Московские одиночества. Эссе
* * *
В Москве не ощущается Россия. Лишь только «от Москвы» и «до Москвы»… Толпа не чуждый лес, но взгляды сиры, невидящи.
Иду «в ином пространстве». Время – то же…
Меня толкают, но пугаются, как тени, шарахаются в сторону. Я их обхожу, чтоб не пугались.
Бегущее вперед воображенье пытается постичь: кто так их напугал? И где в Москве то место, где контакт не страшен?
Ищу портал.
* * *
На семинаре те же замкнутые лица. Естественности в общении нет – напряженье в воздухе и деланные улыбки.
Парни серьезны, погружены в себя, как удрученные тяготами жизни старики.
Дима напряжен и суетлив, с застывшим взглядом, как будто под прицелом автомата.
«Ангел», поводя плечиком и, по куриному, потряхивая белыми перьевыми крыльями, деловито читает свою рецензию.
Бездельницы держатся с вызовом:
«Ну да, я не читала текста, ну и что? Зато имею собственное мненье! Тут главное – не заиметь сомнений в себе, в своём таланте, божественном предназначении, судьбе…
А то, что я поверхностна и нагловата, так кто из молодых не нагловат? А что такого? Я не виновата»!..
И я не знаю, кто тут виноват.
* * *
Соседка говорит: «Я, как психолог…»
А сама хамит всем поведеньем: обрывает на полуслове, не дослушивая оппонента, с самодовольным и презрительным видом вещает: «Ну, знаем мы, что мог сказать этот… Фадеев!» - и… попадает впросак.
Её поведение говорит: «Я, как плохой психолог…»
* * *
Наталья Павловна завела в кабинете аквариум.
Хищные полосатые, как зебры, рыбки устанавливают иерархию.
Самца два: один гонял другого, более крупного, пока не загнал его в угол. Тот бледный, даже полосы побледнели, пытается спрятать большое тело в небольшом аквариуме, то в углу за водяным фильтром, то среди искусственных водорослей.
Самки три: одна дружит с вожаком, вторая спряталась в домик, и иногда высовывает мордочку, третья, гонимая вожаком и его подружкой, заняла противоположный от них угол…
Самка в домике занялась хозяйством: набирает в рот камешки и выплевывает их из домика. Перед широким входом образовалась горка из камней.
Вожак с подружкой очистили, подобным образом, свой угол аквариума от камней. Таскали камни ртом, разгребали их, напирая грудью на кучу, и, работая плавниками в полную силу.
Дама вожака решила изгнать соперницу из удобного домика, зевая ртом, и, резкими бросками, пугая затворницу. Соперница, не вылезая полностью, но такими же рывками, высовываясь из домика, зевала ртом на неё. Они долго так «ругались», напоминая двух собак из немого кино.
«Они что, на расстоянии «слышат» друг друга, как экстрасенсы»? - подумала я.
Госпожа-рыбка резко прекратила скандал, подплыла к стенке аквариума и уставилась на меня.
«Она что, и меня «услышала»?! - тормознула я.
Та посмотрела, посмотрела на меня, развернулась и, с важным видом,
виляя медленным хвостом, поплыла в свой угол к супругу…
* * *
Девушка-лесбиянка туманно говорит и, с гордым видом, поглядывает снизу на меня высокомерно.
«Вы не поймёте… Не хотелось бы мне Вас обидеть… Да Вы, и все такие же, как Вы… А, что тут с Вами говорить»…
Сама боится не того, что не пойму, скорей наоборот: того, что понимаю… слишком.
А понимаю: обманутая пропагандой своей среды, девочка томится от бесплодности, бессмысленности отношений однополых.
А это значит - с нею все в порядке. Здорова, полноценна, но испорчена.
Когда-нибудь поймет, что полное удовлетворенье получает женщина не часто: в миг зачатья.
* * *
Сколько нормальных слов опоганено, извращён смысл, любимого мною, голубого цвета.
А, почему бы, вырожденцев не назвать «синенькие», в том смысле, что «генетические покойнички»?
* * *
На институтском крылечке:
«Он пишет про баяны. А у меня от них одна ассоциация - наркотики»!
А если бы заглянуть в себя, попробовать увидеть - почему?
* * *
Хожу среди людей института, как невидимка.
Среди студентов чужая - слишком взрослая. Человек из другого мира.
Скучаю по брянским девчонкам из управленческого университета. Вот те бы примчались ко мне, со своим печеньем, на чай: поделиться впечатлениями, недоумениями, засыпать меня вопросами…
Среди преподавателей чужая - слишком взрослая. Я вызываю недоумение и некую брезгливость - зачем это ЕЙ?!
Не могут понять, потому, что я не вписываюсь в систему институтской иерархии. Пытаются меня взглядами, выражением лица, интонацией голоса «поставить на место».
А где оно, это «место» - в углу, как у большого самца в аквариуме?
Как говорится: Сытый голодного не поймёт!
Не знают они, что это такое - информационный голод. Это при общем- то избытке информации?!
Но у меня особый голод - голод на качественную информацию.
Не знают, как родные прятали от меня с детства книги. Как отчим сжигал в печке библиотечные книжки, а я собирала копейки от своих школьных завтраков, и расплачивалась со всеми библиотеками.
Как, больная с 12 лет, боялась, что не осилю: учиться и работать одновременно. А помощи ждать было неоткуда.
Не знают что это такое - среди людей с высшим образованием найти, иногда, самостоятельно мыслящего человека! Как глоток воды в пустыне!
Зачем я здесь?
Найти ответы на мои недоумения, найти здесь больший процент мыслящих людей, закончить свои работы на достойном, профессиональном уровне?..
Зачем из, более-менее, устроенного быта - снова в тяготы общежитейских притеснений?
«Снова в комнате чужой
Бродят женщины чужие
И опять свои законы
Учреждают надо мной!»
А вот не скажу! Пусть всем сюрприз будет!
* * *
У овощной палатки восточный мужчина, смотрит сквозь меня: «Что желаете, дэвушка?»
По привычке, как автомат перечисляет «свэжие овощи». Взгляд тоскливый, померкший. Бодряческая манера этот взгляд не камуфлирует, да и за чем? Кто в Москве глядит тебе в глаза?
Тихо спрашиваю: «Воевали»?
Машинально, не успев подумать, отвечает: «В Афгане…» - замирает, глаза приобретают осмысленное выражение.
«Тяжело в Москве»?
«Да. Никого не интересует: кто ты, какой ты человек. Как только очередные подонки устраивают заваруху - совсем житья нет!»
«Принцип: «Разделяй и властвуй», в действии».
«Разделяй и властвуй»… - пробует он на вкус фразу, - «Все беды на мусульман валят, а бандиты это не мусульмане, а непонятно кто»!
«Может быть, потому, чеченские экстремисты позорили мусульманство, насильно принимая трусов в мусульманскую веру?»
«Как?!» - встрепенулся и заинтересовался собеседник.
«Ну, как и в Афганистане: примешь мусульманство, тебя вытащат из ямы с пленными, создадут особые условия…
А, какой мужик признается, что его сломали? Скорее лоб расшибёт, в намазе кланяясь, чем даже сам себе в этом признается, не так?
Вот и получается, что смелых, отважных воинов предавали мучительной смерти, а трусов - принимали в мусульманство!»
Продавец овощей, поймал мою мысль, как наживку, заглотнул, и загорелся возмущением на политиков и их исполнителей.
«Прибалтика, Украина и Грузия - христиане! А чем их политики лучше террористов?» - с горечью вопрошает мусульманин.
«А с бывшими соратниками по Афгану, поддерживаете отношения?»
«Нет, каждый сам по себе» - сник он.
Подошли, «понаехавшие» из провинции, русские женщины, торгующие в палатке. Разговор стал общим.
Когда уходила в подземный переход, портал в этом месте был раскрыт широко.
Как еще один, с женщиной в киоске у общежития. Она начинает улыбаться, едва завидев меня, как будто старую знакомую.
В застывшей сердцами Москве оттаяло еще одно окошко. Может быть, удастся сделать её «обитаемой»?
Попытаться, надеюсь, стоит!
* * *
В электричке метро женщина плакала. Сидела в уголке, на тройном сиденье и, время от времени утиралась платком. Пассажиры «деликатно» отводили взгляды…