ШЕСТИДЕСЯТНИКИ
Мы дышали свободой,
которой не было,
она врывалась в нашу грудь
из глубин своего отсутствия,
завораживала,
мы никогда не забудем ее,
недосягаемую,
неистребимую.
Зло творило добро,
другого добра мы не знали,
кто вышел из этого пекла живым,
глядит на себя и плачет.
ЕЩЁ
Я так много в последние месяцы думал о смерти,
готовил душу к излёту,
что сегодня, вдруг в зеркале себя увидав,
искренне удивился:
о, да я ещё жив!
Какое открытие!
Я люблю вас, три замечательных слова:
Я ЕЩЁ ЖИВ.
Особенно обожаю ЕЩЁ —
еще поглядим,
еще погуляем,
еще выпьем водочки, черт возьми.
Еще что-то намазюкаем, напишем,
еще что-то скажем такое,
чего, может, быть, до нас никто не сказал.
А почему бы и нет!
О, как мне любо это слово ЕЩЁ!
Я глажу каждую из трёх его буковок,
этот красавец Щ,
трёхтрубный пароход, трёхголовый гигант,
и эти две евицы-девицы по бокам,
куда, интересно, этот щеголь Щ
ведет двух евочек под руку?
Известно куда — на бал,
который этой ночью дает Саша Гельман
в честь того, что он ещё тут,
а не там.