Я тоже умирал в пространственном затишье,
где осциллограф гнал пологую волну,
где каждый шорох был неимоверно лишним,
похожим на снаряд, взорвавший тишину.
Ни солнца, ни луны, ни сквозняка по полу,
сплошная пелена из дней, сплетённых в сеть,
в них раны заживлял не морфий с промедолом,
а личная боязнь безлично умереть.
Ещё была любовь, бегущая по венам,
ещё Ваш образ был в расплывчатом окне --
и разбрелись в углы прилипчивые тени,
и пики возросли на сглаженной волне.
Сейчас я хохочу, чтоб в жизни утвердиться,
готовлю вновь себя для сложного броска,
но если скажут Вам, что смерть легка как птица,
не верьте, милый друг, смерть очень нелегка...