Духом времени навеяно.
Младенца нет ещё пока,
Но будет сын. Наверняка
Известен пол. Ещё известна
Примерная граница веса,
Объём головки и брюшка,
На воле ждут его уже
Шкала Апгара, бэцэже,
Рубцов пелёночных изнанка,
На ручку белый номерок,
Благословенная жестянка,
Что б не разъехался пупок.
Добро пожаловать, сынок.
Пятнадцать бед-- один ответ,
И вот является на свет
Столь долгожданное творенье,
Как описать его портрет:
Не красота, не извращенье,
Не рожа и не отраженье,
Не каракатица, не ёж
И на акулу не похож...
Он -- чудо в перьях, так сказать...
Прошу его не обижать.
Когда земля была чиста --
Нечистой силы много было,
Но стоило ей грязной стать --
И сразу чище стала сила:
Лешак из лесу носит сор,
Яга метёт, уступы гор
Горыныч рвёт без динамита,
Ворча угрюмо и сердито,
Вертит турбины водяной,
Ест тараканов домовой.
Кикимора усердней всех --
Считает хлеб внутри амбара.
Пыхтит упырь за стойкой бара,
Старик Мороз вывозит снег...
Все заняты. Один Кощей
Среди несказочных затей
Себе найти не может дела,
И всё бедняге надоело:
И зло, и глупость, и обман,
И девочки из дальних стран.
Вот он, не находя пути
Труда и тихого причала,
Решил за помощью пойти
К Яге, что площадь подметала:
Авось она с её умом
Поможет в бедствии таком
Не потонуть, не потеряться,
Притом самим собой остаться
И стать на уровне страны,
Что б были все ему равны.
Яга скрутила папироску,
Головкой чиркнула о доску,
И дым из дырки выхлопной
Поднялся к тучке золотой.
" Ну что, любезный, что, сынок?
О чём задумался, детина?
Куда идёшь, не чуя ног?
Какая на сердце кручина?"
"Иду я, матушка, к тебе
И перемен ищу в судьбе!
Ты, говорят, мудрей Аллаха:
И перекупщица, и сваха,
И укрывательница дев...
Да и вообще ты -- царь и лев!"
"Ну, блин, поехал и понёс,
До кучи сгрёб, неперелазно".
Бурчит Яга, уткнувши нос
В помойный ящик. "Я согласна
Тебе найти и кров, и труд.
Пусть только ближние придут.
Мы на досуге потолкуем.
Авось чего и накукуем.
Беда твоя не хуже всех,
Да и помочь тебе не грех".
В дырявой бочке из-под сала
Народ набился. Душно стало,
А чтоб не дуло из щелей,
Их все собой закрыл Кощей.
Яга собранье начала,
Звеня костлявыми перстами:
"Братва и братья! Перед нами
Всё суть Кощеевы дела:
Не занят, не женат, не пьян,
Не член, не сын и не смутьян...
Да и вообще -- ничто и нечто".
Лешак сказал: "Нельзя, конечно".
Упырь пробулькал: "Без вина
Любая группа не вкусна".
В молчаньи был и лес и дол.
Собака выла. Кошку драли.
Носы засунувши под стол,
Они сидели и решали
Судьбу героя-удальца.
"Скажи, ты помнишь ли отца?"
Спросила ведьма молодая,
Зубами жалобно вращая.
"Чем занимался предок твой,
Когда он был ещё живой?"
"Отец Кощея, что за вздор!!!"
"О нём и вороны забыли!!!"
"Лежит ли он ещё в могиле?"
"А может, бродит до сих пор?"
Кощей "не знаю" прошептал
И через щель на двор упал.
Лежал он, воин после битвы,
Шепча проклятья, как молитвы,
А может, арию свою,
Иль прочую галиматью...
То нам с тобой не надо знать,
Что б допреж старыми не стать.
А в бочке шорох и возня,
А в бочке шёпот и смятенье.
По стенам двигаются тени,
И вся Кощеева родня
Воспоминаньями объята.
Русалка вспомнила: "Ребята,
Вопрос решён, а не мудрён:
Бессмертный и безродный он",
Не видя проку в болтовне,
Дрожа осиновым листочком,
Кощей уселся на стене,
Проникшись отвращеньем к бочкам,
И вдруг из глубины веков
Он слышит незабвенный зов
Родного отчима Ивана,
Метрдотеля ресторана:
"Ну съешь хоть капельку, мой сын:
Вот ананас, вот апельсин!!!"
А мама шеей шевелила
И жалом по небу водила:
Хотела, чтоб сынок-балда
Забыл о пище навсегда.
Но отчим злился и ворчал,
Грозил ему ножом и вилкой
И непорожнею бутылкой
Чело сыновье помечал.
О, милые прикосновенья!
О, мокрый на бутылке лёд!
Нутро ликует и поёт,
И печень рвётся в упоеньи!!!
Так было: мама всё ждала,
А отчим приставал с едою...
И вот однажды обняла
За шею шеей молодою
Она его последний раз.
Похмельный зыбкий взор угас,
И мир прекрасный покидая,
Рукой беспомощно мотая,
Он вывел пару-тройку слов
Для назидания сынов:
"Еда -- превыше всех забот.
В ней -- средоточье средств и цели!!!
Кто ест -- тот до ста лет живёт!!!"
И буквы в воздухе горели,
Как свет неоновых реклам
По задымлённым городам,
Вполне довольная собою,
В кипящей луже под скалою
Лежала мама в три кольца.
Её сто двадцать два лица
И хвост отнюдь не выражали
Ни сожаленья, ни печали.
И речь такую повела
Она про хавчик и дела:
"Послушай, сын, забудь слова,
Что алкаши тебе внушали.
В них правда кроется едва ли,
И побасёнка не нова...
Скажу тебе я, как Змея --
Мне тело -- мудрости залогом:
В бессмертьи ты сравнишься с Богом,
И Богомамой стану я,
Забудь еду, её утехи,
Оставь желудок дуракам,
И ты увидишь, милый, сам --
Века промчатся,словно вехи,
А тело тленье не проймёт,
И лёгок будет твой полёт
над потрясённою землёю...
Владеть вселенной станешь ты:
Сравнишься с утренней зарёю!!
Об этом все мои мечты,
Об этом шкуры шевеленье
И жала трепет, и шипенье!!!"
Кощей вздохнул. Под ним стена
Качнулась, до того был тяжек
Тот вздох. Бутыль из-под вина,
Обрывки тряпок и бумажек
Внизу он видел под собой,
А в вышине не голубой,
Но сизой от густого дыма,
Ошмётки сажи плыли мимо.
"Сто лет иль вечность? Вот вопрос!
Где запах утра, свежесть роз?
На свете нет ландшафта хуже,
И я, как гад, увы, не нужен!!!
Ну что ж, раз в этом смерть моя:
Решил -- еду добуду я".
Под вечер, было уж не рано,
Завсегдатаи ресторана
Узрели нового хмыря.
Рядами пуговиц горя,
Вошёл он в зал, как лебедь, стройный,
Рукой цилиндру задавил
И взор, умильный, беспокойный,
К официанту обратил.
И вот, волшебное, свершилось!
Пред ним на столике явилась
"Благословенная" еда.
"Прошу, пожалте, господа".
В бокале пенилось на дне,
Играло зелье роковое.
В нём альдегиды, жалко воя,
Вещали: "Истина в вине!"
Из рыбы ржавый гвоздь торчал,
А в мясе что-то шевелилось...
И хлеб как будто сто мочал!!!
"Сынок, отведай, сделай милость!"
И взял он влажною рукой
Хрустальный кубок роковой.
На вилочку надел кусочек...
"ну съешь хоть капельку, сыночек..."
Как миф, как призрак сквозь метель
Пред ним стоял метрдотель,
И пригубил бокал сынок
Под хохот пение и крики...
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.
92