Я менее минуты пробыл вне -
и возвратился, странно улыбаясь:
не конвульсивно, но светло, спокойно,
как бы вполне осознанно — настолько,
что даже дама-реаниматолог,
вернувшая меня таким разрядом,
что от груди полдня несло паленым,
спросила без иронии -
- Что видел?
Но я не видел ровно ничего,
ни тьмы, ни света, ни теней в туннеле,
ни дайджеста зазря пропавших лет,
а канул в абсолютное Ничто -
такой и мнится полная свобода
душе, способной быть или не быть.
Стоял октябрь, кристальный и бездонный.
Тем утром с неба рухнул ранний снег
и воздух тек в меня, как мед студеный,
а слаще ничего под небом нет.
Без лишних черт и тайн и линий к спектру
открылся свет, приняв меня назад.
Есть многое, Гораций, что не к спеху
узнать — как мест, куда не опоздать.
А здесь - нам жить наперекор летам,
покуда нас до обуха не сточат.
Лишь грустное лицо моё не хочет
терять улыбки - обретенной там.