Сказочка для взрослого и подрастающего поколения…
День был невероятно суетливый, ситуацию усугубляла масса препятствий в решении простых житейских проблем. Поэтому, когда я подошла к двери собственного дома, у меня оставалось единственное желание, рухнуть на диван и, закрыв глаза, вернуться в то далёкое время, когда жизнь была полна ярких впечатлений и динамичных событий, наполняющих её особым смыслом.
Раз-два-три-четыре оборота против часовой стрелки и оставалась пять-семь шагов до заветной цели, как вдруг я почувствовала чьё-то присутствие за своей спиной.
Я резко обернулась – чувство страха пронзило меня, словно молния: передо мной стоял пожилой мужчина бомжеватого вида. Свет у нас в подъезде зажигать не принято, сумерки сгущались, а дверь в квартиру уже была открыта. Мисье грабитель, все условия для Вас созданы. В руках он что-то держал, присмотревшись, я поняла что это футляр для скрипки. «Уличный музыкант?» – пронеслось у меня в мыслях.
– Вы почти правы, – ответил незнакомец, ¬– игра на музыкальных инструментах на площадях и улицах города – одно из моих увлечений.
Но я ничего не произносила или моя усталость меня довела до такой степени рассеянности, что я уже не замечаю того, что делаю.
– Нет, нет, не переживайте, – улыбнулся незнакомец в ответ на мой недоумевающий взгляд. В его улыбке скользнуло какое-то утонченное и неподдельное добродушие, словно из тесной и темной комнаты приоткрыли дверь в более теплое и уютное помещение. – Вы действительно ничего не сказали, – продолжал он. – Да и не надо ничего говорить – не в каждом слове истина. Слово зачастую – лишь путь к истине. А я могу описать весь Ваш сегодняшний день с утра до настоящего момента.
Ещё не лучше, оказывается, за мной следят. Что нужно этому шарлатану от меня?
– Да, нет же, я не шарлатан. Вот послушайте.
Он вынул инструмент из чехла и заиграл. Музыка очаровывала, в игре чувствовалась рука мастера, и, самое главное, мелодия была до боли знакома, но я никак не могла вспомнить ни композитора, ни названия. Однако воспоминания, словно неожиданный прилив, хлынули в мою память. Вот этот портовый городок, куда меня судьба забросило на неделю, а вот аллея, где с недоверием впервые посмотрела на тебя, а вот подмостки старинного театра, из которого мы выходили и уже не мыслим своей жизни друг без друга…, полустанок и торопливый отъезд. Я не успела выразить даже благодарности за подаренные цветы и, более того… Странное свойство нашей души – предчувствие или интуиция. Ледяная и бесспорная вещь несмотря на своё южное происхождение, и хоть как ей доказывай обратное, она будет стоять на своем. И, самое страшное, окажется права. Когда я зашла в вагон, меня пронзило: «Это всё – встречи больше не будет!». Междугородний звонок никого и ничего не спас…
Я прервала воспоминание и с недоумением посмотрела вокруг. Как же я не заметила: с порога мы переместились в комнату. Дверь в квартиру была заперта изнутри, мы уже сидели за накрытым (всё, что было в печи и холодильнике, замечу, весьма негусто) столом. Музыкант продолжал играть, но меня не удивила эта смена обстановки, теперь казалось, что оно так и должно быть. Более того, именно в этих минуты чувствовалась настоящая жизнь, а наша суета с её бессмысленной беготнёй и зависимостью от несуразных обстоятельств, ощущалась как псевдореальность. Только и хотелось молить: «Продлись, продлись, очарованье!».
Когда мелодия дозвучала, музыкант сделал паузу и выжидательно посмотрел на меня. Мне показалась: его настораживает, что я до сих пор не произнесла ни слова.
– Кто Вы, – торопливо спросила я, боясь показаться невежливой и провалиться в густое безмолвие. Не хотелось ни о чём говорить. Столько смысла и душевных сил было в этих волшебных звуках, что было страшно разрушить нестройной речью эту удивительную музыкальную душу-ткань. Словно некое ранимое безграничное невесомое бестелесное существо наполнило собой комнату, пронизывая в ней всё и нас в том числе.
Мой собеседник снова улыбнулся светлой тонкой застенчивой улыбкой, только на этот раз в ней просквозило что-то горьковатое:
– Бернардо Сальваторе – добрый волшебник, – с некоторым смущением произнёс он.
«Шутник, – я снисходительно улыбнулась, – лирикам чувство юмора придаёт особое очарование».
– Вот и Вы мне не верите, а впрочем мне не верит никто. Так что нет повода для расстройства.
– Вы итальянец, – я попыталась поддержать мнимую шутку.
– В некотором роде да, хотя это не имеет значения.
– Сеньор Сальваторе, где Вы так хорошо научились говорить по-русски.
– Честно признаться, я уже не помню, для меня это не особо значимое событие, а все незначительные события уходят из памяти, если живёшь не первую тысячу лет. По правде говоря, я и возраста своего уже не определю.
– Счастливые часов не наблюдают? – мне казалось надо из всех сил держать мажорный тон разговора.
– Счастливые часов не наблюдают – они считают минуты, – тон волшебника-самозванца был серьёзен и строг. – И, увы, я сбился со счёту. Но клянусь, за несколько тысяч лет в моей жизни не было ни одной несчастливой минуты.
– Тотальное счастье! – вылетело слово-неворобей, и мне стало стыдно за эту неопрятную птицу.
Волшебник понял меня, вновь улыбнулся свой светлой добродушной улыбкой и заиграл. И тут я начала осознавать, что значит быть счастливым каждую минуту, сколько нужно сил, внимания вдохновения, терпения, чуткости, чтобы влиться в душу, явление природы, деревце, травинку, улочку, неказистый дом, хромую судьбу, восполнить и тем самым восполниться. Звуки несли меня в тот городок, убогое пространство стесненной комнаты уже не давило, я уже ощущала простор и силу движения, как в детстве на качелях, когда хочется всё выше и выше подняться к небу и ничем не укрощать полёта. Я летела вслед за звуками туда, где нет притворных лицемерных улыбок, где нет ущербных, внушающих недоверие фраз, где ничто не омрачает и не искажает человеческих отношений, где нет ни грабителей, ни запертых дверей, где не знают игры в прятки. Ласточка-электричка, верни меня на тот полустанок. Верни три заветных минуты, которые украли ушлая дама суета, безмозглая вера в тотальное счастье и станционная смотрительница оторопь.
И тут из памяти выскользнула одна деталь: у подножия виадука, по которому мы спешили на перрон, стоял музыкант со скрипкой в руках. Я вспомнила его лицо…
– Так это были Вы?!!
Никто мне не ответил. Я слишком увлеклась воспоминаниями и не заметила, как мой собеседник ушел: рассвет уже занимался, окно было приоткрыто, и на карнизе в ожидании сидел пестрый голубь. Я собрала со стола остатки вечерней роскоши и поднесла птице.
И вдруг где-то внизу зазвучала знакомая мелодия, та самая, услышанная вчера на пороге собственной квартиры. Я вспомнила, кому она принадлежала – Ференц Лист "Утешение". Я стремительно сбежала вниз. Возле магазина музыкант играл на скрипке, что-то знакомое было в его фигуре. Я приблизилась. Это был один из городских уличных скрипачей, которые кочуют с места на места по неведомым среднестатистическому горожанину законам. Проходя мимо, я взглянула в его лицо, что-то знакомое показалось мне в его горьковатой улыбке.
– Игра на музыкальных инструментах на площадях и улицах города –это одно из моих увлечений донеслось откуда-то с пятого этажа.
Кто произнёс эту фразу – Бог его знает. Высоко в небо взвился голубь, его полёт был красив и уверен. Так может летать только существо, от природы наделённое этой способностью, и никакой механический аппарат не воспроизведёт ничего подобного.