Жизнь все быстрей захлопывает ставни,
все нереальней, все грустней она.
И странно мне всё ту же неустанно,
роль исполнять и знать: предрешена
развязка в незатейливом спектакле,
который все трудней принять всерьез.
То, как когда-то в детстве воспитали,
не пригодилось. Ход событий прост:
король умрет, с шутом скрестив рапиры.
А кто иное что-то полагал?
Всё началось с Расина и Шекспира,
закончится как Блока «Балаган»
. . .
Зимы случайной письмена
вдруг предстают души заветом.
И кажется что нет меня
уже давно на свете этом.
Вернусь назад, в осенний парк,
где был игрушечный зайчонок
потерян безнадежно так
со всею болью незачтенной.
Всё расползается по шву
- как тот кафтан нелепый Тришкин.
Все что любила, чем живу
уже обманывало трижды.
Грусть всё светлей и солоней.
И понимаешь все острее:
что радует всего сильней,
теряется всего быстрее.
Чужой зимы старинный хлад
души являет изначальность.
И жизнь, что вся не в склад не в лад
тем совершенней, чем печальней.
. . .
Уже как будто глядя сквозь стекло
на сцену, где сама себе читаю
любовный монолог, где так светло
и первозданно так – я вычитаю
сама себя из пьесы бытия
и удивляюсь, что легко справляюсь
с остатком. Рождество прошло, тая
яд обольщений. Щедрый Санта Клаус
мне лишь мешок дырявый преподнес.
Пожал плечами, щурясь виновато,
да и ушел, мурлыкая под нос,
мотивчик странный – в бороду из ваты.
А я осталась, вечно за стекло
смотреть, как плачет девочка от счастья,
где незаметно время истекло
для жизни, не решившейся начаться.