Моё имя - голос в ночи, хлебы в печи, шуршание крыл.
Клёкот горячей лавиной, вулканною пылью осел на траву и остыл.
Падает каплей в песок звук отцветающих розами утренних зорь
Слово моё - древних морей забытый абрис, невольный узор.
Дугообразные воды Гольфстрима проносятся, чуждые, мимо и мимо.
Тестом слоёным - небесные хляби: они повседневностью очень ранимы,
Снегом, дождём, космонавтикой... Тверди земные тоже грустят, ожидая.
Тесно слову - оно улетает. Шёпотом, рокотом слово витает.
Или же я, порождая звучание крыл, не прощаясь, опять исчезаю.
Кружится, кружится белый-пребелый, грустный-прегрустный
Золушкин вальс. Дети мои! Не взыщите!
Но звуки проявленных слов оставляю на вас.
Моё слово - растущее в колос зерно, хмель, молодое вино,
Хаос творящий, всё, что во мне от небес и земли взращено.
Моё слово - шмель одинокий, песни дороги, тайны тревоги...
Я приношу вашему слуху звук. Оставляю.
Я не святая, Не ангел, не божий посланец:
Я - звук трепета сердца и рук.
Но я равнодушна к слову великому, вечному!
Или напротив?
Вечен лишь водопад, стихии...
Слабость и сила холодного пота.
Слово моё незаконное, обыкновенное, кажется, смертно,
Как молодая роса, синий подснежник, трепет осенней осины,
Как, надоедливый слуху и нервам усталым, зуммер осиный.