Купалась в озере луна,
и с ней
в тумане
купался
одинокий островок.
И звезды падали,
плясал
мой поплавок…
Начало чудное,
как водится
в романе,
но мой роман
и краток
и жесток.
В тот вечер я поймал
одну
русалку.
Любовь была
недолгой
и смешной.
Я слезы лил,
я любовался
чешуей.
Она сказала:
“Мне тебя,
так жалко”.
И в озеро взяла
меня с собой.
О, неба синь!
И все, к чему-бы
я стремился,
сравнимы ли вы
с водной
красотой!?
С подводною
нирваной той,
в которой я так
странно
очутился –
забылся,
окунувшись
с головой.
Русалка песни
пела мне;
я забавлялся
ее невинностью,
которую
со мной
она так страстно
растеряла
под луной.
Но быстро ночь прошла,
и вот рассвет
занялся
в тот час, когда
так хочется домой.
Она заметила,
что я уже
не весел,
а я заметил,
как ее слеза
жемчужиной
упала,
что глаза
пылают ревностью –
ей больше
не до песен.
И я, слегка
обняв ее,
сказал:
– Ты знаешь:
я люблю тебя,
но все же
жена моя
и мать моих
детей,
с любовью
простенькой своей,
мне неземной
любви
во много
раз дороже,
и я сейчас хочу
вернуться к ней.
Чур! Озеро вдруг
океаном
стало,
а островок
вдруг стал
материком
и молнию, разверзнув
плавником:
– Плыви родной, –
русалка
мне сказала
нечеловеческим
каким-то
языком.
– Плыви и знай,
что для тебя
супруга –
беда твоя,
что мать
твоих детей
верна тебе
не больше,
чем ты ей
бываешь верен
и, любя
друг друга,
вы оба ненавидите
скорей…
И я поплыл
и до сих пор
пытаюсь
зачем-то
удержаться
на волне.
Наверно,
вспоминая
обо мне,
мой островок,
в тумане
улыбаясь,
о чем-то шепчет
своднице луне…