Мой Чехов

Вадим Ильич Росин
                краткий очерк

     Всякий раз, когда перечитывая Чехова, я закрываю последнюю страницу последнего тома, испытываю чувство, как при расставании с близким человеком, хочется оттянуть эту последнюю минуту перед  разлукой. Кажется всё уже прочитано и пережито:
печали и восторги, надежда и разочарование, сомнения и страхи, боль утраты и запоздалая любовь, скорбь и негодование, мужество и трусость, горделивое упрямство, показная спесь и непоказная подлость, плохо скрываемое лицемерие, героизм и предательство и т.д. словом, весь набор человеческих пороков и мерзостей и благородных помыслов и поступков, всё, что присуще роду человеческому: доброе и злое, прекрасное и отвратительное, глупое и гениальное, то, что есть в каждом из нас.
    Говорят Жан Жак Руссо «перевоспитал» французов, после него Франция стала другой.
Не берусь судить о влиянии Чехова на мировоззрение в России, это философский вопрос.
Уверенно лишь  могу сказать, что я один из многих, кто назвал бы Чехова своим  другом, учителем. Если есть во мне что-то хорошее, этим я обязан русским классикам, прежде всего Чехову. Феномен Чехова, не только в том, что он заставлял смеяться и плакать всю Россию и продолжает делать это и сейчас, не только в том, что это великий художник, ярчайший талант, психолог, главное, я полагаю, заключено в самой личности Антона Павловича – его простота и честность, отсутствие какой-либо позы, менторского тона, бравады, фанфаронства, выпячивания себя. По отзывам современников, в нём была какая-то деликатность, даже мягкость, присущие интеллигентным людям. «В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Эта фраза стала крылатой, так часто мы произносим её, жаль не всегда ей следуем, для многих она стала, если не жизненным кредо, то поводом задуматься. Чехов был чист душою и в своих помыслах.
«Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой». И то что для кого-то такое состояние становилось нормой, в этом тоже заслуга Чехова.
     К сожалению, такие качества как деликатность и мягкость некоторыми людьми воспринимаются, как слабость. Чехову чужд бунтарский дух, к примеру, Бетховена, но стремление изменить мир к лучшему присутствует в каждой строчке «самого сумеречного писателя России», как «Ода к радости» сурового маэстро.
     Чехов уникален как литератор, давший миру образцы своего стиля, как художник-ваятель, беллетрист, сатирик – мастер в изображении  персонажей, и как
летописец-историк, он «вывел на сцену» такое количество народа, какого не было и нет ни у кого. А.П.Чехов - великое достояние России, её истории, т.к. оставил потомкам великолепный исторический  материал о жизни, быте, нравах и обычаях восточных славян, вкусах и увлечениях, кухне и напитках, и т. д. Перед глазами как на ладони весь 19 век: культура и невежество, блеск и нищета, все сословия представлены в этом театре жизни.
     К великому сожалению не все современники смогли распознать и оценить по достоинству Чехова. Одни называли его способным беллетристом, талантливым писателем, другие ругали за то, что у него, якобы, нет позиции. Критики называли «бесчувственным», «эгоистом», «рыбья кровь», упрекали в отсутствии морали, то бишь аморальным называли человека, который по сути был и остаётся совестью нации.
     Надо ли требовать от Пушкина идти на Сенатскую площадь или толкать Шопена  на баррикады, за них всё сказали слово, и музыка.
     Упрекая Чехова в бессердечии и равнодушии «инженеры» человеческих душ, в лучшем случае ничего не смыслили в писательском деле, в худшем – просто завидовали гению. То, в чём упрекали Чехова, в равнодушии, на поверку оказалось литературным приёмом, по выражению самого мастера, чтобы усилить воздействие.
      Антон Павлович в беседе с друзьями иногда высказывал мысль о том, что его вскоре забудут, лет через 20 к примеру. Вот тут он не прав. Ещё при  жизни Лев Толстой назвал Чехова «Пушкиным в прозе», а он то знал цену слову. Вот только драматургию Антона Павловича старик не оценил, посоветовав тому никогда не писать пьесы, т.к. «вы их, батенька, пишете ещё хуже чем Шекспир», но если верить Оржеховской, то и Бетховен, у «патриарха русской литературы» не умел писать музыку, а Шопен писал для салонов. Гениям можно простить и не такие странности.
С уверенностью могу сказать, что бессмертие им Всем обеспечено. Пройдут годы, пройдут столетия, но и тогда будут люди смеяться над «Будильником» и злоключениями «Климовского мужика», отвинтившего гайки от шпал, волноваться о судьбе «Мисюсь» или любоваться палитрой южной степи, равно как и не перестанут люди слушать «Лунную сонату», потому что и через тысячи лет люди не перестанут любить, и страдания молодого Вертера или Ромео не оставят их равнодушными,  как и письма Татьяны Лариной или монологи Наташи Ростовой.
   Когда-то один полководец сказал: «Великие люди – это метеоры сами себя сжигающие дабы осветить мир». Чехов «сжёг» себя в 44 года, дабы нам теплее и светлее жилось в этом мире.