Шофер попутного грузовика высадил нас с дедом Петром на одном из поворотов пустынной лесной дороги. В очередной раз мы оказались километрах в восьми от дома, среди сумрачной глухомани черничных сосновых кварталов.
В отличие от бабушки Дарьи, дед никогда не наставлял меня, что «здесь, в лесу, каждый сучок просит клочок», и что когда иссякнет желание собирать некрупные ягоды, надо только три раза тихонько шепнуть самому себе как заклинание: «лень -лень, открой дверь». Он давал мне возможность самому доходить до некоторых простых истин.
Черника никогда не вызывала во мне азарта собирательства, но два стакана этой ягоды были равноценны одной буханке хлеба, поэтому, в минуты апатии, я просто ненадолго отвлекался от нудного заделья, наблюдая и слушая, как живет и переговаривается вокруг меня лес. Мох. Шишки. Сушняк. Жирный паук бежит по сигнальной паутине к запутавшейся в его силках мухе. Муравьи копошатся. Крукнет где - то в небесах ворон, и почудится, вроде прольется над тобой с высоты в звонкий хрустальный кувшин тонкая струя прозрачной родниковой воды. Или стукнет пару раз, будто пробуя сухостоину, дятел и помолчит. А в ответ ему звучной чистой флейтой окликнет зеленую тишину леса иволга.
Мне тогда казалось, что таких роскошных лесов, что придвинулись к нашему селу с четырех его сторон, с их буераками и речушками, с птицами и зверьем, с грибами и ягодами больше нигде уж не найти. И был чрезвычайно удивлен, когда дед сказал, что в германскую проходил через подобные леса в Галиции, где в 1916 году он принимал участие в летнем наступлении русских войск.
Потрескивая лесной сушью, мы отошли от дороги в полусумрак леса. Разбрелись и тихо растворились под его благодатной сенью, среди запаха хвои, древесной прели, и бесконечных зарослей спелых черничников.
Теперь я был полностью предоставлен себе и своим мыслям
Часа через полтора кропотливого лесования, когда колени мои были уже в фиолетовых пятнах от раздавленных ягод, а в моем четырехлитровом жбанчике стало заметно прибывать, неподалеку от меня чуть слышно прошуршали и стихли, чьи- то легкие шаги. Я выпустил из левой руки куст черники, вывернутый наверх своим исподом, и осторожно оглянулся. В тот же миг мы почти в упор встретились взглядами с крупной куницей. Из ягодника вынырнула только мохнатую головку хозяйки лесного угодья. Влажный носик ее шевелился, напряженно втягивая посторонний запах, в темных ее глазках светилось удивление и любопытство. Это была красивая, редкой темной породы лесная куница, за которую в средние века на русских ярмарках, давали пять лошадей. С минуту я почти парализовано смотрел на зверушку.
-Ну и кого ты тут потеряла, бродяжка? Вот снимут с тебя охотники шкурку, тихо заговорил я с ней. Но она, не дослушала меня, мгновенно изогнулась и, взмахнув хвостом, бурой гибкой стрелой метнулась от меня в сторону и уже через секунду скорготала своими острыми коготками вверх по серо-коричневой коре необхватного для моих рук и прямому как колонна сосновому стволу. Она расчетливо остановила свое движение на темном фоне, метрах в десяти от земли, и к своему удивлению, мои глаза сразу потеряли ее. Сосна была настоящим генералом леса, и я напрасно ощупывал взглядом каждый участок его мощного ствола. Зверь будто растворился среди покровительствующей ему коры.
В первый раз, увидев перед собой дикую лесную скиталицу, я решил проверить, действительно ли она умеет забираться до самых макушек и, легко перебрасывать свое тело с одной вершины на другую. Я поднял с земли небольшой изогнутый бумерангом обломок ветки и, размахнувшись, бросил его наугад, туда, где предположительно пряталась куница. Сучок серым пропеллером, прочертил разделившее нас расстояние, и сухо ударившись о ствол дерева, отскочил и упал на землю. Это напугало зверька. Он тут же слетел вниз, и повис на вершине небольшой рябины. Жиденькое деревцо вздрогнуло всем телом, качнулось, но куница уже изловчилась и, ловко перебирая коротенькими лапками, удержалась на нем. Я бросил все свои дела и, и поспешил к рябине, но подвижный ком лесной хищницы уже сорвался с ветвей. Темная его тень мелькнула в воздухе, и мягко приземлившись, кинулась в чащу. Зеленые папоротники, мгновенно поглотили ее.
По дороге домой я поделился с дедом своим лесными впечатлениями и рассказал ему о недавно прочитанной мною последней книге, о второй мировой войне и ее подоплеке. Дед, который рядовым солдатом отломал три войны, слушал меня внимательно и ни разу не перебил. Удивительно, но в его лице не было и намека на снисходительность к моей пацанящей болтовне.
У Крамжайского кордона лес перед нами расступился. Мы радостно щурились от высоких лучей солнца. По затравевшей обочине мы подошли к тесовому срубу колодца. На одной из боковых согретых солнцем плах поблескивало ободочком новое ведро. Прикованное к стальной не ржавой цепи, оно было на четверть заполнено водой. Никакой кружки рядом с ведром, конечно, не было. Мы одновременно и выжидающе посмотрели на окна бревенчатого дома, уютно, но одиноко стоящего в шагах в тридцати от колодца. Занавески на окнах были раздернуты, но никто не выглядывал на улицу, не брехала во дворе собака, не суетилась и не кричали у калитки ребятня. Никого не было видно и за сосновыми пряслами огорода. Кордон был пуст в этот час.
-Будем пить быками?-поинтересовался я.
-Будем. Пей первым.
Как вкусна и прохладна была та, профильтрованная через толщи лесных подземных супесей вода!
-Да, хитрые эти американцы, - подвел итог моему рассказу о войне дед.
Он тоже без жадности попил колодезной воды, и, утерев мокрые усы, поведал мне, как в гражданскую, подкупив часового он со своим другом из Сосновки бежал из казацкого плена. Но это уже другая история.
фото из интернета