в последний раз, касаясь низких волн,
я думал о ракушках и цветении
речной воды в моей ладони: мол,
не за горами осень; и две тени,
теряя четкость собственных границ,
прощупывали Т-образный мыс.
ракушка перекатывалась по
ладони словно кнопка валидола
во рту; и мне мерещился Господь
в конце несуществующего мола.
ты что-то выплетала из косы,
кормила псов и делала усы
из влажного песка слуге, и он
преображался в чаплина, эйнштейна
(похожий, впрочем, только языком).
блестели банки, и ржавел контейнер,
в котором ночью лился парафин
очередного гекльберри финна.
взгляд наверх – и по небу скользит
сводимый к мысли о себе пернатый.
ввиду масштабов. визуальный бзик:
его там нет, но быть ему там надо.
а ты дивилась, разглядев ещё
в воде того, кто выглядел лещом.
теперь всё по-другому, ибо тьма
событий поспешествовала счастью
аборигенов: вовсе нет дерьма
на современном пляже, может статься,
что даже чайки терпят. светлый мол
глазное дно, приблизив, расколол.
и как ни щурься, там, в конце него,
как и в начале,
рядом –
никого.