(1622 - 1673)
Жан-Батист родился в Париже, в семье Жана Поклена (придворный обойщик, декоратор) и Марии Креше (дочь зажиточного буржуа). После того, как в 10 лет умерла мать, мальчик жил с отцом, который видел в нем наследника своего ремесла. Жан-Батист получил хорошее образование, окончил престижный иезуитский колледж в Клермоне, где досконально изучил латынь, также, считается, что он некоторое время учился в Орлеане, на юриста.
Всё это открывало перед молодым человеком великолепные перспективы, он мог стать обеспеченным буржуа без особых усилий. Но в 21 год он предпочел всему этому театральную карьеру. В июне 1643 года Жан покинул свой социальный класс и семью и, совместно с Маделин Бежа, основал "Блистательный театр".
Новообразованный театр обанкротился в 1645 году. Жана-Батиста заключили в тюрьму за долги театра. Но, в тюрьме он пробыл недолго, историки спорят о том, кто же заплатил за него - отец или любовник одной из участниц труппы. Именно к этому времени относится появление сценического псевдонима Мольер. Возможно, этот псевдоним был придуман для того, чтобы не позорить отца наличием актера в семье, т. к. эта профессия была презираема в обществе того времени.
После освобождения из тюрьмы Мольер и Маделин стали давать театральные представления в провинции, путешествуя из города в город, из деревни в деревню. Такая жизнь продолжалась 12 лет. Труппа пользовалась успехом и, со временем, добилась расположения короля Филиппа Орлеанского.
Мольер и труппа вернулись в Париж в 1658 году и сыграли перед королем трагедию "Никомед", автор Корнель и фарс самого Мольера - "Доктор в любви" (на данный момент пьеса считается утерянной). Выступление прошло успешно, и труппе было даровано звание "Труппа Монсеньера" (брата короля). Труппе, совместно с итальянской комедийной труппой, был предоставлен театр Пти - Бурбон, в котором 18 ноября 1659 года была предоставлена публике комедия "Смешные жеманницы". Эта комедия открывает парижский цикл Мольера и известна так же тем, что, задев дам того времени, была запрещена на две недели, после чего шла с удвоенным успехом.
Постепенно слава Мольера разрасталась, у него появлялось все больше поклонников и все больше врагов. Не смотря на увлечение трагедией, Мольер стал знаменит благодаря своим фарсам, который обычно состояли из одного акта и давались после трагедии.
Для достижения успеха в комедиях Мольер попросил своего партнера, Тиберио Фиорелли, автора пьесы "Скарамуш" научить его секретам техники. Так, следующая пьеса - "Сганарель, или Мнимый рогоносец" обязана своим появлением этому обучению.
В 1662 году труппа Мольера и их итальянские коллеги переехали в театр Пале-Рояль. В этом же году Мольер женился на Арманде, происхождение которой пока остается неизвестным. Считается, что она была незаконнорож-денной дочерью Маделин и герцога Моденского. И этот брак, и выпущенная в это же время пьеса "Школа жен", вызвали волну критики и нападок в адрес Мольера. Подобная критика не угасала до конца жизни Мольера, его обвиняли в чрезмерном реализме и непочтительности, обвиняли в женитьбе на собственной дочери. Многие бывшие друзья отвернулись от актера, но король сохранял благосклонность. Он назначил Мольеру пенсию и согласился быть крестным отцом первого сына Мольера и Арманды.
Дальнейшая творческая жизнь Мольера непрерывно связана с нападками на него представителей церковной, медицинской сферы, а также высшего общества и королевской защитой от подобных инцидентов. Многие пьесы были запрещены, многие пришлось переделать, чтобы иметь возможность поставить.
В 1672 году умирает Маделин Бежа, страдания Мольера связанные с этой потерей и с ухудшавшимся здоровьем отразились на его творчестве, он стал меньше писать, хотя на этот период приходятся такие шедевры, как "Проделки Скапьена", "Учёные женщины", "Мнимый больной".
ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ
* Поклен-отец был настоящим коммерсантом, видным и уважаемым представителем своего почтенного цеха. Он торговал, и над входом в обезьянью лавку развевался честный флаг с изображением все той же обезьяны.
А в верхних комнатах обезьяньего дома расхаживал белокурый толстогубый мальчик. Это и был старший сын Жан-Батист. Иногда он спускался в лавку и в мастерские и мешал подмастерьям работать, расспрашивая их о разных разностях. Мастера посмеивались над его заиканием, но любили его. По временам он сидел у окна и глядел, подперев щеки кулаками, на грязную улицу, по которой сновал народ.
Мать однажды, проходя мимо него, похлопала его по спине и сказала:
- Эх ты, созерцатель...
И созерцателя в один прекрасный день отдали в приходскую школу.
* Знаменитая парижская Клермонская коллегия, в которой учился Жан – Батист была привилегированным учебным заведением. В списках клермонских воспитанников было великое множество знатных фамилий, лучшие семьи дворян посылали в Клермонский лицей своих сыновей. Вто время, когда Поклен, в качестве экстерна, проходил курс наук, в Клермонской коллегии учились три принца, из которых один был не кто иной, как Арман де Бурбон, принц де Конти, родной брат другого Бурбона-Людовика Конде, герцога Энгиенского, впоследствии прозванного Великим. Того самого Конде, который в двадцатидвухлетнем возрасте уже командовал французскими армиями и, разбив однажды испанцев наголову, прославил себя как перво-классный полководец, а в дальнейшем одно время был кандидатом на польский престол. Другими словами говоря, Поклен учился вместе с лицами
королевской крови.
* 1642 году был организован заговор против кардинала Ришелье, и душою этого заговора стал юный маркиз Сен-Марс. Гениальный и опытнейший политик, Ришелье об этом заговоре проведал. Несмотря на то, что Сен-Марсу покровительствовал король, Сен-Марса было решено схватить по обвинению в государственной измене (сношения с Испанией).
В ночь с 12 на 13 июня в одном из городов на юге, говорят, к Сен-Марсу подошел неизвестный молодой человек и вложил в руку кавалеру записку. Отдалившись от других придворных, Сен-Марс при дрожащем свете факела прочел краткое послание и бросился спасаться. В записке были слова: "Ваша жизнь в опасности!" Подписи не было.
Некоторые историки утверждают, что эту записку написал и передал молодой придворный камердинер Поклен, великодушно пожелавший спасти Сен-Марса от верной смерти. Но записка лишь отсрочила гибель Сен-Марса. Тщетно он искал убежища. Напрасно прятался в постели своей любовницы, госпожи Сиузак. Его взяли на другой же день, и вскорости бедный кавалер был казнен.
* Жан – Батист взял себе псевдоним «Мольер» для того, чтобы не позорить фамилию отца (придворного обойщика). В те времена профессия актёра считалась презираемой.
* Приближенный к монарху, Мольер обязан был свято соблюдать все правила этикета, присущие королевскому двору. В том числе и режим питания. Мольер, которому от рождения не было дано крепкое здоровье, окончательно расшатал его пристрастиями "королевской кухни".
* «В самых первых числах января 1643-го, чреватого событиями года Жан-Батист явился к отцу и объявил, что все эти планы с зачислением его в корпорацию адвокатов- просто - напросто бред. Что ни в какие нотариусы он не пойдет, ученым стать не намерен, а более всего не желает иметь дела с обойной лавкой. Пойдет же он туда, куда тянет его с детства призвание, то есть в актеры.
Перо мое отказывается изобразить, что произошло в доме.
Когда отец несколько опомнился, он все-таки пытался сына отговорить и сказал ему все, что велел ему сказать отцовский долг. Что профессия актера есть всеми презираемая профессия. Что святая церковь изгоняет актеров из своего лона. Что пойти на такое дело может лишь нищий или бродяга.
Отец грозил, отец умолял.
- Иди, прошу тебя, иди и подумай, а потом уж приходи ко мне!
Но сын, как будто бы в него уже вселился дьявол, наотрез отказался думать о чем бы то ни было.
Тогда отец бросился к священнику и просил его слезно - идти отговорить Жана-Батиста.
Священнослужитель поступил согласно просьбе уважаемого прихожанина и приступил к уговорам, но результаты этих уговоров были так удивительны, что даже и говорить странно. В Париже определенно утверждали, что после двухчасовой беседы с обезумевшим Жаном-Батистом сыном служитель церкви снял свою черную сутану и, вместе с Жаном-Батистом, записался в ту самую труппу, в которую хотел записаться и сам Жан-Батист.
(Михаил Булгаков. «Жизнь господина де Мольера»)
* «Я знаю и люблю Мольера с ранней юности и всю жизнь у него учился. Каждый год я перечитываю несколько его вещей, дабы постоянно приобщаться к этому удивительному мастерству. Но я люблю Мольера не только за совершенство его художественных приемов, а главным образом, пожалуй, за его обаятельную естественность...» Эти слова «благодарного ученика» принадлежат Гёте.
* В комедиях Мольера «Урок мужьям» и «Урок жёнам» (1661-1662 гг.) посвященные увидели отражение семейных неприятностей самого Мольера, а пуритане - избыток непристойностей и неуважение к религии.
А неприятности у Мольера действительно были. К тому времени он женился на сестре своей прежней подруги Мадлены Вежар - Арманде, которая была вдвое моложе его. Злые языки утверждали, будто Арманда не сестра, а дочь Мадлены, и осуждали «безнравственность» Мольера, женившегося на дочери своей бывшей любовницы. Впрочем, это не наше дело. А вот то, что причины для мрачных мыслей у него могли быть, предположить нетрудно. Мольер, по воспоминаниям современников, был склонен к меланхолии (как это нередко бывает у писателей комедийного жанра), нрав имел раздражительный и ревнивый, к тому же вступил в возраст седин, Арманда же была юной, очаровательной и кокетливой. Ко всему прочему, эта «простая история» усугублялась сплетнями и «эдиповыми» намеками.
Всему положил конец король. Людовик XIV в ту пору был счастливо влюблен в мадемуазель де Лавальер, а значит, великодушен и широк во взглядах. Он взял под защиту пьесы «вольнодумца» и, кроме того, согласился стать крестным отцом первенца Мольера и Арманды, а крестной матерью стала Генриетта Английская, что было красноречивее любого указа о неприкосновенности.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ
Мольер страдал легочным туберкулезом, который, возможно, был вызван пребыванием в тюрьме в молодости. Здоровье его становилось всё хуже. Король настаивал на прекращении выступлений и отдыхе, но Мольер отказался и продолжал выступать на сцене.
9 и 12 августа Лагранж отмечает в своём «Регистре», что господин Мольер был нездоров настолько, что не мог играть. Но как только ему становилось лучше, он с головой уходил в работу и репетировал свою самую весёлую последнюю пьесу с музыкой и танцами, комедию, где смеялся над страхом смерти, и которая называлась «Мнимый больной». Музыку писал неизвестный до этого композитор Шарпантье.
И вот наступил день премьеры «Мнимого больного», и Мольер забыл обо всём, кроме Аргана, которого он должен был играть вечером. Смертельно больной человек играл мнимого больного с громадным темперамен-том, смеясь над его животным страхом, над невежеством врачей, над их корыстолюбием, над лицемерием расчётливой и лживой жены, которая живёт с Арганом только ради его денег.
Месяца за два до премьеры к Мольеру заходил Буало.
- Мне не нравится ваш кашель, - строго сказал он Мольеру. Обычно сдержанный даже с друзьями, Мольер вместо ответа обнял Буало и усадил его к огню.
- Довольствуйтесь сочинительством и оставьте театральное действие кому-нибудь из ваших товарищей. Это послужит лишь к вашей же чести в глазах публики, которая в актёрах будет видеть исполнителей ваших замыслов. К тому же ваши актёры, которые не являются образцом душевной чуткости по отношению к вам, лучше почувствуют ваше превосходство.
- Эх, сударь, - задумчиво протянул Мольер, - что вы мне тут толкуете? Для меня вопрос чести заключается в том, чтобы не изменить сцене, не отказаться от неё.
Но Буало – критик не понимал Мольера – актёра, даже не предполагал, что значит для него сцена. «Всё или ничего» - таков был девиз Мольера. Таков всегда девиз подлинного призвания. Мольер целиком принадлежал театру. Это была его жизнь, его действительность, в которой он сам чувствовал себя вечно сильным и молодым. Здесь на подмостках жила его душа. Как же он мог отказаться от сцены?
Вне театра он чувствовал, что болен – и, видимо, серьёзно. Он не привык заботиться о своём здоровье. Он бросил вызов и болезням, и смерти, зная, что в этой схватке он не будет победителем. Чем очевиднее становилась опасность, тем решительнее и бесстрашнее ей в лицо смеялся Мольер. Больной, утомлённый, чувствуя приближение смерти, он смеялся над рабской привязанностью к жизни, над страхом конца. Мольер знал, что для него нет надежды, и он должен был в этот вечер играть здорового человека, страдающего от боязни умереть. 17 февраля, в день четвёртого представления «Мнимого больного», которому было суждено стать последним в его жизни, в уютном доме на улице Ришелье сидел у камина худой, раньше времени состарившийся человек больной человек, и глядел, как весело потрескивают поленья под яркими языками огня. Откуда-то из-за дверей доносилось пение монашек, которые неизвестно зачем и почему бродили по его дому. Жена сказала, что он попросили пристанища всего на одну ночь.
Незадолго до отъезда в театр зашёл Барон. Они остались вдвоём: больной огорчённый, усталый старик в смешном колпаке и халате и сияющий здоровьем и красотой, молодой, полный надежд и стремлений его воспитанник. А монашки всё пели. Ругнув монашек и велев дать им пять ливров, Мольер пошёл одеваться. Никакие уговоры на него не действовали. Он не мог лишить рабочих их дневного заработка, а главное, он не мог не подчиниться зову сцены, которой он не изменял никогда. «Мнимый больной» заставил его забыть о настоящей болезни и о горьких размышлениях.
И вот снова поднялся занавес в театре Пале - Рояль, и снова звучные голоса, музыка, танцы, как по волшебству преобразили хмурые стены старинного замка, где всё ещё витала тень старого Ришелье, и неудержимое веселье, словно солнечный свет разлилось по лицам людей.
Доктора в чёрных колпаках и аптекари с клистирами в руках танцевали вокруг Аргана, посвящая его во врачи, и, превозмогая боль, Мольер весело кричал им в ответ слова нелепой клятвы, составленной из нелепой тарабарщины латинских и французских слов.
Два раза поклялся Арган в верности медицинскому «факультету». Настало время третьей клятвы, и вдруг вместо ответа Мольер застонал и повалился в кресло, но тотчас же, превозмогая страшную боль, он рассмеялся и крикнул: «Юро!»
Он не слышал громких рукоплесканий, которыми зрители провожали со сцены аптекарей и докторов, лихой пляской заканчивавших это весёлое представление. Закутанный и притихший, засунув руки в нарядную муфту Барона, он сидел в портшезе, который носильщики быстро несли по направлению к его дому.
Мольера уложили в постель. Послали за врачом и священником. Ни один врач, ни один священник не пришли к умирающему. По его просьбе ему принесли подушку с хмелем.
- Люблю всё, что не надо принимать внутрь, но боюсь лекарств. Зачем мне портить остаток жизни? – Он закашлялся кровью. – Не бойтесь, бывало хуже. Только сходите за женой. Пусть придёт. Темно что-то. Хотелось бы ещё сыру пармезану.
Монашки суетились и, как могли, помогали больному. Пока несли свечи и искали сыр, он умер. Когда Аманда с дочерью вошли в спальню, они уже не застали его в живых. Монашки печально пели псалмы. Лёжа на своей красной от крови постели, Мольер, казалось, как никогда, был спокоен и умиротворён.
Это случилось 17 февраля 1673 года.
Мольера хоронили только на четвёртый день: он не отрёкся от своего ремесла, и церковь не разрешила совершить обряд. Его не успели соборовать, и Архиепископ Парижский, в силу обычаев того времени, запретил предавать земле тело «комедианта» и «нераскаявшегося грешника» по христианскому обряду. Только после вмешательства Людовика XIV Архиепископ пошел на некоторые уступки.
В день похорон под окнами дома, где жил Мольер, собралась толпа, но вовсе не затем, чтобы проводить его в последний путь - чтобы помешать погребению. Арманда бросала в окно деньги, пытаясь утихомирить возбужденную публику...
Хоронили Мольера ночью - «...в толпе провожавших видели... художника Пьера Миньяра, баснописца Лафонтена и поэтов Вуало и Шапеля. Все они несли факелы в руках, - пишет Михаил Булгаков... - Когда прошли одну улицу, открылось окно в доме и высунувшаяся женщина звонко спросила: «Кого это хоронят?» - «Какого-то Мольера», - ответила другая женщина.
Этого Мольера принесли на кладбище Святого Жозефа и похоронили в том отделе, где хоронят самоубийц и некрещеных детей.
А в церкви Святого Евстафия священнослужитель ответил кратко, что 21 февраля 1673 года, во вторник, был погребён на кладбище Святого Жозефа обойщик и королевский камердинёр Жан Батист Поклен».
На его могилу положили большую каменную плиту. Зимой на ней разводили костёр, и бездомные бродяги могли погреться у его огня. Плита со временем треснула от огня и развалилась.
Прошло более ста лет, и когда благодарные потомки пришли сюда, чтобы с почестями перенести останки славного сына Франции, то никто не мог с точностью указать место его погребения.
Никто не знает точно, где могила Мольера. Нет дома, где он родился. Кроме двух расписок, не сохранилось ни одного автографа, ни рукописей, ни писем. Это одна из самых загадочных тайн, окружающих его судьбу. Но театр Французской Комедии, который по праву зовётся домом Мольера, до сих пор сотрясается от раскатов его бессмертного смеха, а рождённые его мыслью, стремлениями и любовью слова вызывают и спустя столетия ответные мысли и чувства, и это самый прекрасный и самый прочный памятник на земле.
ОСНОВНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ МОЛЬЕРА
* Дон Жуан, или каменный гость
* Мещанин во дворянстве
* Мизантроп
* Мнимый больной
* Плутни Скалена
* Скупой
* Тартюф или обманщик
* Школа жён
* Школа мужей