созревании у поэта мысли по повторной попытке опубликовать «Бориса Годунова», создана, по словам самого Пушкина – «в несколько дней». А вышла в свет отдельным изданием - в конце марта 1829 года. Следовательно, и здесь, то есть уже при самом создании и опубликовании «Полтавы», поэт имел в виду не только уже созданного «Бориса Годунова», но и свою будущую повесть, имя которой в окончательном варианте будет – «Пиковая дама».
Особо же отмечу, что в том же 1828 году поэт создал, как вы знаете по моим современным статьям, несколько разновременных, как выделяет пушкинист Н.Н. Петрунина, отрывков к «Пиковой даме». Сама же повесть «Пиковая дама» написана поэтом в октябре-ноябре 1833 года в Болдино (вторая Болдинская осень); опубликована в журнале «Библиотека для чтения» (1834, т. II, кн. 3).
ВСТАВКА
Если же продолжить разговор о самой «Пиковой даме», то она начнет постепенно вызревать, у поэта, даже в сценическом «Борисе Годунове» с его ВЕЩИМ СНОМ у Григория Отрепьева (а это, как ни как, ФАНТАСТИЧЕСКИЙ фрагмент!) и бездонной ремаркой «Народ безмолвствует».
Более же отчетливо, - и даже ярко! – выразиться в стихотворной поэме «Полтава», в которую поэт уже вложит, в начало второй песни, РЕАЛЬНЫЙ диалог Мазепы с Марией. Диалог, в котором Мазепа добивается от Марии признания в том, что он дороже ей отца: «О, не сердись! Всем всем готова Тебе я жертвовать, поверь; Но страшны мне слова такие. Довольно». И, сразу же после победоносной для Петра Великого полтавской битвы даёт ФАНТАСТИЧЕСКИЙ фрагмент с уже безумной Марией. Отразит тоже в ВЕЩНОМ СНЕ Мазепы (смотрите его в «Полтаве» - самостоятельно).
Что поэт потом и отразит, через третью и пятую главу своей знаменитой «Пиковой дамы», тоже как РЕАЛЬНЫЙ диалог Германна с графиней Анной Федотовной (концовка третьей главы) и, в концовке пятой главы, как ФАНТАСТИЧЕСКИЙ фрагмент, или эпизод, её прихода к Германну: «Я пришла к тебе ПРОТИВ СВОЕЙ ВОЛИ <…>, но МНЕ ВЕЛЕНО исполнить твою просьбу».
- 1 -
Но и это далеко не всё по вызреванию, у поэта, «Пиковой дамы». В 1819 году поэт создаст НАБРОСОК к незавершенной повести «Наденька», в котором налицо не только молоденькая девушка, но и, уже, карты. Набросок находится в ПСС А.С. Пушкина. Я же, мучительно долго задавая вопросы по системе COOGLE, в конце концов, нашёл только что указанный набросок. Вот как всё это выглядит в моем поиске:
Вопрос: А.С. Пушкин. Проза. "Наденька"
Ответ: Полное собрание сочинений в 10 томах.
http://ocls.kyivlibs.org.ua/pushkin/pushkin_pss/ pushkin/01text/06prose/02misc/01misc/0871.htm
Том пятый, РОМАНЫ ПОВЕСТИ
Содержание тома:
<…>. НЕЗАВЕРШЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ, ОТРЫВКИ, НАБРОСКИ
871. Наденька (порядковый номер в пятом томе)
(Стр. 465)
Примечание. Отрывок датируется 1819 г. Прототипом героини повести должна была, по-видимому, стать Наденька Форст, о которой Пушкин упоминает в своем стихотворном послании «К Щербинину», 1819.
Государственное издательство Художественной Литературы. Москва, 1960.
Текст наброска:
Несколько молодых людей, по большей части военных, проигрывали свое именье (здесь у авторов, набравших текст, ошибка: необходимо писать – «свои имения») поляку Ясунскому, который держал маленький банк для препровождения времени и важно передергивал, подрезая карты. Тузы, тройки, разорванные короли, загнутые валеты сыпались веером, и облако стираемого мела мешалось с дымом турецкого табаку.
— Неужто два часа ночи? боже мой, как мы засиделись, — сказал Виктор N молодым своим товарищам. — Не пора ли оставить игру?
Все бросили карты, встали из-за стола; всякий, докуривая трубку, стал считать свой или чужой выигрыш; поспорили, согласились и разъехались.
— Не хочешь ли вместе отужинать, — спросил Виктора ветреный Вельверов, — я познакомлю тебя с очень милой девочкой, ты будешь меня благодарить.
Оба сели на дрожки и полетели по мертвым улицам Петербурга».
Моё примечание: Первый абзац наброска, изменённый Пушкиным для достижения целей и задач, решаемых им для своего шедевра, войдёт в начало «Пиковой дамы» (смотрите первую главу «Пиковой дамы» - самостоятельно). Как видите уже и сами, вызревание у Пушкина его объективной Истории России, Истории, в которой главным историческим трудом является его тайная «Пиковая дама», началось, у поэта-историка, задолго до её создания, Пушкиным, и опубликования её в печати. Но и это далеко не всё при разговоре о «Пиковой даме».
- 2 -
Продолжу же разговор о ней в следующем направлении. Скорее всего, что ночная беседа ссыльного молодого поэта с Денисом Давыдовым, происшедшая, как вы уже знаете, в январе 1821 года, дала ход дальнейшему вызреванию или развитию, у Пушкина, его Истории России, уже не в художественной форме, а в чисто историческом плане. Факт-свидетельство тому, создание им, 2-го августа 1822 году, статьи «Заметки по русской истории XVIII века».
Смысловую суть только что названных заметок можно условно разделить на три части. ПЕРВАЯ из них имеет следующий смысл: «По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, всё ещё продолжалось в огромных составах государства преобразованного». Другими словами, Петр Великий не только спас Россию от порабощения, но и его «ничтожные наследники» (смотрите статью), в общем-то, не уронили Россию.
ВТОРАЯ часть статьи полностью посвящена, Пушкиным-историком, приходу к власти, через переворот 1762 года с убийством в нём императора Петра III, Ангальт-Цербстской и её царствованию над Россией. Он, в этом разделе статьи, уже враждебен к Екатерине II: «Царствование Екатерины II имело новое и сильное влияние на политическое и нравственное состояние России. Возведённая на престол заговором…» (смотрите статью - самостоятельно). Я же дам, вам, всего лишь те строки, с помощью которых «сия хитрая женщина» (выражение А.С. Пушкина в предлагаемой статье) стала слыть в Западной Европе не только «Просвещенным монархом», но и, через её НАКАЗ, стала, за счет его растиражирования в Европе, Екатериной Великой. Вот как это выглядит по его заметкам:
<<Современные иностранные писатели осыпали Екатерину чрезмерными похвалами; очень естественно: они знали её только по переписке с Вольтером <…> Фарса наших депутатов, столь непристойно разыгранная, имела в Европе своё действие; «НАКАЗ» её читали везде и на всех языках. Довольно было, чтобы поставить её наряду с Титами и Траянами; но, перечитывая сей лицемерный «НАКАЗ», нельзя воздержаться от праведного негодования>>.
А несколько выше следует, у Пушкина-историка, его прогноз на будущее, который, к большому сожалению, так, пока, и не оправдался (здесь я имею в виду своеобразный конкурс, проведенный на телевидении в 2012 году, при подведении итогов, которого, Екатерина II заняла достаточно высокое место именно как «Великая императрица»). А он, по Пушкину, таков:
«Униженная Швеция и уничтоженная Польша – вот великие права Екатерины на благодарность русского народа. Но со временем история оценит влияние её царствования на нравы, откроет жестокую деятельность её деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетённый наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки её в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами её столетия, - и тогда голос обольщённого Вольтера не избавит её славной памяти от проклятия России».
ТРЕТЬЯ ЖЕ ЧАСТЬ заметок небольшая и относится, одним предложением, к Павлу I, другим же предложением относится к «русским защитникам самовластия». А поэт в только что указанной части враждебен - и к Павлу I. Пушкин враждебен - к деспоту или к императору Павлу I как, особо отмечу, к деспоту. Вот его оценка Павла I: «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы». Пояснение В.Б. – Калигула – римский император, убитый, как жесточайший деспот, его гвардией.
Остается только логически закончить, развиваемую здесь небольшую статью, второй пушкинской заметкой, заметкой о русских защитниках самовластия. А она, у Пушкина, такова: «Русские защитники самовластия в том не согласны и принимают славную шутку госпожи де Сталь за основание нашей конституции: «Правление в России есть самовластие, ограниченное удавкой».
И дать вам, в качестве своеобразного итога, примечание пушкиниста С. М. Петрова к пушкинским Заметкам. А оно таково: «Рукопись датирована 2 августа 1822 гола. Политические идеи, сформулированные в заметках, близки к взглядам виднейших деятелей декабристского движения. По смелости обличения самодержавия и политической остроте зрения Пушкина предвосхищают обличительные статьи о русском самодержавии Герцена» (с 656. ПСС А.С. Пушкина. Том шестой. Историческая проза. «Художественная литература. Москва. 1950 г.).
Пояснение В.Б. – Разумеется, предвосхищают. Но открывается, как видите уже и сами, и другая сторона пушкинских заметок. Это постепенное создание, Пушкиным, объективной Истории России. Что, разумеется, гораздо шире обличительных статей А.И. Герцена. Однако уже настала пора продолжить развитие темы, начатой, мною, во ВСТУПЛЕНИИ ко второй части.
КОНЕЦ ВСТАВКИ
Сразу же отмечу, что развиваемая перед вами тема – самая сложная во всей моей исследовательской практике. Лучше всего её необходимо было бы раскрывать – в отдельной статье. Но – время не терпит в связи с ухудшением... Поэтому попытаюсь создать из выше сказанного, - и далее! – хотя бы наброски к самостоятельной статье. А там – будь то, что будет.
Итак, в январе 1821 года ссыльный Пушкин запомнил, в ночной беседе с поэтом-партизаном Денисом Давыдовым в Каменке, ТРИ эпизода из его жизни. Три эпизода, которые он, несколько изменив для своих задач и целей, перенесёт в свою «Пиковую даму». К примеру, ТРЕТИЙ эпизод уже будет содержать у Пушкина, в его «Пиковой даме», не только его «расстрельную рекомендацию», но и, уже, цареубийство. Хороши, - в сравнении, разумеется! - как вы уже знаете по моей статье «Тень гусара в Пиковой даме. Полная», смотрите её по ссылке: http://www.proza.ru/2013/07/11/1393 , и ДВА первых эпизода.
Так давыдовский эпизод с ПИСЬМОМ поэт преобразует, в начале третьей главы «Пиковой дамы», в развитие, Германном, любовной интриги против «бедной воспитанницей» с целью его прямого выхода на графиню Анну Федотовну.
Второй же эпизод у Давыдова, как и у поэта, тоже хорош. У Давыдова» - ЛЕГОНЬКИЙ КАВАЛЕРИЙСКИЙ ПЛАЩ под тусклым масляным ФОНАРЕМ НА ПОЛОСАТОМ заинденевшем столбе! У Пушкина - Германн стоял в одном СЕРТУКЕ, не чувствуя ни ветра, ни снега! И, далее: «Фонари светились тускло; улицы были пусты». <…> «Он подошел к ФОНАРЮ, взглянул на часы, — было двадцать минут двенадцатого. Он остался под ФОНАРЕМ, устремив глаза на часовую стрелку и выжидая остальные минуты» (третья глава «Пиковой дамы»).
Непосредственно соприкоснется поэт с Историей, то есть с почти полувековой Кавказской войной 1816-1864 годов, поощряемой, как вы уже знаете по моим статьям и книгам, Англией, и при своей поездке с семейством генерала Раевского на Кавказ. Здесь же замечу, что помимо «Кавказского пленника», поэт создаст, потом, большую работу, 1833-34 годов. Это «Путешествие из Москвы в Петербург», в которую тайно вложит часть исчезнувшего, при Екатерине II, архива М.В. Ломоносова, почерпнутого им из рассказов Раевских о М.В. Ломоносове (об этом я уже писал в своих статьях и в книгах.). И, потом, статью, 1836 года, «Александр Радищев».
Многое из Истории России, полной в то время многочисленными войнами, развязанными всегда хищными западными государствами, почерпнул молодой Пушкин, повторюсь, и при встрече Дениса Давыдова со ссыльным Пушкиным, которая произошла в Каменке, под Киевом, в январе 1821 года. И не только почерпнул, но и ввёл некоторые ЭПИЗОДЫ из жизни Д.В. Давыдова, как вы уже знаете по моей статье «Тень гусара в Пиковой даме. Полная», в свою тайную «Пиковую даму».
Ввёл, разумеется, уже для своих задач и целей, которые он решал при создании своего шедевра. Можете прочитать её по следующей ссылке: http://www.proza.ru/2013/07/11/1393 . Здесь же отмечу, что таких встреч, в жизни обоих поэтов, было, как выделяет писатель Г.В. Серебряков, более одиннадцати. И что Денис Давыдов сыграл, в становлении Пушкина как историка и политического аналитика, значительную роль.
И ещё одно, раз уж я упомянул, во ВСТУПЛЕНИИ, о «Борисе Годунове» и о «Полтаве». По «Борису Годунову» выделю только два факта. ПЕРВЫЙ из них имеет следующий смысл. Поэт в пятой сцене практически ИСТОРИЧЕСКОГО произведения, в сцене НОЧЬ. КЕЛЬЯ В ЧУДОВОМ МОНАСТЫРЕ, вводит, в диалог Григория Отрепьева с Пименом, вещий сон (или вводит, особо отмечу, художественный вымысел). Вот, кратко, хотя бы начало и концовка его: «А мой покой бесовское молчанье Тревожило, и враг меня мутил. Мне снилося, что лестница крутая Меня вела на башню; с высоты <…> И стыдно мне и страшно становилось – И, падая стремглав, я пробуждался…» (прочитайте монолог будущего Самозванца, перед Пименом, полностью).
ВТОРОЙ факт. Перед опубликованием «Бориса Годунова» в 1830 году, с датой издания 1831 годом, Пушкин меняет концовку «Да здравствует царь Дмитрий Иванович!» на БЕЗДОННУЮ, как писали, - и пишут по настоящее время! - все пушкинисты, ремарку - «Народ безмолвствует», приписывая ей, большей частью, декабристский факт: безмолвие народа при казне Николаем I пятерых декабристов-руководителей.
Сейчас же мне становится понятным и первое и… второе! Поэт вводит названные факты для того, чтобы в концовке одиннадцатой главы повести «Капитанская дочка» дать трагическую развязку судьбы Самозванца (или свою «расстрельную рекомендацию» по борьбе русского народа против Самозванцев!). Только и всего! Вот как она выглядит в «Капитанской дочке»: «А знаешь, чем он кончил? Его выбросили из окна, зарезали, сожгли, зарядили его пеплом пушку и выпалили»!
И Пушкин-историк не заканчивает, на этом, свои «расстрельные рекомендации»! Вот факты. Другой Самозванец, «злодей Заруцкий» как пишет поэт, был пойман и посажен на кол. Мария Мнишек, ставшая русской царицей при Григории Отрепьеве,- и кончая Заруцким! - закончила жизнь в Коломне в одной из башен коломенской крепости (есть в пушкиниане версии, что её отравили, утопили, удушили, и прочее.). А это, тоже, по своей главной сути, «расстрельная рекомендация». Не забывайте, при этом, что и Пушкин-Германн не только поднял пистолет на самозваную Екатерину II, но - и умертвил её. Думая, что приведенных фактов уже достаточно, чтобы мифы и легенды больше… не появлялись в пушкиниане.
Особо отмечу, что подтверждение выше изложенному моему утверждению есть и с совершенно другой стороны. Так Пушкин-историк в конце первой главы «Пиковой дамы» даёт ВРЕМЯ кончины Петра Великого, выраженное им, как вы уже знаете по моим современным статьям, через предложение: «Однако пора спать: уже БЕЗ ЧЕТВЕРТИ шесть».
Для чего поэт вводит ВРЕМЯ кончины Петра Великого? Да для того, дорогие мои читатели, чтобы в концовке пятой главы «Пиковой дамы» дать фразу, идущую от Петра Великого, а именно: «Я пришла к тебе ПРОТИВ СВОЕЙ ВОЛИ <…>, НО МНЕ ВЕЛЕНО исполнить твою просьбу». Да подтверждается и тем, что в этой же главе Германн посмотрел на часы. Вот предложение поэта, указывающее именно на время: «Он взглянул на часы: было БЕЗ ЧЕТВЕРТИ три. Почему велено?
Да велено Петром Великим потому, что самозваная Екатерина II погубила все реформы первого императора, с помощью которых Петр I не только за короткий срок преобразовал Россию в сильное государство, но и одержал победу над Карлом XII, сохранив, тем самым, истинную независимость России во второй эпохе её существования. Смотрите мой «Более подробный путеводитель».
В южной же ссылке, в Бессарабии, происходит знакомство, поэта, с загадочным, для многих пушкинистов, подполковником Иваном Петровичем Липранди, имеющим прямое родство со знатными испанскими родами и имеющим хорошую библиотеку. Пушкин с Иваном Петровичем (по другим сведениям – с братьями Липранди) совершил 13-ти дневную поездку по Бессарабии и, потом, трехдневную поездку в Бендеры, в которых Карл XII в своё время отсиживался при своём бегстве из-под Полтавы. Смотрите статью «УРАЛЬСКИЕ НАХОДКИ», автора Ю. М. Курочкина, по ссылке: http://urbibl.ru/Knigi/kurochkin/ural_nahodki_7.htm .
Что в свою очередь дало толчок, поэту, по созданию «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина»: Выстрел, Метель, Гробовщик, Станционный смотритель, Барышня-крестьянка. А в этом ряде маленьких повестей тоже есть пушкинские тайны. К примеру, Иван Петрович Липранди оказался суперагентом тайного политического сыска. Значительно позже он даже составит «Воспоминания о Пушкине», которыми будут пользоваться - большая часть пушкинистов. А вот пользоваться ими надо, как видите уже и сами, с большой осторожностью.
В Одессе - выход поэта на большую библиотеку графа М.С. Воронцова. Поэт нашел в ней, в качестве факта, «Записки Екатерины II» и, через переписчиков, снял с неё копию, оформив её в коричневом кожаном переплете.
Связь Пушкина, после ссылки, с крупнейшими библиофилами той поры: с С.А. Соболевским, А.С. Норовым, Н.Б. Юсуповым, и с другими.
Несколько лет длившееся снабжение поэта, через Е.М. Хитрово и австрийское посольство, книгами из Западной Европы, большая часть которых была запрещена в России. И так далее.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
- 1 -
Уже в двух первых частях предлагаемой статьи есть немалые сведения по пушкинской «Сказке о царе Салтане…». Есть сведения по только что названной Сказки и в некоторых моих современных статьях. Но они не собраны, мною, в единое целое. Поэтому сделаю попытку проанализировать пушкинскую «Сказку» - по самому её тексту. Предлагаю и вам участие в моём анализе через сам текст пушкинской «Сказки о царе Салтане…». Текст пушкинской «Сказки о царе Салтане» выделен у меня, в предлагаемой статье выше, в Приложении № 1.
Остается только выделить, что при анализе пушкинской «Сказки о царе Салтане» я попытаюсь привлечь некоторые данные, найденные текстологом М.К. Азадовским через его большую статью «Источники сказок Пушкина». Только что предложенную статью вы можете посмотреть по следующей ссылке: http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/vr1/vr12134-.htm . И все выводы М.К. Азадовского я, особо отмечу, не подвергаю сомнению. Они, наверное, верны для его времени.
Только жаль, что названный текстолог не даёт читателю - полный материал, заключенный в «рабочих» тетрадях поэта по выделяемой, здесь, Сказке. Чтобы только что названное было четко понятно читателями, текстолог Азадовского не даёт в своей статье весь материал по типу, к примеру, текстолога Л. Модзалевского, исследовавшего письма Пушкина (он приводит текст письма, дальше же идёт его исследование письма - с многих направлений).
Мой же анализ пушкинской «Сказки о царе Салтане» будет производиться совершенно в другом направлении, да и совершенно в другом пространстве и… поле. В основном связанным, как вы уже знаете по моим статьям и книгам, с «тайным Пушкиным», с его криптограммами, и прочее. Итак, предлагаемый анализ перед вами.
- 2 -
Пожалуй, начну его не с названия пушкинской «Сказки о царе Салтане», - которое по своему объёму и длине, в общем-то, очень необычное для поэта, любящего краткость! - а с не так уж и сложного вопроса к самим читателям. А вопрос таков: Кто их российских императоров (облегчаю задание!) любил «поздно вечерком», - или даже ночью! – подслушивать разговоры своих подданных? И не только в окрестностях своего дворца, но и, даже, в Петербурге. Многие читатели без затруднений ответят на мой вопрос, надеюсь, так: Любил подслушивать разговоры своих подданных император Павел первый. И они – правы!
Но в начале своего анализа всё же дам, чтобы соблюсти логику СВОЕГО повествования, как пушкинист М.К. Азадовский в V-ой ЧАСТИ своей статьи проявляет себя именно как текстолог. Вот что он пишет в только что обозначенной части: «У Пушкина мы имеем три записи данного сюжета. Одна относится к 1824 году и находится среди записей, известных под условным названием „Сказок Арины Родионовны“, другая в кишиневской тетради 1822 г. (Лен. б-ка, № 2366) и третья в тетради 1828 г. (Лен. б-ка, № 2391), как прозаическое изложение стихотворного начала».
Всё здесь, в общем-то, верно! Но пушкинист и текстолог М.К. Азадовский чуть ниже подтверждает, - пока ещё, разумеется, в черновом варианте! – что именно император Павел I любил подслушивать разговоры «поздно вечерком», - или даже ночью! – своих подданных! Вот, в качестве факта, подтверждение только что изложенному утверждению, данное нам, собственно, самим Пушкиным: первую строфу пушкинской сказки и прозаическую запись, - ещё, как видите, в черновом варианте 1828 года! - М.К. Азадовский доносит до нас, в той же V-ой части своей статьи, в таком виде:
«Запись 1828 г. имеет такой вид:
[Три девицы под окном]
Пряли поздно вечерком
Если б я была царица
Говорит одна девица
То на весь народ одна
Наткала б я полотна —
Если б я была царица
Говорит ее сес<трица>
То сама на весь бы мир
Заготовила я пир —
Если б я была царица1
Третья молвила девица
Я для батюшки царя2
Родила б богатыря.
После этого стихотворного текста, - как известно по статье М.К. Азадовского: в 14-ть стихотворных строк! - следует прозаическая запись: „Только успели они выговорить сии слова, как дверь [светлицы] отворилась — и царь вошел без доклада — царь имел привычку гулять поздно по городу и подслушивать речи своих подданных. Он с приятной улыбкою подошел3 к меньшей сестре, взял ее за руку и сказал: будь же царицею и роди мне царевича;4 потом обратясь к старшей и средней, сказал он: ты будь у меня при дворе5 ткачихой, а ты кухаркою. С этим словом, не дав им образумиться, царь два6 раза свистнул; двор наполнился воинами и царедворцами и, серебряная карета подъехала к самому крыльцу царь сел в неё с новою царицей, а своячен<иц> велел везти во дворец — их посадили в телеги и все поскакали“.
Как видите уже и сами, по стихотворному тексту и прозаической записи, сам А.С. Пушкин предлагает ВОПРОС исследователям, нашедшим черновые записи в его тетрадях. А вопрос, как вы только что узнали выше, не так уж и сложен: за стихотворным текстом и прозаической записью скрывается у поэта, как вы только что узнали выше, император Павел первый. Или любил подслушивать разговоры своих подданных - император Павел первый. Он так и вошел в русскую Историю, особо отмечу это обстоятельство, именно как российский император, любящий подслушивать разговоры своих подданных не только «поздно вечерком», но и, даже, ночью.
Но и это на самое главное в только что преподнесённом вам материале. Самым главным, - и самым важным! - является в нём тот факт, что разговор в «Сказке о царе Салтане» уже пойдёт, обратите внимание и на это обстоятельство, не только о царствовании Павла I и заговоре против него. О царствовании и заговоре, - в котором примут самое активное участие: и Англия; и, всегда противоборствующая ей, в то время, Франция; и узурпатор Екатерина вторая, всегда защищающая, при Фридрихе втором, уже агрессивную Пруссию! - но и о царствовании его сына. Другими словами, разговор пойдет, в пушкинской «Сказке о царе Салтане», и о царствовании императора Александра I.
И это, тоже обратите внимание на выделяемое здесь обстоятельство, при самом оптимистическом, - и даже радужном! - окончании пушкинской «Сказки о царе Салтане»! Вот в качестве факта последние строки пушкинской Сказки: «Царь для радости такой Отпустил всех трех домой» (смотрите последнюю, - или 27-ую по моему СЧЕТУ! - строфу пушкинской Сказки - самостоятельно).
Только жаль, что пушкинист-текстолог М.К. Азадовский выбрав тему по источниковедению, - которую, особо отмечу это обстоятельство, он хорошо не только раскрыл, но и аргументировано доказал нам её! - совершенно не коснулся, при этом, темы «Тайного наследия А.С. Пушкина». Но что тут поделать, если тема, у названного текстолога, узконаправленная! Поэтому, разобравшись с только что изложенным обстоятельством, попытаюсь уже самостоятельно повести разговор о тайном наследии поэта. Но, прежде чем начать его, выделю вам, что сказка – сказкою, но ВТОРАЯ сестрица в черновом варианте стихотворного текста, 1828 года, слишком уж широко, на мой взгляд, размахнулась:
«Если б я была царица
Говорит ее сес<трица>
То сама на весь бы мир
Заготовила я пир — ».
Однако, ирония – иронией, а вопрос-то, на мой взгляд, достаточно серьезный. И главный смысл его, таков: с только что выделенного четверостишья 1828 года, - с его невероятным, даже для сказки, преувеличением! – Пушкин совершает, в опубликованной в 1832 году записи первой строфы, следующее. Он в опубликованной записи ПЕРВОЙ строфы практически даёт ТАКОЕ ЖЕ преувеличение, - заключенное в смысле высказывания девушки! - и ВТОРОЙ сестре. Чтобы вы отчетливо увидели это преувеличение, дам вам ВЫСКАЗЫВАНИЯ, - в опубликованной в 1832 году записи первой строфы! - ДВУХ ПЕРВЫХ сестер. Вот как всё это, - то есть только что раскрытые вам действия поэта по отношению к первым двум сестрам! - выглядит в опубликованной в 1832 году записи первой строфы (да и всей, всё забываю сказать об этом, «Сказки о царе Салтане»):
<<Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный МИР
Приготовила б я пир».
«Кабы я была царица, —
Говорит ее сестрица, —
То на весь бы МИР одна
Наткала я полотна»>>.
Как видите уже и сами по первой, опубликованной в 1832 году строфе, Пушкин, поменяв первых двух сестер в названной строфе МЕСТАМИ, для уже ПЕРВОЙ, в опубликованной строфе, сестры – КОНКРЕТИЗИРУЕТ, через слово «крещеный, её безмерное преувеличение. Факт: «То на весь КРЕЩЕНЫЙ мир Приготовила б я пир». Но для ВТОРОЙ сестры, в опубликованной строфе, уже даёт - неограниченное, даже для Сказки, преувеличение. Факт: «То на весь бы мир одна Наткала я полотна».
Пояснение В.Б. – Ранее я в только что изложенном абзаце писал так: «Как видите уже и сами по первой опубликованной строфе, Пушкин, поменяв первых двух сестер в названной строфе МЕСТАМИ, для уже ПЕРВОЙ, в опубликованной строфе, сестры – несколько СУЖАЕТ, через слово «крещеный», её безмерное преувеличение. Факт: «То на весь КРЕЩЕНЫЙ мир Приготовила б я пир», что – неверно!
Неверно по нескольким причинам. Первое. Существуют вполне определенные законы создания художественной прозы, как существуют и вполне определенные законы ВОСПРИЯТИЯ читателем текста, в том числе, разумеется, и стихотворного текста.
Второе, Слово «сужает» не обязательное для только что приведенного выше примера, - ибо лучше слово КОНКРЕТИЗИРУЕТ или, на худой конец, УТОЧНЯЕТ! - так как можно ввести, в строфу, не только сужение, но и… увеличение. Вот, в качестве примера, стихотворные строки: «То на весь ОГРОМНЫЙ мир Приготовила б я пир». Так что необходимо придерживаться – только пушкинского текста, ибо только он несёт в себе реализацию множества мыслей и замыслов поэта-историка.
Что всё сие означает у Пушкина, - облегчу задание! – историка! А он, - как вы, надеюсь, уже поняли по только что изложенному, выше, материалу! - в «Сказке о царе Салтане» выступает – именно как историк. Вот именно это надо понять, чтобы правильно ответить на только что поставленный, перед вами, вопрос.
- 3 –
А законы создания художественной прозы и стихотворного текста, как и восприятие, читателем, прозаического и стихотворного текста – действительно существуют. Пример: читатель именно через ТОЧНЫЕ слова автора художественного произведения составляет себе мнение, взгляд, оценку событий, происходящих в художественном произведении, совпадающими со многими мыслями и замыслами автора художественного произведения. Чтобы читателю стало всё понятно по только что изложенному мною, приведу небольшой ряд выдержек, по только что возникшей теме. А они таковы:
ХХХ
"Точность и краткость - вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат". А.С. Пушкин. Смотрите статью по ссылке: http://festival.1september.ru/articles/581310/ .
ХХХ
«Простота и ясность прозы органически связаны, по мнению Стендаля и Пушкина, с насыщенностью мыслью: «проза требует мыслей, мыслей и мыслей - без нее блестящие выражения ни к чему не служат» (XI, 18). Такое же требование словесного «аскетизма» выдвигает и Стендаль: «...я хочу заключить как можно больше мыслей в возможно меньшем количестве слов» (7, 196). Писатель, считает Стендаль, обязан искать «единственное» слово, наиболее верно выражающее мысль: «точное, единственное, необходимое, неизбежное слово» (11, 271). Таково же и требование Пушкина: «Точность и краткость - вот первые достоинства прозы» (Х1, 18). Смотрите статью по ссылке: .
ХХХ
135. Статья «Точность»
Анатолий Шуклецов
Поэзия – не менее точная наука, чем геометрия.
Гюстав Флобер.
// …у Пушкина, как и у Вергилия, каждый стих, каждая буква в словах, стихах поставлены на своё место. Валерий Брюсов. //. Смотрите статью по ссылке: http://www.proza.ru/2010/11/29/151 .
Мой окончательный вывод по только что изложенному материалу таков. Раз А.С. Пушкин создал строки: «То на весь крещеный МИР Приготовила б я пир», то необходимо как можно ТОЧНЕЕ разобраться именно с «крещенным Миром», - или с сёстрами! - не забыв при этом, разумеется, и о пире («Приготовила б я пир»). Но конкретно разбираться, с только что изложенным выводом, я буду, если не забуду, - из-за многотемья! - несколько позднее.
Здесь же обратите внимание, что в «Сказке о царе Салтане», - в стихотворном тексте, которой, я выставил в Приложении № 1 - у поэта нет ни одного ПОЯСНЕНИЯ! Другими словами, в пушкинской «Сказке о царе Салтане» с наибольшей силой властвуют именно точность и краткость. И в конце Сказки стоит, у поэта, очень краткая датировка, - выполненная, скорее всего, бездумными пушкинистами! - а именно: «1831». Что, особо отмечу, тоже необычно для поэта (смотрите А.С. Пушкин. ИЗБРАННЫЕ СОЧИНЕНИЯ. Том первый, Москва. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА. С. 703).
Не менее важны, здесь, и многие другие обстоятельства. Но о них я попытаюсь поговорить несколько позже. Здесь же специально отмечу, что в «Сказке о царе Салтане» тоже наблюдаются, - несмотря на то, что поэт прикоснулся к Сказкам впервые, создав из них небольшой цикл! – криптограммы поэта. А расшифровка криптограмм, как сами понимаете, дело СЛОЖНОЕ: чуть не так оценил то, или другое слово в пушкинском тексте и объективная расшифровка пушкинской криптограммы… не получится Вот сам пример:
Н.Эйдельман. Две тетради (Заметки пушкиниста)
http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/NYE/TWOLETT.HTM .
ОТРЫВОК. А В НЕНАСТНЫЕ ДНИ...» (моя просьба: обязательно прочитайте названный ОТРЫВОК в ПРИЛОЖЕНИИ № 3, в конце которого я запечатлел куплет из другой агитки Рылеева и Бестужева )
Далее же Эйдельман пишет:
<<«Мы догадываемся, что дело связано с картами, и узнаем, кстати, про Германа, что “отец его, обрусевший немец, оставил ему после себя маленький капитал. Герман оставил его в ломбарде, не касаясь и процентов, и жил одним жалованьем. Герман был твердо etc”.
На этом месте черновик обрывается, а сбоку набросаны и ЗАЧЕРКНУТЫ подсчеты:
40 60
80 120
160 240
280 420
Это Пушкин примеряет, сколько капитала дать Герману, чтобы он трижды поставил “на тройку, семерку и туза”: в первый раз дано 40 тысяч рублей, потом 60; в конце концов Пушкин выбрал любопытную цифру - 47 тысяч: именно такой должна быть ставка аккуратнейшего Германа: не 40 или 45, а точно 47 тысяч, все, что имеет, до копеечки...>>.
Здесь же замечу, что Пушкин уже ДАЁТ в приводимых, названным пушкинистом, суммах, схему: ставка – пароли – пароли-пе. Другими словами, даёт схему: ставка, удвоение ставки, учетверение ставки.
«Но мы остановились на краю одного из немногих черновых фрагментов “Пиковой дамы”, на словах Герман был твердо...».
С четвертого пункта статьи я попытаюсь, начать, наконец, непосредственный анализ пушкинской «Сказки о царе Салтане».
ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ
- 1 -
А начало конкретного анализа пушкинской «Сказки о царе Салтане» мне пока видится таким.
V
Очень труден вопрос об источниках „Сказки о царе Салтане“. На первый взгляд, дело представляется как будто очень простым. Сюжет „Салтана“ очень распространен, в бумагах Пушкина имеется ряд его записей, таким образом, как будто на лицо все данные для того, чтобы возвести эту сказку всецело к устной фольклорной традиции, как это обычно и делается. И однако вопрос гораздо сложнее.
У Пушкина мы имеем три записи данного сюжета. Одна относится к 1824 году и находится среди записей, известных под условным названием „Сказок Арины Родионовны“, другая в кишиневской тетради 1822 г. (Лен. б-ка, № 2366) и третья в тетради 1828 г. (Лен. б-ка, № 2391), как прозаическое изложение стихотворного начала. Приведем обе записи:
Текст кишиневской тетради имеет следующее содержание: „Царь не имеет детей. Слушает трех сестер: когда бы я была царица, то я бы [выстроила дворец] всякий день и пр.... Когда бы я была царицей, завела бы... На другой день свадьба. Зависть первой жены; война, царь на войне; [царевна рождает сына], гонец etc. Царь умирает бездетен. Оракул, буря, ладья. Избирают его царем — он правит во славе — едет корабль — у Салтана речь о новом государе. Салтан хочет послать послов, царевна посылает своего поверенного гонца, который клевещет. Царь объявляет войну, царица узнает его с башни“. Запись очень схематична. Царь, умирающий бездетным, — несомненно, царь страны, в которую прибыла изгнанная царица с сыном, „Царевна рождает сына“ — новая жена; второй же раз под „царевной“ именуется первая жена царя, а под „царицей“ — мать царевича.
Н. О. Лернер предлагал считать эту запись позднейшей вставкой в кишиневскую тетрадь, сделанной приблизительно в 1824—1825 гг., т. е. тогда, когда Пушкин начал непосредственно знакомиться с русским сказочным миром, а не тогда, когда поэт был оторван от народа.1
Запись 1828 г. имеет такой вид:
[Три девицы под окном]
Пряли поздно вечерком
Если б я была царица
Говорит одна девица
То на весь народ одна
Наткала б я полотна —
Если б я была царица
Говорит ее сес<трица>
151
То сама на весь бы мир
Заготовила я пир —
Если б я была царица1
Третья молвила девица
Я для батюшки царя2
Родила б богатыря.
После этого стихотворного текста следует прозаическая запись: „Только успели они выговорить сии слова, как дверь [светлицы] отворилась — и царь вошел без доклада — царь имел привычку гулять поздно по городу и подслушивать речи своих подданных. Он с приятной улыбкою подошел3 к меньшей сестре, взял ее за руку и сказал: будь же царицею и роди мне царевича;4 потом обратясь к старшей и средней, сказал он: ты будь у меня при дворе5 ткачихой, а ты кухаркою. С этим словом, не дав им образумиться, царь два6 раза свистнул; двор наполнился воинами и царедворцами и, серебряная карета подъехала к самому крыльцу царь сел в нее с новою царицей, а своячен<иц> велел везти во дворец — их посадили в телеги и все поскакали“.
Кишиневскую запись считают „программой сказки“, записью народной сказки, попыткой по памяти восстановить текст сказки, слышанной ранее и т. д. Текст 1828 г. считается конспектом или планом для дальнейшей поэтической обработки. Все эти суждения, однако, совершенно ошибочны. Особенно ошибочно суждение Н. О. Лернера, предлагавшего, как мы видели, даже датировать эту запись эпохой непосредственного знакомства Пушкина с русскими сказками в устной передаче.
Запись 1824 г. и запись кишиневской тетради, к какому бы году она ни относилась, не имеют между собой никакой связи, кроме общего сюжета. Это различные версии одного сюжета. В записи 1824 г. царица рождает 33, в кишиневской — одного сына; в первой — царицу с сыном бросают в море в засмоленной бочке, во второй — в ладье; в первой — он строит новый город; во второй — избирается царем страны, где только что умер царь, не оставив наследника. Наконец, в последней царь объявляет войну сыну, чего нет в первой и вообще нет ни в одном из известных устных вариантов. Запись 1822 г. представляет, несомненно, краткую конспективную запись какого-то книжного источника, параллельную повести о Бове, конспективная запись которой находится также в этой
152
тетради. За это говорят такие детали, как „оракул“ „ладья“, „буря“ (очевидно, прибивающая ладью к неизвестной стране), объявление войны и т. д. Источник этой записи пока еще установить трудно.
Записью книжного происхождения является несомненно и прозаический текст 1828 г. Ни в коем случае невозможно считать этот текст конспектом или планом для дальнейшей поэтической обработки. Пушкин никогда не выписывал так тщательно конспектов или планов, да еще тщательно подыскивая слова и выражения, как это показывают исправления. Здесь можно высказать два предположения: или перед нами попытка создать текст сказки, в которой бы чередовались поэтическая и прозаическая форма, или же перевод какого-то иностранного источника. Последнее предположение представляется наиболее вероятным. Ниже мы постараемся определить и возможный непосредственный источник этой записи.
Текст пушкинской сказки, в основном, восходит к Михайловской записи 1824 г., но с рядом черт и из кишиневской записи. Некоторые стихи поэта дословно воспроизводят запись 1824 г.: „с первой ночи понесла“; „не мышенка, не лягушку, а неведому зверюшку“ и др. Мотив рождения тридцати трех богатырей Пушкиным отброшен, но сохранен в другом виде: богатыри — братья царевны Лебеди. Из этой же записи взят мотив кота у лукоморья, рассказывающего сказки, и введен в „Пролог“ к „Руслану и Людмиле“, первая редакция которого относится к пребыванию в Михайловском и записана на внутренней стороне переплета той же тетради. Кроме того, Пушкин отбросил и другое чудо: „за морем стоит гора, а на горе два борова“ и т. д., заменив его чудесной белкой. Первый мотив очень распространен в русском фольклоре и встречается в той или иной вариации в целом ряде текстов: „Свинка золотая щетинка“ (А. Смирнов. „Великорусские сказки из архива Географического общества“, № 21); „бык, в.... песок толченый, в боку нож востреный“ (Зап. Красноярского подотдела Вост.-Сиб. отд. Русск. Геогр. общ., т. I, в. I, стр. 53). „Гора об гору трется и песочек точится“ (И. Худяков. „Великорусск. сказки“, III, 81); оригинальное соединение в сборнике Афанасьева: мельница, — сама мелет, сама веет, пыль во сто верст мечет; возле мельницы золотой столб стоит, на нем золотая сетка висит и ходит по тому столбу кот ученый и т. д. (Афанасьев, № 159). Что же касается мотива белки, грызущей золотые орешки с изумрудными ядрами, то его источник остается пока совершенно неясным: русскому фольклору он совершенно чужд.
Самый сюжет сказки очень распространен как в русском, так и в западноевропейском, вернее — в мировом фольклоре.1 Наиболее интересными
153
и богато разработанными представляются сказочные тексты в сборниках Ончукова,1 Худякова,2 Азадовского3 и Афанасьева.4 Но несомненно, что ряд текстов уже вторичного происхождения под влиянием пушкинской сказки — этим обратным влиянием объясняется и столь большое количество вариантов.
В западноевропейской традиции сюжет „оклеветанной матери“ известен, кроме устной, и в письменной литературе. Древнейший текст — в знаменитом сборнике Страпаролы (Straparola. Le piacetti notti. I—II. 1550—1553), получивший широкую известность в обработке М-ме d’Aulnoy („Contes de f;es“, 1698) под заглавием: „La princesse Belle-Etoile“.
Схема рассказа Straparola-d’Aulnoy такова.
Король подслушивает разговор трех сестер. Первая похваляется утолить жажду всего двора одним стаканом вина, другая — наткать на весь двор прекрасных и тонких рубашек, и третья — родить трех чудесных детей: двух мальчиков и одну девочку с золотыми косами, с жемчужным ожерельем на шее и звездой во лбу. Король женится на младшей сестре, которая в отсутствие царя выполняет свое обещание, но завистливые сестры подменяют рожденных детей щенятами. Король приказывает заточить жену в темницу, а детей бросить в реку. Брошенных детей, однако, спасает мельник, который и воспитывает их у себя. Став юношами, они узнают, что мельник не их отец, и отправляются в столицу, где живет король. Позже они добывают три чуда: танцующую воду, поющее яблоко и зеленую птичку-прорицательницу. В поисках этих чудес, они претерпевают различные приключения, превращаются в камни и т. д. Их освобождает сестра, и добытая ею зеленая птичка позже открывает королю всю правду.
К тексту Straparol’ы очень близок французский перевод „Тысячи и одной ночи“, сделанный Galland’ом в 1704—1717 годах. Как известно, в основном составе „Тысячи и одной ночи“ сюжета „Царя Салтана“ нет, и соответственная сказка включена Galland’ом совершенно произвольно — источники его версии до сих пор не обнаружены.
E. Cosquin указывает еще на один сходный рассказ, появившийся в Париже в 1722 г. в книге, озаглавленной „Le gage touch;“, и который был ему известен только по краткому сообщению E. Rolland’a в журнале „M;lusine“, 1877 (стр. 214). Из всех этих версий Пушкину были бесспорно известны d’Aulnoy и Galland.
154
Текст прозаического отрывка в записи 1828 г. очень близок к тексту Galland’a, и очень возможно, что последний и является его источником.1
Очень любопытно, что ни в одном из этих источников, как ни в одной пушкинской записи, нет образа царевны Лебеди. Этот образ отсутствует обычно и в русских фольклорных редакциях данного сюжета. А. Л. Слонимский считает даже, что образ царевны Лебеди изобретен Пушкиным и что в создании его отразилось личное чувство Пушкина к жене.2
Конечно, никак нельзя согласиться с аргументацией и выводами А. Л. Слонимского. Царевны Лебеди, действительно, нет в этих сказках, но этот образ есть в других и вообще является чрезвычайно характерным и типичным для фольклорной традиции. Мы не знаем подлинных размеров знакомства Пушкина с устной традицией — нет оснований считать его очень большим3 — но этот образ Пушкин мог встретить в целом ряде известных ему книжных источников. „Дева с золотой звездой во лбу“ — любимый образ западноевропейского фольклора, встречается он и в сказках бр. Гримм; но, кроме того, у Пушкина был под рукой еще один источник, к которому он довольно часто обращался. Это сборник Кирши Данилова.
Известен глубокий интерес Пушкина к этому сборнику. Следы непосредственного воздействия Кирши мы находим в целом ряде текстов Пушкина. В частности, безусловно из этого сборника заимствовано до сих пор
155
необъясненное исследователями имя „Бабарихи“ в „Сказке о царе Салтане“. Оно взято Пушкиным из шутливой песни о дурне:
Добро ты баба,
Баба-Бабариха,
Мать Лукерья
Сестра Чернава!1
Нет надобности возводить к этому же источнику имя Чернавки в „Сказке о мертвой царевне“. Но, бесспорно, из Киршевского сборника заимствованы упоминающиеся в той же сказке „Пятигорские черкесы“:
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
В сборнике Кирши Данилова „Пятигорские черкесы“ упоминаются неоднократно: в былинах „Добрыня чудь покорил“, „О Скопине-Шуйском“ и др.2
Из этого же источника мог Пушкин почерпнуть и образ царевны Лебеди. В былине о Потоке читаем:
И увидел белую лебедушку,
Она через перо была вся золота,
А головушка у ней увивана красным золотом
И скатным жемчугом усажена
...................
...................
А и чуть было спустит калену стрелу —
Провещится ему Лебедь белая,
Авдотьюшка Лиховидьевна:
„А и ты Поток Михайло Иванович,
Не стреляй ты меня, лебедь белую,
Не в кое время пригожуся тебе“.
Выходила она на крутой бережок,
Обернулася душой красной девицей.3
Но в разработке этого образа есть еще одна особенность, которая с большой уверенностью позволяет говорить о наличии в данном случае не только русских, но и западноевропейских (хотя бы и переводных) источников. Стихи 183—186:
Ты не лебедь, ведь, избавил
Девицу в живых оставил,
Ты не коршуна убил.
Чародея подстрелил.
156
имели первоначально несколько иной вид. Стих 184 (по зачеркнутой редакции в беловом списке) читался так:
Ты волшебницу оправил.
Таким образом, в первоначальном замысле Пушкина было: волшебница и чародей — определенный образ западноевропейского романа, перешедший и в нашу лубочную сказку и повесть. Образ царевны Лебеди носит печать как бы двойственного происхождения. Связанный генетически с западноевропейской традицией авантюрной повести, в дальнейшем он разработан Пушкиным уже в плане русского фольклора, как его отразил сборник Кирши Данилова.
Черты западноевропейской авантюрной повести, вообще, очень заметны в „Сказке о царе Салтане“: образ чародея, облик самого князя Гвидона, — все это ведет к западноевропейской повести. Очень вероятно, что эти „авантюрные“ черты отражены не непосредственно, а через лубочные повести. Характерно в этом отношении само заглавие сказки. Полное заглавие имеет такой вид: „Сказка о царе-Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди“. Заглавие в таком виде носит явно стилизованный и подражательный характер. И очень нетрудно определить непосредственный источник этой стилизации или подражания. Это типичное заглавие лубочной повести: напр., „Сказка полная о славном, сильном, храбром и непобедимом витязе Бове-королевиче и о прекраснейшей супруге его, королевне Дружневне“ или „Сказка о храбром и славном и могучем витязе и богатыре Бове“. Не случайно из лубочной же сказки о Бове заимствовано и имя Гвидона, который, кстати, именуется также витязем (что совершенно чуждо устной традиции и очень характерно для книжной), оттуда же могло бы быть заимствовано имя Салтана, имеющееся в кишиневской записи, но оно встречается также и в записи 1824 г., восходящей уже к устной традиции.
VI