Заметили ль уже вы женщин молодых
по лестнице спешащих?
Сколько таких я лестниц исходил.
Жизнь меня толкала,
куда мне не хотелось.
И я бежал под ангельские крылья,
стремясь возможно раньше возвратиться
к любимой суете.
В безветренность
дым взвинчивался над коньками крыш,
как при подъеме круговом на башню.
О любовь, забудь
душевный холод.
И иди, не плача!
Уже и тут и там светились окна.
А справа башни Страгова.
Их две,
в ладонях зелени уснувших преспокойно.
Здесь часто я нашептывал в стихах
блаженный сладкий вздор
за плату поцелуями твоими,
довольно крупную для тех времен.
Стишок – и поцелуй один оплата,
но и еще один,
Как только лебедь реку переплывет
и перья свои мокрые взъерошит,
я спрашиваю вновь:
Заметили ль уже вы женщин молодых
Спешащих по ступеням?
Порою я на лестнице встречал
сестер двух молчаливых.
Двух монашек.
Из ордена какого они были,
я не ведал. У младшей
были длинные ресницы
и кривоватая усмешка,
видно – с детства.
Приятель мой мне объяснил потом,
что молодые сестры на груди
должны носить два круга деревянных
и до крови затянутых ремнем.
Эти раны на теле меня пугали.
Она столь молода.
Кому же, кроме зеркала,
тоскуется по этой красоте?
Однажды она шла одна там,
приподнимая юбку
лодыжек выше чуть,
и торопливо шаркая ногами.
Она исчезла за углом внизу.
А я закрыл глаза,
чтоб не пропал внезапно
милый образ:
могу признаться,
было клеветой все то, что слышал я!
И приятней все стало разом,
если угодно,
то и та решетка,
кусок грязной веревки на которой.
Театр Народный
стоял, как позолоченная арфа,
и чайки крыльями касались
ее струн.