Джеймс себя чувствует вдруг влюбленным мальчишкой, совсем запутавшимся юнцом.
Эмили в этом момент – под солнцем растаявшим леденцом.
Джеймс нежно держит ее за талию, и продохнуть боится, бросить какой-то случайной фразой, небрежно выроненным словцом.
Он где-то хорохорится, где-то шутит, - в общем, держится молодцом. Эмили Джеймса невольно сравнивает с отцом.
Нет ничего: ни времени, ни дороги, ни общей пережитой беды. Слышатся где-то дальние разговоры и плеск воды. Видится лунный свет, и чьи-то спутанные следы. А в остальном – ни понедельника, ни вторника, ни среды.
Джеймс восхищенно смотрит и гладит Эмили по руке. Эмили забывает свое тепло на его щеке. Оба себя ощущают как будто рыбы в одной реке.
Джеймс вспоминает, как это – быть отчаянным и хмельным. Вроде бы осень, думает Джеймс, но с признаками весны. Эмили робко кончиком языка исследует гладкость его десны.
Кожа от кожи плавится, словно олово под огнем. Эмили думает – пусть, пожалуйста, пусть я останусь в нем. Смехом счастливым, солнца игривым прыгающим лучом. Джеймс себя чувствует мальчиком – он не думает ни о чем.
Завтра Джеймс испарится – случайной лампы случайный Джинн. Было бы глупо мямлить, мол, может, бросим все и сбежим: Джеймс – он примерный муж и отец, и с этим ли им шутить.
Эмили понимает: пора очнуться и уходить.
Эмили уезжает, спокойно бросив через плечо: мол, доброй ночи, Джеймс, и не провожай меня – вот еще. Джеймс согласится сонно, коснется взглядом ее щеки, Джеймса ничто не выдаст, - ну, кроме сжатой его руки.
Джеймс с каждым шагом словно становится все старей. Он добредает сгорбленным стариком до своих дверей. Джеймса давит вина и счастье, восторженность и вина. Джеймс вспоминает: давно не гулял по улице допоздна.
Эмили едет домой, у нее там кошка и замковое Бордо. Эмили делит вдруг жизнь на «после Джеймса» и «Джеймса до».
Эмили засыпает, и тут ей снится, что на песке
Тихо лежат две рыбы, мальчишкой пойманные в реке.