Я когда в кого влюблюсь,
то про все вмиг забываю,
чувствами тогда томлюсь
в небо мысленно взмываю,
оставляя мир людей.
Это очень романтично –
зреть себя средь лебедей
в белопенной стае птичьей.
В эфемерных облаках,
в тонком воздухе витая,
наблюдать как велика
и красива бабья стая.
И за мной другие бабы,
окрыленные любовью,
тоже в небо прутся, дабы
птиц умножить поголовье.
Но берут туда не всех,
только за большое чувство.
Разделить любовь и грех –
тоже, вам скажу, искусство.
Никогда не вознесут
тех, кто просто делал куры
или за любовный зуд,
или так, за шуры-муры.
Если, скажем, из блудниц,
передками если слабы,
то хоть пред Венерой ниц
распрострись, не пустят, бабы.
Суд любви – не уголовный,
но уловки не спасут,
потому что бдит любовный
венерический наш суд.
Положенье в небесах
шатко, ненадежно, зыбко.
Нет любви – на землю, нах,
и ныряет баба рыбкой.
В стаю не вернуться вновь;
апелляции и споры
тщетны, раз прошла любовь
и завяли помидоры.
В вечном круговом движенье
свадьбы, сговоры, разводы,
алименты, обрученья
водят в небе хороводы.
Принимают в них давно
всех, хоть будь ты даже янки.
Исключение одно:
не берутся лесбиянки.
Будто пролетарский класс
наша сплочена когорта,
здесь не скажут, что у вас
чувство не такого сорта.
С берегов Оби, Двины,
Рейна, Темзы, Сены, Ганга –
здесь все женщины равны
независимо от ранга.
Чтобы бабы не пищали,
им в амурном дефиле
боги праведные дали
одинакие криле.