Знак вопроса

Владимир Сорочкин
                I

                Милый автор
              Составленных мною набросков,
  Тщетно, видимо, я разрываю протяжный экватор
    Между чувствами, словно последнюю роскошь.

                Недоступно
                Вернуться в себя через бреши
   Гравитации, быстрой текучести кадров – и судно
            Разбивается, не находя побережья –

                Только щепы
                Достигают заветного уха,
А бессмертный балласт цвета наскоро крашеной сепии
             Невостребованным принимает округа.

                II

                Кто теперь ты? –
              Стена? Цвет? Видение? Голос?
Да, всё верно, всё так, – и какие означат эксперты
           Что-нибудь, но твоё, не втыкая иголок,

                Как ночнице
               В безвольно лежащую спину...
 Улетай от меня, – я устал со всем этим носиться, –
            Улетай, – я иначе тебя не покину...

                Тело будет
                Называться воспоминаньем,
       Фотография речи легко выцветает и губит
           Остальное, оставленное осязаньем.

                III

                Связь с минувшим
                Возможна по призрачной нити,
   Исчезающей там, где никто не повел бы и усом,
          Но вас помнят, когда вы того захотите,

                И заранье
                Не ждут на отрезке, который
Есть уже только то, что, исполнив, вместило старанье
           Обнадёжить себя хоть какой-то опорой.

                Замыкаясь
                В конспекте шагреневой кожи,
             Заучив, постоянно его повторяя, икаешь. –
               На другом конце провода делают то же.

                IV

                Как в шпаргалку,
                Смотрю в календарь, узнавая
Дни, внесённые в общую, слишком просторную свалку
             И считаю иные отметины в виде овала,

                И – один, два... –
                Начало для ночи бессонной...
   Человек – это только фрагменты, попытка единства,
                Остающаяся так и незавершенной.

                По приметам,
                По следу заметному, как-то
      Его можно понять, попытаться составить, но этим
           Только всё разрушаешь и путаешь карты.

                V

                Как загранка,
                Ландшафты знакомой картины:
Травы, дети в панамках, река, чёрно-белая планка,
          За которой – Отечества мгла и святыни.

                Все дороги
                Уходят туда, и оттуда
   Начинаются, кружат, теряются, но тем дороже
         Обретать обретённое, как из-под спуда.

                Сам, как бедный,
               Но всё-таки родственник – кровью
И тем более духом, двоясь, как срывают запретный
  Терпкий плод, так находишь дорогу – с любовью.

                VI

                Всё труднее
                Расширить свои же границы.
Если смотришь на небо сквозь крону, то видишь за нею
           Только след в никуда улетающей птицы.

                Слишком мало
                Созвучий, похожих на тени
        Некогда бывшего, то есть того, что не умирало,
              Сохраняясь в сознании, как в бюллетене,

                Угодившем
                Для тайного голосованья
   В ящик, дабы постигнуть не то, чем мы всё-таки дышим,
              А – источник идущего к миру сиянья.

                VII

                В неизвестность
                Идти, уходя – всё же легче,
Чем за ней оставаться, к тому же и люди, и местность
           Ходят крУгом, наподобие гуттаперчи.

                Удаляясь,
               В знаках, выброшенных судьбою,
      Путаешь «а» в уравненьи и в слове, уподобляясь
           Маске, слепку оставленного за спиною.

                К старым зданьям,
                Где только по-новому дует,
  Рип Ван Винкль появляется с некоторым опозданьем,
            И его, как известно, никто не мордует.

                VIII

                В крепком чае
                Заварено меньше, чем в жизни,
Знак вопроса над тем, что в конце, и над тем, что в начале,
               Не снимается опытом, длящимся присно –

                Залпом, разом
                Не выпьешь, не сдюжишь – разметка
        Здесь идёт по ребру, поднесённому к горлу, и разум
                Замирает, когда подлетает монетка.

                И клоками
                Порхаешь повсюду, как вата
              Тополиная, сам задыхаясь – глазами, руками,
                И – орёл или решка – не столь уже важно.

                IX

                Я отвлёкся,
                Но это не жалобы, ибо
Все нормально, как есть – без особого шика и лоска:
       Жизнь – всегда ничего, и на том уж спасибо.

                Может, где-то
                Размазаны краски досадно
   И преломленным видится ток нисходящего света,
        И ступая на путь, взгляд бросаешь назад, но

                Только ради
                Сохранности духа и буквы
     Дня, не годного даже для вшивенького парада
           Под расхристанный туш и забитые буки.

                X

                Слов всё меньше,
                Чем дальше уходишь – на ноте
Монотонной, и походя видишь в ином Ubermensch'е
            Восприемника и вдохновителя плоти.

                Поминутно
                Нога оступается с неким
  Одиозным намеком на простенький танец, и нужно
       Привыкать, чтоб остаться хромым человеком.

                Добрый Ницше
                Любит пляшущих на канате,
  Где угодно, но лишь бы плясали – и пляшет ночница,
              И крыла застилают обрубок кровати.

                XI

                Растекаясь,
           Как рябь по поверхности лужи,
   Слово ищет опоры, барахтается, натыкаясь
          На себя самоё, уходя неуклюже

                В зыбкость фона,
              Нейтрального нашим и вашим,
 За которым скрывается форма инерции – форма,
      Точно так же почти, как алфАвит за "азом",

                Где все знаки –
                Уже только то, что являлось
Выраженьем лица, пониманием звука с изнанки
       Говорящего, – только бы не затерялось...

                XII

                Уравненье
                Решается без неизвестных
В столбик, скучно донельзя; случайно пришедшее рвенье
              Не спасает от выволочек затрапезных.

                В завершенье
                Клякса падает на бумагу,
            Сохраняя подобье разом принятого решенья,
                Презирающего всяческую бодягу.

                Знак вопроса
                Равен знаку вопроса, даже
           Если их не осталось у нас – и, что более проще,
               Если их не осталось совсем – и подальше.