Совесть моя, признаю не тая,
Вчера я с коллегой повздорил, а зря.
Обидел, забыв о всяких приличьях,
Предстал перед ней в своём страшном обличье,
Излил (как казалось) свой праведный гнев,
Затрясся от злобы, в лице побелев,
Кипел, клокотал, а другие – рады.
Вокруг только гады, гады, гады!
Директор внушал в своём кабинете
О статусе, нравах и этикете.
О чём он еще тогда говорил,
Не помню, не помню, забыл, забыл.
Лишь несколько пар любопытных глаз,
Я видел, взирали с ехидством на нас.
Весь сжался в комок, рот прикрыл рукой,
А в мыслях: «Я не такой, не такой!
Не правда!» В груди – девятый вал,
Директору ж молча кивал, кивал.
Но вот я один. Прошел час ли, два ли
Как Совесть спросила:
- Ты прав ли?
- Едва ли.
- Оправданы ль средства причиной ссоры?
- Нет оправданий моего позора.
-Ну как же? Отстаивал ты убежденья.
- И убедился в своём униженье.
Всю ночь продолжался допрос жестокий,
В нём слышались только мои пороки.
Сегодня пристыжен, растоптан, разбит.
Душа нестерпимо болит, болит.
О, страшный характер! Я – скипер! Я – зверь!
Заприте меня за железную дверь.
И цепи потолще, еду – на вилах.
Сам нрав свой терпеть я уже не в силах.
Так и съедаю себя до крошечки,
Прямо от тела кусаю, без ложечки.
Но принести извиненья, покаяться…
Только от мысли уже гордость плавится.